Кристофер Сташеф - Шаман

Шрифт
Фон

И было так - первыми явились в мир Улины, Старшая Раса, те, что стояли ниже одних лишь богов. И могущественнейшие из Улинов вступили тогда в великую войну. Имя одному - Улаган Багряный, и желал он обратить людей и эльфов в покорных и бесправных рабов. Имя второму - Ломаллин Зеленый, и встал он на защиту Младших Рас, которые любил, как детей своих. Но не всесильные эти титаны решили исход войны, а человек Огерн, что, в жажде отмщения, дерзнул мечом переписать судьбу мира…

Содержание:

  • Пролог 1

  • Глава 1 1

  • Глава 2 3

  • Глава 3 5

  • Глава 4 8

  • Глава 5 10

  • Глава 6 12

  • Глава 7 15

  • Глава 8 17

  • Глава 9 19

  • Глава 10 21

  • Глава 11 24

  • Глава 12 26

  • Глава 13 29

  • Глава 14 31

  • Глава 15 34

  • Глава 16 36

  • Глава 17 39

  • Глава 18 41

  • Глава 19 43

  • Глава 20 46

  • Глава 21 48

  • Глава 22 51

  • Глава 23 53

  • Глава 24 56

  • Глава 25 58

  • Глава 26 60

  • Глава 27 62

  • Глава 28 65

  • Глава 29 67

  • Глава 30 69

  • Глава 31 71

  • Глава 32 74

  • Эпилог 75

Пролог

- Огерн тогда был самым обычным человеком, - сказал старик Лукойо. - Но это было тогда…

Лукойо - тощий старик с длинными, остроконечными ушами, отличался проворностью, ловкостью и умом. Он рассказывал историю пятерым детишкам, ушки которых были заострены едва заметно. Глаза старика сверкали. Чуть поодаль, около ревущего очага, болтали молодая женщина и старуха, время от времени устремляя на детишек и старика любящие взгляды. Длинные волосы скрывали уши женщин, но молодая чем-то неуловимо напоминала старика - то ли ловкостью, то ли хитроватым блеском глаз. Ростом она была пониже старухи.

- А в тот раз ты говорил, будто он большой-пребольшой, дедуля, - закричал старший из детишек.

- Большой, большой, а как же! Самый здоровенный в своей деревне - и ростом, и силой! Он был не только охотником, но и воином, но он не был улином.

В длинном доме зашевелились члены семейства, побросав свои дела, они стали собираться около старика и детей. Глаза у многих светились неподдельным интересом. Конечно, эту историю они уже слыхали, но в такие дни, когда за окнами завывал зимний ветер, старые рассказы и домашний очаг представляли собой нечто большее, нежели просто тепло и присутствие близких.

- Улины были богами, - хитренько улыбнулась старшая из девочек.

И наверное, угодила по больному месту, потому что старик покраснел и воскликнул:

- Вовсе нет, хотя в то время все так думали, даже сам Огерн! Даже я! Правда, Дариад объяснил ему, что это не так, что улины только выше и сильнее нас и от рождения умеют творить чудеса. Но Огерн сказал мне: "Не вижу большой разницы, Лукойо. Сверхлюди они или боги - что с того? Все равно они могут убить любого, лишь только глянут на него". Ну а когда мудрец ему по-другому все втолковал, вот тогда-то Огерн ему поверил.

- А мудреча он как повштречал, дедушя? - прошепелявил самый младший из внуков. Даже он знал, как поддразнить деда.

- Ах! - вздохнул Лукойо, и лицо его стало ужасно огорченным. - Во времена печали, во времена бед - вот когда Огерн его повстречал!

Дети смотрели на деда горящими глазами. Они притихли.

- Они завели его, - шепнула молодая женщина старухе.

- Это верно, но ведь это так просто? Ладно, давай послушаем, чего он наплетет на этот раз.

Между тем глазки старухи радостно поблескивали: чувствовалось, она совсем не против в который уже раз выслушать из уст мужа историю их знакомства.

Глава 1

В ушах у Огерна зашумело, в глазах потемнело. Он крепче сжал маленькую руку Рил, словно единственную реальную вещь в мире, вдруг ставшем таким ужасным, - Рил так и сказала про этот мир. Огерн старался забыть ее слова, но они звенели и звенели у него в ушах.

- Не жди, - нарушила молчание Рил после стонов, вызванных очередной схваткой.

Когда схватка заканчивалась, Рил продолжала говорить, как будто ничто и не прерывало ее речь. Но Огерн видел страх в глазах жены, и его пробирал озноб.

- Если я умираю, не… жди… когда мой дух оставит меня… Разрежь мое тело… рассеки ножом… и освободи ребенка… - Рил снова дико закричала: началась новая схватка.

