- Лиджонг, - ответил Альберт Игнатьевич таким тоном, как будто его спросили, который час. - Это растение называется лиджонг. А почему вы…
- Да нет, ничего. Так, совпадение… Чепуха. Это ведь редкое растение?
- О, да. Очень редкое. Оно произрастает… М-м, далеко отсюда. Не знаю, как оно именуется на ботанической латыни, если вообще как-то именуется. Нам оно известно как лиджонг.
- Кому "нам"?
- Серебряному Братству, - невозмутимо сказал Монк. - Этот значок - символ Братства.
- О, понятно… Значит, вы принадлежите к Серебряному Братству…
- Да.
- Какой-нибудь тайный орден? И вы так запросто говорите об этом мне?
Монк пожал плечами.
- А почему бы и нет? Допустим, вы передадите кому-то содержание нашего разговора, слово в слово. Допускаю даже, что в вашем кармане лежит включенный диктофон, хотя вряд ли… Ну и что? Решительно не вижу, каким образом это могло бы повредить Братству или мне лично… А вам - не все ли равно, кого я представляю? Важно, что я вам предложу…
- И символ вашего Братства, - проговорил Борис, - улыбающийся сфинкс… Не помню, где сказано: "Когда человек узнает, что движет звездами, сфинкс засмеется, и жизнь на Земле иссякнет". Вы знаете, что движет звездами?
- Едва ли, - сказал Монк серьезно. - Сфинкс - не главное. Обратите внимание на эту витую спираль. Это и китайский иероглиф, означающий перемены. Это и двойная спираль ДНК, основы и начала жизни… А жизнь сама есть непрерывное изменение, разве нет? Это и спираль галактики, за которой - вся вечная и бесконечная Вселенная. Соединяя все три смысла, что мы получаем? Вечное в изменчивом, безграничное в конечном…
- Не заговаривайте мне зубы, - обронил Борис грубовато. - Главное - сфинкс. Улыбка сфинкса.
- Оставим это, - температура тона Альберта Игнатьевича понизилась на несколько градусов. - Вам угодно выслушать мое предложение?
- Излагайте.
- Я хочу купить нечто, принадлежащее вам… Точнее, вашей семье. Я уполномочен предложить цену, которая…
- Ах, вот оно что! Ну, такие предложения я получаю десятками.
- Правда?
- Вы, конечно, хотите купить шкатулку?
- Какую шкатулку? - искренне удивился Монк.
- Нет? Что же тогда?
- Право, не знаю, о какой шкатулке вы говорите… Нет, меня не интересуют шкатулки. Речь идет о книге.
Теперь пришла пора Бориса удивляться.
- О книге? О какой книге?
- Вы отлично понимаете, о какой… Я уполномочен предложить вам миллион долларов.
Борис от души рассмеялся.
- Альберт Игнатьевич, за такие деньги я охотно продал бы всю мою небольшую библиотеку… Только боюсь, она не потянет и на крохотную долю!
- Два миллиона.
- О, вы настроены радикально… Хорошо, тогда я отвечу вам. Не знаю, что за книга имеется в виду… Наверное, какой-нибудь сверхраритет. Но я знаю точно, что у меня нет и никогда не было книги, которая могла бы стоить два миллиона долларов. Ничего похожего.
Монк взял длинную паузу.
- Послушайте, Борис… Думаю, я могу понять вас, вернее, мог бы, если бы… Вы рассуждаете так. Два миллиона долларов - большая сумма, но это всего лишь деньги. Книга же… Да, но поймите, вы никогда не сможете…
- Поймите и вы, - сказал Борис очень терпеливо. - У меня нет такой книги.
- Полагаю, - пробормотал Монк, - повышать цену дальше не имеет смысла. Вы откажетесь от любых денег. Вы не привыкли. Для вас что два миллиона, что пять, что десять, это всего лишь ряды цифр. А ведь ваша жизнь могла бы измениться. Измениться так, что…
- Почему вы мне не верите?
- Да потому, что вы лжете!
Борис поднялся из-за стола.
- Я ухожу.
- Подождите, - в голосе Монка впервые появились нотки неуверенности. - Сядьте…
Неохотно Борис присел на край стула.
- Хорошо, допустим, - сказал Альберт Игнатьевич. - Допустим, книги нет у вас…
- Не нужно ничего допускать. Ее нет.
- Но она может у вас оказаться…
- Не вижу, каким образом.
- Возьмите мой телефон. Позвоните мне, - Монк положил на стол визитную карточку. - Мое предложение остается в силе.
- Два миллиона? Или десять?
- Пусть будет десять, какая в сущности разница…
С недоверчивым изумлением Борис посмотрел на человека, для которого разница в восемь миллионов долларов ничего не значила. Кто он - чокнутый коллекционер? Или представитель такого коллекционера? Да нет, это абсурд. Никакой коллекционер не заплатит десять миллионов долларов за книгу. Или заплатит? Ушла же с аукциона за пятьдесят миллионов долларов картина, на которой изображено что-то вроде аляповатого букета цветов… Но кто сказал, что Монк собирается платить? Пообещать и заплатить - не одно и то же.
