Мы с Кристин почти совсем не спали в ту ночь. Мы попрощались, сказав друг другу лишь несколько слов, и с первым светом утра отправились на конюшню, куда Ирдан пришел проводить меня вместе со всей семьей. Я в последний раз обнял Кристин, затем сел на серую кобылу, которая, всхрапнув, заходила подо мной ходуном, словно танцуя. Я поднял руку в прощальном салюте и пустил свою строптивицу рысью. Я не оглядывался.
Трирсбри остался уже не менее чем в лиге позади меня, когда до меня донесся стук копыт. Я держал направление в сторону побережья, надеясь, что морской пейзаж хоть как-то развеет мою печаль. Дорога, которая, извиваясь змеей, пересекала поросшую пробковыми дубами долину, была достаточно широкой, и я видел всадника, который быстро приближался ко мне. Я остановился, подумав, что, возможно, это вестовой из Трирсбри, очевидно, я зачем-то понадобился Ирдану. Утро было яркое, и я, вглядевшись во всадника, понял, что это, по крайней мере, не Кристин, чьи светлые кудри я признал бы сразу. Стоя посредине дороги, я разглядел незнакомого гнедого жеребца и сидевшего на нем человека, кожаные одежды которого изобличали в нем военного. Когда он приблизился, я узнал Баруса. Я было уже схватился за свой посох, как вдруг передумал. Какой вред мог нанести мне сотник? Не следовало первым делать в отношении него враждебный шаг.
Он резко и грубо остановил своего коня, заставив животное завертеться на месте, поднимая клубы пыли. Доспехов на Барусе не было, а его длинный меч болтался на спине. Сотник молча уставился на меня, лицо его не сулило ничего хорошего. Конь заржал, и я заметил, что шею и грудь животного покрывает желтоватая пена.
Я сказал:
- День добрый, сотник.
Он же ответил:
- Думал, что можешь просто так уехать, даже не рассчитавшись со мной, Сказитель?
Я сдвинул брови и, хотя причина была мне известна, спросил:
- Что значит "не рассчитавшись"? За что?
Он пояснил:
- За оскорбление. За… Кристин.
Я понял, что заблуждался, полагая, что он не может причинить мне вреда. Я вгляделся в его лицо, ожидая увидеть на нем выражение, которое предшествует нападению. Я подумал, что, прежде чем я сумею вынуть свой посох из крепления, он сможет выхватить свой меч и ударить меня им. Я сжал коленями бока своей кобылы, и та, привыкшая к схваткам, издала ржание, точно бросая вызов врагу, и пошевелила ушами. Конь Баруса отозвался храпом и завращал глазами. Сотник, подумал я, изрядно подзагнал своего жеребца, так что сейчас из него боец неважный. Тем не менее сражаться мне не хотелось.
Я сказал:
- За нанесенное мной оскорбление я уже принес свои извинения. Что касается Кристин, то она женщина свободной воли и может сама делать свой выбор.
Сотник раздувал ноздри не хуже, чем его конь. Глаза Баруса сузились. Головного убора на нем не было, черная шевелюра стала мокрой от пота. Я подумал, что достаточно одного хорошего удара по его голове - и сражение будет выиграно, но вместе с тем удачный выпад его меча мог также решить все дело. Посох, подобный моему, очень эффективное оружие (в этом и причина того, что в школе нам, бродягам, выдают именно такие вот шесты), но пользоваться им лучше всего в пешем бою. Я подумал, что, если схватка станет неизбежной, мне надо попытаться заставить своего противника принять бой на земле, а не в седлах, что поможет мне сразить его раньше, чем он сумеет достать меня.
Он сказал:
- Твой проклятый язык Сказителя заморочил ей голову. Если бы ты не приперся в Трирсбри…
Я пожал плечами и ответил:
- Вот меня уже нет в Трирсбри, так лови свою удачу.
Он повел головой в сторону, не отрывая своего взгляда от моего лица.
- Слишком поздно, - сказал Барус. - Что сделано, то сделано.
Я возразил ему:
- Во имя Божье, Барус, это же бесполезно, чего вы добьетесь схваткой со мной?
Он решил уточнить свои намерения:
- Схваткой? Нет, Сказитель, я убью тебя.
Я игнорировал это замечание и продолжал:
- Ирдан снимет с тебя голову. А если ты думаешь, что, убив меня, сможешь заполучить в свою постель Кристин, то сразу скажу тебе, что надеешься зря.
- А откуда они узнают? - спросил он и улыбнулся так, что я подумал, что смотрю в пасть скалящемуся волку. Он показал своим грязным пальцем в направлении леса: - Если я оттащу твое тело туда и брошу его среди деревьев… Повелители Небес, может, просто грабители. Как бы там ни было, пройдет время, прежде чем тебя найдут.
- А как же моя лошадь? - поинтересовался я. - Она ведь вернется обратно в конюшню, а это не может не настораживать.
Это заставило сотника задуматься, как я и надеялся. Он, в конце концов, был одним из членов военного братства Ирдана, а солдат не может не уважать лошади, так что, прежде чем убить лошадь, он еще подумает.
Тут я мог оценить не только его злобность, но и коварство. Сотник плюнул и сказал:
- А лошадь твою я стреножу. Ей понадобится немалое время, чтобы освободиться.
Кобыла, точно понимая, о чем идет речь, задрожала подо мной, и я подумал, что она, пожалуй, слишком испугана для того, чтобы сражаться на ней. Потом я подумал, что Барус видел меня в пешем бою, вероятно, он не предполагает, что я куда слабее в конной стычке. Настало время вспомнить уроки и поблагодарить за учебу Клетона и Керана. Именно он был первым, кто сказал мне, что злоба может сослужить в схватке плохую службу, иногда она ослабляет человека, ярости лучше гореть холодным пламенем.
И я сказал нарочно:
- И ты снизойдешь до убийства как простой разбойник? Знает ли Ирдан, что сотник его столь обделен честью?
Я отпустил поводья своей кобылы и ударил ее каблуками в бока, и она - о милое созданье! - заржав, рванулась прямо на гнедого жеребца.
Лошадь моя грудью ударила попятившегося было коня. Скачка утомила его, и он был не так скор. Он заржал в свою очередь и потерял равновесие. Барус зашатался в седле, и удар его меча со свистом разрезал воздух. Не теряя времени, я выхватил свое оружие и, хотя нанести серьезный удар из такого положения не мог, все-таки ткнул концом посоха в грудь сотника. Барус издал звук, средний между воплем ярости и криком боли. Я снова сделал выпад, и сотник рухнул на землю.
Я выскочил из седла, обогнул мою храпящую кобылу, предоставляя животному возможность разбираться с его собственным противником. Барус начал подниматься на ноги. Теперь его уродливое лицо не напоминало уже морду пса или волка, скорее его можно было сравнить с загнанным в угол диким вепрем, готовым на все в своей слепой ярости. И не менее, чем вепрь, противник мой был быстр и могуч. Он увидел, как я замахнулся, целясь ему прямо в голову, но сумел не только отбить удар, но и подняться на ноги. Моя надежда на быструю победу улетучилась немедленно. Я перехватил посох, держа его обеими руками на уровне груди.
Барус зарычал и, взявшись за рукоять своего меча обеими руками, обрушил на меня сильнейший удар. Я принял его на свой посох. Просушенное дерево гикори не уступает в прочности железу, и сделанный из него шест, кроме всего прочего, покрывали металлические кольца. Мы оба отошли на шаг назад и уставились друг на друга, точно оценивая взаимные возможности.
Я сказал:
- Один вопрос, Барус, тот, на который ты так и не ответил. Твоя мать знает, кто твой отец?
Ответом на это стал следующий удар. Я сказал:
- В замке существует всеобщее мнение, Барус, что ты никогда не сможешь добраться до Кристин. Все смеются над тобой.
Это было оскорбление (очень наглое, как и первое, но я сражался за свою жизнь), и оно сослужило мне неплохую службу. Сотник с диким воплем кинулся на меня, осыпая ударами. Первые из них я только отражал, но потом стал наносить ответные, ударяя его по ребрам и предплечьям. Барус был не только искусным фехтовальщиком, но и чрезвычайно сильным человеком. Я понимал, что ему достаточно нанести мне всего лишь один точный удар, чтобы закончить схватку победой. Однако и я со своим оружием в руках тоже был не лыком шит. Дрался сотник с большой яростью, а она, как не раз говаривал нам Керан, быстро истощает силы. Я же оставался холоден и расчетлив. Все было похоже на то, как я когда-то сражался против Повелителей Небес в Дюрбрехте. Я воспринимал Баруса как препятствие, бездушную штуковину, объект для вымещения моей холодной ярости.
Мы разошлись в стороны. Противник мой уже тяжело и часто дышал. Слюна текла ему на подбородок. Я сказал:
- Кристин говорила мне, что, чем лечь с тобой в постель, она скорее…
Фразу эту мне закончить не удалось. Кипя безумной яростью, Барус ринулся в страшную атаку. Длинный меч, казалось, ничего не весил в его руках. Мне пришлось перейти в оборону, посох мой дрожал и вибрировал у меня в руках, искры летели в разные стороны снопами, когда сталь ударялась о металлические ободки на дереве. Я отступал, сознавая, что у меня за спиной находятся две довольно озлобленные лошади. Я полагал, что, хотя драться они и перестали, мне не следует позволять своему противнику загонять меня между ними или под их копыта. Я совершенно небезосновательно считал, что моя кобыла может с не меньшей вероятностью лягнуть меня, чем сотник прирезать. Я отбил удар и сделал выпад, угодив сотнику в локоть. Я увидел, как от этого удара лицо Баруса побледнело, позволил ему сделать еще пару шагов и снова ударил в тот же самый локоть.