Огерн обнимал жену, стараясь не сжимать ее руку слишком сильно. Она страдала, и он страдал вместе с ней. Схватка закончилась, Рил простонала:

- Если мне суждено умереть, пусть хотя бы она… живет.

Казалось, ребенок сражается за свою жизнь уже несколько часов, стучится в ворота, которые ему не открывают. Огерн озлился и тут же сам себя выругал: при чем тут ребенок, разве он знает, что он делает своей матери? Он просто хочет жить, как все люди! В горле у Огерна пересохло. Он сглотнул слюну и сжал обе руки жены.

- Нет, милая. Пока мы живы, боги продолжают вести нас по жизни. Времени вытащить ребенка хватит и после того, как ты перестанешь дышать, но ты не перестанешь, конечно же, нет! И конечно, ребенку безопаснее внутри тебя! И мы должны верить в то, что боги не заберут тебя, не будут так жестоки: ты еще очень молода, - но Огерн прекрасно знал, что забирали и помоложе. Но он постарался отогнать это воспоминание и только прошептал: - Помни, если мы вытащим ребенка сейчас, ты можешь умереть, и дитя тоже может умереть! Но если тебе удастся продержаться до рождения малышки, дождаться того мига, когда она задышит сама, тогда и ты, и она встретите весну.

Рил собралась что-то ответить мужу, но он приложил палец к ее губам.

- А теперь молчи. Трудись тогда, когда твоему телу положено трудиться, а когда можешь - отдыхай. Ради ребенка. Ради меня.

Тело Рил напряглось, она вскрикнула и так крепко вцепилась в руку Огерна, что тот поразился, откуда столько силы в таких хрупких пальцах. Когда Рил обмякла, она долго не могла отдышаться и смотрела на мужа широко раскрытыми одичалыми глазами, в которых стояла смерть. Огерн в страхе вглядывался в жену. Его спасло то, что кто-то положил руку ему на плечо. Он дико взглянул на пришедшего… на него с пониманием и состраданием смотрела седовласая старуха. Старуха поманила его и отвернулась. Огерн проводил глазами старуху, потом вернулся взглядом к маленькой руке жены, бессильно лежавшей в его руках, к ее закрытым глазам, лицу, покрытому капельками испарины.

- Отдохни, любимая, - пробормотал Огерн. - Мардона отсылает меня, но я, как только смогу, снова приду к тебе.

- Иди, - прошептала Рил, но даже глаза не открыла. Она выглядела такой изможденной, такой измученной, что Огерн не сразу решился встать и пойти следом за Мардоной к выходу, отодвигая развешенные шкуры, закрывавшие дом от ветра.

Снаружи лежал белый, чистый снег, приглаженный уже стихшим ветром, небо было чистым - таким чистым, будто звезды погрузили в прозрачный лед. Но Огерн и холода не заметил, потому что увидел тоску в глазах Мардоны.

- Она должна жить! - крикнул он, опомнился, взял себя в руки и прошептал: - Она должна!

- Будет жить - значит, ей помогут боги, - угрюмо буркнула Мардона. - Не сомневайся, я все сделаю, чтобы испросить их помощи, Огерн, но боюсь самого худшего.

Огерн чуть было не схватил старуху за плечи, но снова вовремя сдержался.

- Это не должно случиться!

- Тогда молись! - просто проговорила Мардона. - Это самое лучшее, что ты для нее сейчас можешь сделать. Молись Ломаллину, а уж мы позаботимся о Рил. Внутри тебе делать нечего, Огерн. Ты боишься, и она чувствует твой страх.

Огерн хрипло вскричал и упал на колени.

- Молись, - еще раз посоветовала ему Мардона и ушла в хижину.

Огерн стоял на коленях в снегу. Он застыл, в голове у него было так же пусто и холодно, как вокруг. Огерн смотрел на усыпанную звездами бездну небес - вот одна из множества звезд на небе загорелась ярче других. Он устремил к ней свой взор и мысленно вымолвил: "Ломаллин! Бог людей, защитник человечества! Будь сейчас с нами, молю тебя! Сделай, что в твоих силах, чтобы Рил осталась жива! О Ломаллин, пошли Мардоне мудрость, а ее рукам ловкость, и пошли Рил разрешение от бремени!"

Он говорил и говорил с Ломаллином еще и еще, делился с божеством своими страхами и ужасом. Долго ли, коротко ли Огерн вот так простоял в снегу, он не понял, но наконец он взглянул в сторону леса… и увидел фигуру человека в светлом плаще с капюшоном, отороченным темным мехом. Человек шел по заснеженной опушке кубитах в ста от деревни. Посох вздымался и падал в руке незнакомца.

В сердце Огерна затеплилась искорка надежды - такой надежды, какую он даже боялся почувствовать, но он все же дал искорке разгореться, покачиваясь, поднялся с колен и, спотыкаясь, побежал к человеку в плаще, крича:

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке