Дорога здесь чуть расходилась в стороны. По центру, на чистых, ровных плитах, стояла увитая виноградом колонна из ноздреватого камня. На верхушке покоилась черная чаша с алым узором по краю, с огнем - в сердцевине. С медленно гаснущим огнем.
- И вы с этим смирились? - сказал принц в спину мастеру. - Вся жизнь - вот так, от чаши к чаше, кроме семьи - никого вокруг, не с кем даже словом перемолвиться… А ты, отец? По-твоему, так и должно быть? И кому, когда настанет срок, придется рубить ноги, мне? Ласточке?!
Мастер, не обращая на него ни малейшего внимания, провел ножом по ладони и дал первым каплям упасть в пламя. Король тоже не произнес ни слова, только Ронди опять охнул.
- Так и знайте, - сказал им всем принц. Он чувствовал, как дрожат руки и как покраснели щеки, уши, шея. - Я не стану… не хочу! Пусть даже небо рухнет на землю, пусть реки потекут вспять, горы вспыхнут свечами, - я не поддамся. Ничего не решено, должен быть выбор!
Последняя капля соскользнула с ладони мастера - и мир на мгновение сделался ярче и чище.
- Он и существует - выбор, - сказал мастер дороги. - Как и свобода воли. В конце концов у меня выросли ноги, принц. Я мог забрать Зарянку и детей, уехать в какой-нибудь дальний закуток, где меня не отыскали бы даже лучшие ищейки твоего отца. Ты тоже можешь развернуться и уехать, хоть сейчас.
Он вытер лезвие и спрятал нож. Бабочки плясали в воздухе, садились на края чаши. Но ни одна не спешила сгореть в пламени.
- В общем-то, - добавил мастер, - так даже будет лучше для тебя самого. В "Книге" совершенно точно сказано: до Темени доберется только один. Что произойдет с остальными путниками - неизвестно. - Он поглядел на короля и пожал плечами. - Правда, если к Темени отправится всего один, до цели он может и не добраться.
12
Простившись с мастером, ехали молча. Мотыльки порхали над головами, плясали в струнах света. Зеленый полог смыкался все плотнее, и вот уже сам он засиял, словно обратился в реку текучего золота.
Принц смотрел на отца и Ронди, и ему казалось, что перед ним ожившая миниатюра из книги. Сочные цвета, игра света, но при этом - плоские, двухмерные фигуры. Поскрипывала кожа седел, а ему чудилось - перо царапает по пергаменту; звякала сбруя - а на деле переписчик постукивал о край чернильницы, стряхивая лишние капли.
В какой-то момент принц понял, что не знает, как долго они в пути. Полчаса? Час? Сутки?
От золотистого полога исходило сияние, в котором таяли тени и детали. Дорога то и дело изгибалась, но даже эти изгибы были едва уловимы: не сосчитать, не отличить один от другого.
Лошади шагали размеренно и как будто спали на ходу. Да и всадники… принц испытывал это на себе; собственно, вот сейчас что-то выдернуло его, вернуло, а до сих пор… его словно и не существовало.
Это было сродни ночным ощущениям - и все же отличалось от них. Тогда он умер, а нынче наоборот. Не умирание, а всесуществование. Он таял, растворялся, пребывал одновременно везде и всегда.
Прошлой ночью принц рассыпался на сотни примитивных сознаний, но каждое из них было некой точкой. Теперь же он стал на время всем - но больше не был принцем, просто перестал осознавать самое себя в каком-либо виде. Как только он вернулся к этому осознанию - очнулся, но и… схлопнулся, что ли.
Принц еще некоторое время ехал, покачиваясь в седле и приходя в себя. Воспоминания выцветали и гасли, он почти слышал легкий шорох, с которым это происходило.
И вдруг понял, что опять соскальзывает в привычное, недавнее ничто. Испугался, но как-то вяло, отстраненно.
И в этот момент прямо на нос принцу сел мотылек. Громадный, с пушистыми нежно-голубыми крылышками и острыми лапками, прошелся туда-сюда по носу, царапая кожу.
Принц чихнул и засмеялся. Потом чихнул снова, с огромнейшим, невероятным удовольствием. Потянулся всем телом и поглядел в спину своим спутникам: те ехали по-прежнему размеренно и молча - две фигуры на книжном листе. Король держал перед собой на луке седла диковинный меч. Ронди ухитрился принять картинную позу, словно прямо на ходу слагал вирши.
Покопавшись в седельной сумке, принц добыл яблоко и с хрустом надкусил. Мир мигнул, но как-то неуверенно; скрип пера на мгновение прервался.
Тогда принц надкусил снова, а огрызок швырнул прямо в спину Рифмачу.
- Эй!.. - вяло отозвался тот. Обернулся, моргая, словно только-только пришел в себя.
- Привал! - скомандовал принц. Он соскочил с коня, уперся руками в поясницу и потянулся - аж хрустнуло. - Ну же, давайте, я дико голоден.
И он действительно почувствовал, как внутри словно щелкнула и распустилась звенящая пружина. Не дожидаясь остальных, потянулся за следующим яблоком и сам не заметил, когда его съел.
- Осторожней со словами, - бросил король.
Он тоже спешился и на мгновение замер, как будто растерялся. Посмотрел по сторонам, аккуратно положил свой меч на плиты и, пожав плечами, опустился рядом с ним. Мотыльки закружились, взметнулись вихрем осенних листьев - и стали садиться на спину, плечи, венец, на колени и кисти рук. Через мгновение король был усеян ими весь, с головы до ног. А еще через мгновение он оглушительно чихнул - раз, другой, третий…
Разноцветные "листья" взвились над ним и заплясали в воздухе.
- Я думаю, нам все же следует… - начал было Ронди, но один из мотыльков яростно метнулся к нему и стал выписывать восьмерки перед самым лицом. Ронди замахал руками, уворачиваясь.
- Слазь, - хмыкнул принц, доедая уже пятое яблоко. - Не бойся, не опоздаем.
Ему отчего-то казалось очень важным устроить этот привал. Дело было даже не в том, чтобы вырваться из плоской вечности, пахнущей пергаментом, краской и пылью. Здесь крылось что-то еще, какой-то подспудный смысл… или нет, не смысл - просто ощущение. Как послевкусие, или финальная нота, или даже тире - точно, да! - тире, отделяющее одну часть долгого, выматывающего предложения от другой.
Рифмач все размахивал руками, а потом вдруг резко глотнул ртом воздух - и мотылька вместе с ним.
Король и принц уставились на Ронди с изумлением. Тот пожал плечами и спрыгнул на плиты дороги. Сделал пару шагов, побледнел, схватился за живот и, выпучив глаза, застонал.
- Беда, - сказал принц. - Если бы ты в детстве так часто не показывал этот фокус, я бы даже тебе поверил.
Ронди снова застонал - громче и жалостливей. Согнулся в три погибели, рухнул на бок.
- Куртку запачкаешь, - заметил принц. Правда, уже не так уверенно.
Рифмач издал нечто среднее между кваканьем и хрипом, откинулся на спину и замер. Его челюсть дрогнула и съехала вниз.
Мотылек выбрался наконец на волю, но не спешил взлетать. Прошелся туда-сюда по верхней губе, затем взобрался на нос и помахал крыльями, как бы проверяя - целы ли.
- А он молодец, - сказал король. - Терпит.
При этих словах Ронди чихнул и привстал на локте.
- Да ну вас! У какого-нибудь бродячего жонглера публика и то подобрей. Эй, ваше обжорство, яблоками-то поделись!.. или что там осталось?.. если что-то осталось вообще.
Усевшись в круг, они распотрошили седельные сумы, не заботясь о том, чтобы приберечь припасы на обратный путь. Ели, пили, смеялись и вспоминали прошлое, которое сейчас - впервые за последние пару дней - подступило вплотную и казалось очень живым, всамделишным. Отец шутил вместе с ними и пил вместе с ними, но почти ничего не ел. И венец по-прежнему сверкал на его голове, а справа на плитах лежал меч.
Солнце за листвой было не разглядеть, но в какой-то момент полог над их головами стал светиться уже не золотистым, а багряным, - и так они поняли, что скоро наступит ночь. Потом раздалось хлопанье крыльев. Закачались ветки где-то далеко наверху, как будто на них присела отдохнуть птица.
"Журавль, - подумал принц, - это белый журавль, старый и мудрый. С длинным, зазубренным на конце клювом".
И тотчас прозвучал крик - чистый, высокий, звенящий серебром.
Бабочки, все это время сидевшие на ветках, на дороге, даже на смирно пощипывавших листья лошадях, - разом взметнулись в воздух. Шелест их крыльев соткался в дивную музыку - не музыку даже, легкий ее отголосок.
Как будто некое высшее существо перевернуло невидимую страницу. И улыбнулось.
Принц переглянулся с Ронди и королем - и все трое, не сговариваясь, поднялись на ноги. Стало ясно, что пора ехать дальше. Что они почти у цели.