Теперь Шахх слушал длиннозубого, затаив дыхание. Это немыслимо! Откуда бы юнец мог узнать о "Пнакотских манускриптах"?! Они были запрещены, тех, кто знал их на память, изымали. И все-таки - длиннозубый сейчас цитировал их практически дословно!
- "В океане времени другие существа - истинные хозяева Земли - жили с самых первых мгновений его существования. Всегда. Для них сила волн и подводные течения - ничто, безделица! Каждый цикл в истории человечества для этих властелинов мира - всего лишь вспышка солнца на закате дня. А само человечество - в лучшем случае племя рабов. Одни используют нас как грубое вместилище для своих разумов, когда решают покинуть пределы дальних миров и направиться в наш. Другие видят в людях поживу, или коридор между чудовищными многомерными пространствами и Землей, или дешевое оружие в борьбе с другими предвечными божествами.
Все они - межпланетные странники, обитатели тонких миров, порождения Хаоса Изначального - относятся с безразличием к тому, на каком витке развития в тот или иной момент находится человечество. Для большинства из них вообще не существует моментов, ибо они живут на всем протяжении времен одновременно! Но и для тех, чья природа хоть немного близка к нашей, не важно, превратились ли мы снова в полуобезьян или возвысились (настолько, насколько мы способны возвыситься). Потому что, если они пожелают, они придут и возьмут свое - или то, что посчитают своим". - Новичок засмеялся хриплым, надорванным смехом. - Если задуматься…
Договорить он не успел: раскатисто чихнул, потом закашлялся. Приторный запах сгустился настолько, что, казалось, стал видимым, придавая воздуху тошнотворный бледно-зеленый оттенок.
Перед глазами все плыло, мысли путались. Слушатели давно уже не молчали - сперва то тут, то там раздавалось смущенное бормотание, затем - громкие выкрики. Громкие и предвкушающие.
В конце концов, самым привлекательным для них были даже не рассказы Шахха. Их манила сама вероятность того, что однажды он совершит ошибку - и тогда…
Точнее, уже сейчас.
Откуда-то с верхних рядов донесся протяжный полувой-полукрик, следом - хохот, в котором не было ничего человеческого. Этот хохот подхватили остальные. Они начали вскакивать с сидений, некоторые уже запрыгнули на парты.
О да, их облик скорее всего напугал бы людей прежних времен! Врожденные пороки и сознательные модификации тел приводили к тому, что у многих лица были обезображены, на руках - по шесть-семь пальцев, иногда - с удлиненными ногтями; кто-то отращивал себе жабры, у других кожа на лбу шелушилась и меняла цвет в зависимости от настроения. Они были дети своего времени… детеныши.
Но, что много страшнее, их внутреннее строение тоже изменилось. Как следствие - изменилась психика. Иногда Шахх думал: может, все эти когти, жабры, гребни привели к тому, что нынешние дети попросту не способны усвоить знания предков? Ведь не могут же обезьяны научиться стихосложению, а рыбы - рисованию…
Взамен они получили другой дар: будучи напуганными или раздраженными, возбуждать друг в друге агрессию. Испуская особое пахучее вещество, они подхлестывали остальных своих ровесников и в какой-то момент превращались из людей в животных, из отдельных личностей - в стаю. С возрастом они теряли эту способность - те из них, кто доживал до преклонных лет.
Он видел такое сотню раз, и не только во сне, поэтому не испугался. Властно воздев к потолку руки, Шахх приказал:
- Стоять! - и на мгновение они подчинились. Все в аудитории замерло, хотя густые удушливые волны стайного запаха по-прежнему колыхались в воздухе.
Шахх одобрительно кивнул и, намереваясь окончательно погасить агрессию, начал медленно, ритмично читать молитву:
- К тебе, Всемогущая и Чернозракая, Пронзающая и Очищающая, возносим свои…
Не успел.
С ленивым хлопком взорвался крайний слева светильник, затем - еще один. Остальные погасли все разом, как будто чьи-то исполинские уста задули пучок свечей.
Последним, что запомнил Шахх, было искаженное злобой лицо новичка: задранная вверх губа, раздутые ноздри, изготовившееся к прыжку тело.
Потом пришла тьма.
* * *
- Как это случилось? - Священник был намного моложе Шахха, но держался самоуверенно, словно хозяин.
- В своем ответе новичок использовал слишком много незнакомых слов. Их это всегда пугает. Я пытался остановить…
Священник положил руку Шахху на плечо:
- Не волнуйтесь. Мы давно уже знали о нем. Со дня на день… Впрочем, не важно. Уясните главное: вы здесь ни при чем.
