– Четыреста десятый, прекратить засорять эфир! Как меня слышно? – немедленно возгласил противный голос начштаба полка майора Качана в моих наушниках. "410" – это мой позывной и тактический номер моего "Т-72АК". Из неких невероятно секретных соображений у нас в полку (да и не только у нас, надо сказать) тактическая нумерация реальным номерам частей совершенно не соответствовала, у меня номера начинаются на 4, в первом батальоне на 7, а во втором вообще на 9, отсюда у Журавлева и Каримова их позывные. Видимо, во всем этом заключается какая-то особенная, мало кому понятная, военная мудрость.
– Сто третий, вас слышу! – ответил я штабу полка.
– Четыреста десятый, начать движение! – сообщил штаб.
Я уже видел, как впереди нас, пыхнув сизым дымом из выхлопных труб, двинулись вперед танки первых двух батальонов.
– Четыреста тринадцатый, Четыреста двадцатый, Четыреста пятидесятый, Четыреста шестидесятый, – продублировал я команду командирам рот и начштаба. – Вперед! Держать дистанцию и вести наблюдение за воздухом! Рации на прием! Как поняли?
Ротные доложили, что поняли.
Я повторил команду своему мехводу Сане Черняеву (наводчик Дима Прибылов затих на своем месте и, по-моему, дремал). Наш танк мелко дернулся, трогаясь с места, а потом мы повернули на шоссейную дорогу и двинулись по ней – я и весь мой третий батальон, всего 31 "Т-72А", считая мой танк, а за нами – Шестаков на своей КШМке "БМП-1К" с парой батальонных "БМП-1" и БРЭМ в качестве которой выступал "БТС-2" на базе "Т-55". Тылы наших батальонов (а это десяток грузовых "Уралов", по паре топливозаправщиков и мастерских на каждый батальон) тащились в хвосте полковой колонны.
Вообще в движении танка, по-моему, всегда есть что-то особенное. Длинный ствол пушки "2А46" словно протыкает пространство перед тобой, а ты, стоя в башенном люке, с одной стороны, все видишь и даже обоняешь (главным образом, конечно, соляровую гарь идущих впереди машин), но при этом благодаря шлемофону слышишь только то, что происходит в радиоэфире, или то, что говорят по ТПУ члены твоего экипажа.
Когда полк начал свое поступательное движение к гэдээровской границе, в серьезность происходящего еще как-то не верилось. Но когда мы начали обгонять стоящие вдоль обочин крытые грузовики, радиомашины, САУ, тягачи с орудиями, "Грады" и "Ураганы", а потом увидели по пути стоявшую на огневых позициях под маскировочными сетями батарею оперативно-тактических ракет "Эльбрус", до меня стало наконец доходить, что это, похоже, не шутки.
В светлеющем предрассветном небе все так же выла и свистела наша авиация. И теперь уже куда отчетливее было слышно, как где-то далеко впереди нас время от времени вспыхивало и бабахало. Сотрясения земли я не ощущал (танк вообще штука тяжелая и реагирует только на очень близкие разрывы), а вот вспышки в небе видел отчетливо. А чуть позже, уже когда совсем рассвело, стали видны поднимающиеся к небу дымы над горизонтом. Дымы эти не были сплошными, а значит, авиация лупила не со всей дури по площадям, а все-таки избирательно. Как выглядит дым над городом, который недавно полили с воздуха напалмом, я представляю, видел на Африканском Роге. В этом случае клубы дыма стоят стеной и закрывают горизонт, хотя тамошние города – не чета европейским в плане размеров и количества горючего материала.
По мере дальнейшего продвижения у меня лично возникло внутри некоторое напряжение. Раньше мы, танкисты, старались по местным шоссе без необходимости не ездить (дружественные немчики могли потребовать неслабую компенсацию за порчу дорожного покрытия), да и так близко к границе ФРГ и ГДР не подходили. На этот счет были соответствующие категорические распоряжения, предписывающие не провоцировать "потенциального противника". А теперь мы шли по шоссе походной колонной, явно игнорируя все прошлые правила, практически перли вперед, на запад.
Впереди мелькнул дорожный указатель на немецком языке о том, что мы приближаемся к государственной границе Германской Демократической Республики. Потом наше движение несколько замедлилось и перед нашими танками открылся широкий мост через реку Лайне. Справа виднелось здание гэдээровского погранпоста, возле которого притулилось несколько армейских грузовиков и "уазиков" с парой бронетранспортеров в придачу. У поста и на дороге торчали деловитые регулировщики в белых касках – из нашей военной автоинспекции и ННА ГДР.
Мне показалось довольно странным, что никто пока не успел (или не догадался) взорвать или разбомбить этот мост. Хотя это всего-навсего пограничная река, а вот что будет позже, когда мы продвинемся несколько дальше, вглубь ФРГ? Работенки для понтонеров там уж точно хватит.
