* * *
Проснулся я рано и сразу же с удовольствием подумал о том, где нахожусь. Не горит тусклая, прикрытая газетой лампа, не зевает под нею, вывихивая челюсти, мой сосед по студенческой квартире, и в окна не сочится белесый рассвет, сулящий одни лишь хлопоты да неприятности.
Нет, я у себя в имении, в усадьбе "Осинки", полновластным хозяином которой назначен судьбой в лице моего покойного дяди.
Мне вздумалось умыться на заднем дворе, плеская себе в лицо холодной водой из таза. Я читал в книгах, что так поступают все заправские деревенские жители. Затем, вернувшись в комнаты, я устроился выпить горячего кофе. Кухарка Планида сварила мне кофе на славу - крепкий и наверняка с табачным зельем, потому что с первого же глотка он возымел сокрушительно ободряющий эффект: казалось, я никогда и не спал; более того, казалось, я никогда больше не засну, и даже в мыслях того иметь не буду. Второй глоток, как мне почудилось, уничтожил всякий сон на всей планете.
Спустя короткое время ко мне вошел Витольд с блокнотом в руке.
По виду моего управляющего невозможно предположить, что он вообще когда-либо почивает от трудов или бывает ими утомляем: на нем была вчерашняя одежда, держался он в точности как вчера, и новый хозяин имения, очевидно, не представлял для него ровным счетом никакого новшества.
- Каковы будут распоряжения насчет багажа? - осведомился Витольд, даже не сделав вид, будто его интересует, хорошо ли я отдохнул и удобно ли спалось мне в дядиной опочивальне.
- Какого багажа? - не понял я.
- Вашего багажа, Трофим Васильевич, - пояснил Витольд. - Вы ведь вчера без всякой поклажи прибыть изволили. Я Мурина с шести утра отправил дежурить к перекрестку, чтобы помочь с разгрузкой.
Он произнес это без малейшего сострадания к бедному Мурину, которого ни за что ни про что подняли в такую рань.
- Так ведь… Для чего же вы, меня не спросясь, так поступили? - Я был сильно раздосадован.
Я надеялся, что разговор о моем предполагаемом багаже останется между Витольдом и мной и что никто из прочих слуг не будет посвящен в подробности моего материального состояния. Но посылка Мурина с подобным поручением уничтожила всякую возможность моей жалкой хитрости.
- Помилуйте, Трофим Васильевич, - произнес Витольд, - вы вчера так утомились, что никаких указаний на сей счет не оставили. Тревожить вас я не решился - кстати, напрасно вы подозреваете во мне отсутствие гуманизма, - однако, согласитесь, с багажом вечно выходят всякие недоразумения. Неприятно бы вышло, если бы компания грузоперевозок доставила багаж, а возок никто бы не встретил. Они ведь вредные, Трофим Васильевич, - прибавил Витольд совершенно человеческим, смягчившимся тоном, - могли бы и обратно уехать. Плати потом по двойному тарифу за второй прогон. Покойный Кузьма Кузьмич никогда себе бессмысленных трат не позволял и меня приучил строго следить, чтобы таковых не случалось.
- Умно, - пробормотал я и сделал третий глоток ошеломительного Планидиного кофе.
- Судя по всему, багаж еще не прибыл, вот я и хотел справиться: на который час вами был заказан грузовой транспорт?
Я смотрел в равнодушные глаза моего управляющего и прикидывал, как лучше поступить: сознаться в том, что у меня вовсе никакого багажа не было и нет, или же свалить все на разбойников. Витольд терпеливо ждал ответа, нимало не беспокоясь моей душевной борьбой. В конце концов, я решил сказать правду - так показалось менее хлопотно:
- Никакого багажа не существует. Все имущество мое, которым я владел на момент получения наследства, легко уместилось в небольшом саквояже.
Витольд, следует отдать ему должное, и бровью не повел.
- А что саквояж? - осведомился он, сделав пометку в блокноте.
- Скажите, Витольд, вы слыхали такое имя - Матвей Свинчаткин? - осведомился я и с удовольствием увидел, что мой управляющий наконец-то расстался со своим безразличием. Он чуть покраснел, брови его сдвинулись, и он как-то особенно дернул ртом, словно к нему вернулось некое болезненное воспоминание.
- Да, - сказал наконец Витольд. - Это имя мне знакомо.
- Может быть, вы и самого Свинчаткина встречали?
- Я его видел, - сказал Витольд. - Издали. Лицом к лицу не доводилось.
- Ну так а я с ним сходился вот как с вами, - я не смог удержаться от некоторого бахвальства, - и имел непродолжительную беседу.
- Вследствие которой лишились саквояжа, - заключил Витольд, к которому вернулась его насмешливая невозмутимость.
- Можно выразиться и так.
- А что, - удивился Витольд, - можно выразиться как-то иначе?
- Нет, вы правы, - сдался я. - Свинчаткин со своими краснорожими бандитами остановил мой возок, а когда я вышел наружу для объяснений, обобрал меня до нитки.
- Так уж и до нитки, - усомнился Витольд.
- По-своему этот бандит был довольно вежлив, - признал я. - Он оставил мне реликвии, которые имеют огромную ценность для меня и никакой - для любого постороннего человека.
- Бархатный альбом с дагерротипами? - прищурился Витольд.
- И обручальные кольца моих родителей.
Витольд долго смотрел на меня сквозь очки, потом снял их, протер платком и вновь водрузил на нос. Взгляд его стал от этого как будто более ясным и проницательным.
- Вот так запросто оставил вам золотые кольца? - переспросил он. - Сомнительно…
Я покраснел.
- Вы сомневаетесь в моих словах?
- Что вы, Трофим Васильевич, да как я смею в них сомневаться!.. - сказал Витольд так скучно, что я даже растерялся. - Вовсе нет. К тому же и кольца эти при вас, я вчера видел коробочку на полу. Выпала из кармана пиджака. - Он кивнул в сторону двери. - Лежит на туалетном столике в умывальной.
Я скрипнул зубами.
Управляющий прибавил:
- Да только сомнение меня берет, что он вам это оставил по доброй воле. Вероятно, возникли еще какие-то обстоятельства, дополнительные…
Витольд ни на мгновение не заподозрил меня в способности дать бандитам достойный отпор. Что ж, это было справедливо, хоть и обидно.
Впрочем, следующие слова управляющего немного смягчили удар.
- Может быть, у вас имелся лучевой пистолет, Трофим Васильевич? - спросил Витольд. - Если вы его оставили по забывчивости в возке электроизвозчика, то могут возникнуть неприятности. У вас ведь нет официального разрешения носить подобное оружие?
Я молчал.
Витольд вздохнул, устало, как будто замучился объяснять очевидные вещи.
- Вы напрасно со мной скрытничаете, Трофим Васильевич. Я вам дурного никогда не сделаю. А вот вы себе сильно навредить можете - по незнанию здешнего положения дел.
- Да я, собственно, и не скрытничаю, - я развел руками. - Ну да, Свинчаткин остановил мой возок. Попросил выйти наружу и отдать саквояж. Я подчинился. Он осмотрел саквояж и вернул мне альбом. Его краснорожие - уж не знаю, где он таких выкопал, - топтались поблизости, но никаких враждебных действий против меня не предпринимали.
- Свинчаткин что-нибудь вам сказал? - допытывался Витольд.
- Что-то вроде: "Ты теперь богатый, а мне твои вещи нужнее".
- И никого там больше не было, на дороге?
- Почему вы об этом спрашиваете?
- Возможно, кто-то его спугнул. Это объяснит небрежность обыска. Видите ли, Трофим Васильевич, Свинчаткин орудует в наших краях уже несколько месяцев. У меня была возможность узнать его способ действий. Он умен и наблюдателен, никогда не кровожаден, редко даже бывает просто невежлив. Обыкновенно он останавливает одиноко едущие возки, быстро осматривает их, забирает деньги, драгоценности и необходимое для жизни, например, продукты или одежду. После этого прощается и позволяет путникам продолжать поездку. По отзывам всех ограбленных, утаить от него деньги оказывалось немыслимо: он как будто видит насквозь и безошибочно указывает тайники. Пару раз ему удавалось завладеть значительными суммами.
- Как такое возможно? - удивился я. - Ведь никто теперь не носит при себе наличные.
- Кое-кто носит, и гораздо чаще, нежели принято считать, - заверил меня Витольд. - Далеко не все доверяют банкам - это раз. И два - далеко не все считают желательным давать кому-либо отчет в передвижении своих денег. Полагаю, Свинчаткину также известна эта статистика.
- Он произвел на меня впечатление ухоженного человека, - заметил я. - У него, знаете, зубы совершенно белые. Довольно необычно для простого мужика и грабителя с большой дороги.
Я ожидал, что Витольд опять блеснет какими-либо познаниями на сей счет, но управляющий промолчал и заговорил немного о другом:
- Поэтому я и удивился, узнав, что Свинчаткин оставил золотые кольца при вас. Утаить вы их от него не сумели бы, оказать вам такую милость он бы не захотел; остается последнее - его что-то спугнуло. Лучевика у вас, как вы утверждаете, не имелось.
- На дороге появились еще люди, - сознался я. - Двое. Теперь я думаю, что это странно, потому что Свинчаткин со своей бандой легко мог бы припугнуть их и отогнать от меня; но нет - он сам выглядел, по-моему, испуганным.
Теперь, когда я восстанавливал в памяти всю картину, мне казалось, что я точно вижу страх в голубых, широко расставленных глазах Матвея Свинчаткина.
- В любом случае, - заключил я, - сразу же после появления тех двоих Матвей и его краснорожие сбежали.
Витольд насторожился.
- Как они выглядели, те двое?
- Мужчина и женщина. Она намного старше, чем он, но держались как любовники. Не по-родственному, я хочу сказать.
Я просто упивался моей проницательностью, истинной или мнимой.
- Они с вами заговаривали? - настойчиво продолжал расспрашивать Витольд.