В аудитории было пусто и сумрачно, горели свечи. Уборщики проходились между рядами, выметая мусор. Еще двое драили пол, кафедру и первые ряды, хотя, конечно, все отмыть и не надеялись. Кто-то споткнулся и, выругавшись, отбросил в сторону сандалию с разорванными ремешками.
Пахло прелыми листьями и бойней.
- Светильники восстановят через пару-тройку дней. До тех пор… ну, я бы посоветовал вам отдохнуть. Группу мы расформируем, до начала сезона осталось всего ничего. Те из них, кто придет в следующем году, - ("Кто уцелеет и придет в следующем году", - мысленно поправил его Шахх), - вряд ли вспомнят об этом, - священник неопределенно махнул рукой в сторону первых рядов.
- Его родителям уже…
- Он был сиротой, воспитывался в одной из книг’говорилен. И, видимо, нам придется как следует заняться ею… Впрочем, - оборвал он себя, - это уже не ваша забота. Вы свободны, занятник.
Шахх ушел.
Моросило, он плотнее надвинул на голову капюшон и зашагал по мостовой, стараясь не ступать по лужам. Прохожих почти не было, только один раз мимо него прошаркали, вяло покачивая головами, грибоносцы; оба - в алых плащах с символом Юггота. Шахх слышал, как они вдруг остановились и обменялись парой фраз, произнесенных так, словно рты у грибоносцев были забиты талым льдом. Задерживаться и вслушиваться он не стал. Быстро миновал площадь Ноденса Поверженного, квартал Резников и вышел на Горбатый мост. Отсюда открывался вид на южную часть города, и Шахх какое-то время стоял, глядя, как серое марево постепенно окутывает крыши домов; он пытался представить, каким был город тысячи лет назад, когда о Древних Хозяевах знали только из легенд и считали их не более чем выдумкой. "Когда"… Это подразумевало, что когда-то были времена другие - и свободная Земля, свободное человечество. Но если автор "Пнакотских манускриптов" хотя бы на полшага приблизился к истине, значит, Хозяева всегда владели Землей и всегда властвовали над людьми. Для того они людей и вывели.
Резкий порыв ветра сорвал капюшон с Шахха, но тот не стал его снова надевать, лишь провел ладонью по бритой голове. На лбу были вытатуированы иероглифы, которые означали то же, что и буквы с ржавым оттенком - там, на кафедре, в Воспиталище младых. Тавро, метка Госпожи. Никто из Хозяев не смеет прикоснуться к Ее собственности, если не желает иметь дело с Ее прислужниками или же с Нею Самой.
Воспиталище отсюда было не разглядеть, но Шахху отчетливо вспомнился причудливый росчерк над центральным входом; те же иероглифы, но много большего размера. Даже в самой темной ночи они были заметны - ибо чернее любой природной черноты.
Когда приближался очередной сезон, они начинали пульсировать. И тогда младые становились раздраженнее и злее: в глубине души они догадывались, что их ждет, хотя мало кто из них позволял себе задумываться. Именно это погубило новичка: не заумные слова, но то, что он сказал им правду.
Когда-нибудь, подумал Шахх, он сам тоже скажет им правду. Не этим, конечно, - другим, которые придут через год, два, десять. Когда-нибудь он наберется мужества и скажет… сломается, потеряв всякую надежду, - и скажет.
А до тех пор - будет послушно выполнять то, чего от него ждут: вкладывать в их головы хотя бы крохи от добытых человечеством знаний. Пытаться сделать из них людей.
Он и сам не знал - в безумной надежде или же во имя служения Черной Козлице, Матери Лесов.
- Йа! - прошептал он одними губами, падая на колени и касаясь лбом мокрых камней. - Йа!
Это было выше его - внезапно нахлынувшее истовое, рабское поклонение. Это было в нем.
- Йа, Шуб-Ниггурат!
В небе громыхнуло, молния, похожая на щель, рассекла мир напополам.
- Йа! К тебе, Всемогущая и Чернозракая, Пронзающая и Очищающая, возношу свои молитвы!..
Капли барабанили по камням и спине, по крышам и руинам, по куполу Воспиталища и по алтарям. Шахх улыбался. Когда Матерь Лесов придет за очередным легионом младых, она будет довольна, о да! Как и прочие Древние Хозяева, она любит повиновение и любит живую плоть. Она заботится о своих чадах. Она велика и всемогуща, награждает верных и карает помысливших дерзкое.
Кое-кто недалекий мог бы задаться вопросом: зачем же тогда Рогатая желает, чтобы младые учились? А ведь ответ был очевиден: затем, что умные люди - вкуснее!
Шахх, до сих пор не позабывший, какой сладкой была плоть его наставника, знал это наверняка.