Между тем под гусеницами моего "Т-72" затарахтел настил моста.
Пять минут – и мой батальон, следом за "шестьдесятчетверками" второго батальона, въезжает на территорию ФРГ – если верить нашему дорогому замполиту Клочкову, "страны реваншистов и поджигателей войны".
Вступление на сопредельную территорию (называть ее вражеской у меня пока язык почему-то не поворачивался) прошло как-то буднично и не вызвало практически никаких эмоций. Тем более что на "той" стороне я не заметил практически никаких следов боя.
Слева промелькнул брошенный фээргэшный погранпост, нисколько не поврежденный и даже с целыми стеклами. Разве что свет почти нигде не горел. На стоянке за погранпостом просматривались разномастные брошенные машины (прежде мы видели такие только мельком, в основном в Берлине, куда заезжали западные туристы, и на картинках в импортных журналах), среди которых выделялось три легковушки с мигалками на крышах, то ли в полицейской, то ли в пограничной раскраске, и несколько больших, явно туристских, блестящих автобусов. Вокруг сновали наши деловитые вояки в касках и маскхалатах и стояла пара БРДМов. Чуть дальше за погранпостом я увидел в кустах уставившиеся в небо пусковыми контейнерами "Осы" и "Шилку" с задранными по-боевому стволами и поднятым радаром. Похоже, тут все было уже серьезно…
Пройдя границу в хорошем темпе, мы повернули немного влево и двинулись дальше.
Никакой стрельбы по-прежнему не было, лишь время от времени с востока на запад продолжали пролетать самолеты и где-то совсем уже в отдалении, если снять или расстегнуть шлемофон, можно было расслышать звуки то ли разрывов, то ли канонады.
Через пару километров попалась закрытая (двери заперты, жалюзи на окнах опущены) автозаправка, облепленная непривычными и невиданными в той же ГДР яркими рекламами, а потом пошли оставленные по обочинам в полном беспорядке машины. В основном грузовики, самосвалы, седельные тягачи с прицепами-фурами, несколько меньше было автобусов и легковушек. Людей возле машин не было, а сгоревших или пробитых пулями или осколками машин я тоже не рассмотрел.
– Четыреста десятый, я Девятьсот четвертый, – возник в моих наушниках голос Журавлева. – Андрюха, поймай "Маяк"!
Я крутанул рукоятку настройки и уже через минуту слушал вместе с экипажем заявление ТАСС, из которого понял главное – по территории ГДР действительно нанесли ядерный удар (вот только непонятно где, раз мы ничего такого не слышали, – скорее всего, где-то на севере), но при всем при этом сегодня атомной войны еще не будет, но вот что будет завтра или послезавтра – этого, похоже, и бабай с московского радио не знал…
Через пару километров нам попались несколько брошенных темно-зеленых джипов и грузовых машин с черно-белыми крестами и военными номерами бундесвера. Что характерно, все они стояли носом на запад, то есть двигались не к границе, а скорее, от нее.
Дальше брошенная техника стала попадаться чаще, за полчаса я насчитал на обочинах три "М-113" (в числе которых точно была одна КШМка), БМП "Мардер", БРМ "Лухс", десяток военных автоцистерн и грузовиков, к двум из которых были прицеплены 105-мм гаубицы. И все без дырок и прочих повреждений, то есть без малейших признаков боя.
Зато наконец начали попадаться живые люди – по той же дороге, в одном направлении с нами ехали поодиночке и группами разноцветные легковушки с притороченной к крышам поклажей, которых я насчитал несколько десятков. При приближении нашей колонны немцы сруливали на обочину и, иногда оставив машины даже с открытыми дверями, бежали в стороны от шоссе. По ним никто не стрелял, да и ни одной раздавленной легковушки мне по пути не встретилось. Лично я видел только смутно мелькавшие в отдалении силуэты в гражданской одежде. Любопытства ради я поднял к глазам бинокль и, наведя его на группу таких вот штатских, невольно, на пару секунд, встретился взглядом с темноволосой женщиной, одной из тех, кто прятался в кустах от нашей колонны. Женщина была довольно симпатичная, в каком-то цветастом платье и надетой поверх него легкой куртке, но какая-то мятая и непричесанная, явно вскочившая с постели среди ночи и сразу же, с места в карьер, ударившаяся в эти самые бега. Ненависти или страха я на ее лице, что характерно, не увидел. Скорее, в ее взгляде были настороженность и непонимание происходящего, перемешанные с сильным удивлением. Впрочем, уже через считаные секунды женщина исчезла из поля моего зрения, а я подумал: а как здесь можно всерьез воевать, если все основные дороги на востоке ФРГ вот так же забиты бегущим населением и его личным автотранспортом? И ведь в районе крупных городов, до которых не столь уж далеко, автобаны должны быть перекрыты и вовсе намертво…