Борис взял визитную карточку. Там стояло только - "Альберт Игнатьевич Монк", и номер мобильного телефона. Больше ничего, но в углу карточки улыбался сфинкс. Поколебавшись, Борис все же сунул карточку в карман.
8.
Он снова был в том же лесу, куда его не так давно затянула кружащаяся воронка пурпурной мглы, хлынувшей с компьютерного экрана. Только теперь не было этой мглы. Борис видел все вблизи и вдали отчетливее, чем наяву; он вдыхал запах этого леса, впитывал его звуки, чистые, первозданные. В то же время он не мог осознать, где, в какой конкретно точке пространства находится он сам ; он словно был везде и нигде.
Но эта призрачная неопределенность продолжалась недолго. Из-за поворота лесной дороги
/того поворота, что прежде был скрыт пурпурной мглой/
появился всадник. Борис видел его со стороны, но одновременно он и был этим всадником, жил его ощущениями, его мыслями. Эта двойственность накладывала странный отпечаток. Борис-всадник думал на каком-то чуждом Борису-наблюдателю языке, мысленно произносил слова этого языка, и как же могло быть иначе? Борис же извне, Борис-наблюдатель, мог только отметить, что этот язык походил на немецкий. Современным немецким языком Борис худо-бедно владел. А это если и был немецкий, то такой, на каком говорили лет пятьсот назад…
Молния с треском разорвала хмурые небеса, потом еще и еще раз. Вот-вот разразится ливень, но это уже не так досадно: вековой лес позади, в просветах меж деревьями-великанами виден холм, а за ним - башни замка ландграфа Ангремского. Совсем скоро всадник будет в замке, его ждет отдых в трудном пути… В одном из его трудных путей.
Всадник был одет в простую кожаную куртку и узкие полотняные штаны, его вооружение составляли короткий меч у пояса и кинжал в ножнах. Похоже было, что о лошади он заботился значительно больше, чем о себе: ее голову прикрывал наглавник из грубой кожи, грудь и бока защищали железные бляхи. А на всаднике не было ни гобиссона, ни стального нагрудника. Он не носил даже легкого шлема, и его густые длинные волосы трепал ветер. Ниспадавшие пряди порой мешали ему видеть, но и видеть тут было почти нечего. Лес и дорога, башни вдали; вот и все.
Но если одинокий всадник уже предвкушал желанный отдых в замке ландграфа Ангремского, он с этим немного поспешил.
В лесу послышались громкие хриплые кличи, топот копыт. Не менее полутора десятков верховых на выносливых и неприхотливых аррерских лошадях окружили одинокого всадника там, где лес несколько расступался, образуя подобие поляны. Вооруженные мечами и булавами, они возникли как из-под земли… Их одежда не оставляла сомнений: это не солдаты. А кроме солдат, кто еще может передвигаться по лесу ландграфа вооруженным отрядом? Увы, ответ был очевиден.
Предводитель разбойников, огромный косматый детина, осадил свою лошадь, всматриваясь в лицо одинокого путника. Все черты этого лица, от высокого лба мыслителя до жесткого властного подбородка, говорили разбойнику о том, что перед ним не простолюдин. Но почему тогда он путешествует в одиночку и носит простую одежду? Разбойник явно не мог угадать, кто перед ним, и оттого чувствовал себя неуверенно. Видимо, чтобы преодолеть эту неуверенность, он заговорил насмешливо, подчеркивая свой варварский акцент.
- Эй! Кого это занесло в наши края, интересно бы знать, а, парни? - он оглянулся на своих головорезов, ища у них поддержки. - Тут ведь всякие попадаются. Идет себе старичок, ан глядь - епископ на прогулке…
- Зачем тебе знать, кто я? - спокойно откликнулся одинокий всадник. - Ты всегда просишь людей представиться, прежде чем ограбить их?
Разбойник ухмыльнулся.
- Не всегда, мой господин! Но грабить человека недостаточно знатного, может быть, ниже моего достоинства. Вот если передо мной граф, или там барон…
- Барон? Ну что же, пусть будет так. Барон фон Ниманд, к твоим услугам…
Предводитель шайки расхохотался, показывая обломки гнилых зубов.
- Вы еще и шутник, мой господин! Ну ладно, фон Ниманд так фон Ниманд. Будьте так любезны, барон, передайте мне тот красиво расшитый кошелек, что приторочен к седлу вашей лошади. Снаружи он мне очень нравится, а вот что там внутри?
- Кошелек действительно красив, - согласился тот, кто назвал себя бароном фон Нимандом. - И он не пуст. Но прежде чем прикоснуться к нему, не сбегать ли тебе к ручью, вымыть руки? Если тут недалеко, я охотно подожду.
- Вы и впрямь шутник, барон, - проскрипел разбойник с недобрым прищуром, в котором не осталось и следа былой задиристой насмешливости. - Но я тоже люблю шутки. А по мне не скажешь, правда? Особенно я люблю шутить над наглецами, разъезжающими по моей земле…
- Твоей земле? Я думал, это земля ландграфа Ангремского.