Семнадцатая рота бронепехоты проведет следующие три часа на физподготовке. Потом, вымотанные до предела, мы будем слушать нудную лекцию высокопоставленного офицера, у которого вся грудь увешана медалями, и еще через полчаса нас наконец отпустят. У меня в голове до сих пор звучали его обещания выдрать нам по одному все волосы на задницах, дайте только до Доспеха добраться.
Мой сон с каждой минутой все больше походил на реальность.
3
Есть упражнение, которое называется "изометрические отжимания". Занимаешь обычную позицию для отжиманий, опускаешься к полу и замираешь.
Это гораздо тяжелее, чем кажется. Ты чувствуешь, как дрожат мышцы рук и пресса, и в конце концов теряешь всякое ощущение времени. После того как насчитаешь не меньше тысячи овечек, перепрыгнувших через забор, хочется умолять об обычных отжиманиях, ты готов делать что угодно, только не это. Руки созданы не для того, чтобы быть подпорками. Мускулы и суставы надо напрягать и расслаблять, они для того, чтобы двигаться. Напрягать и расслаблять. Даже думать об этом приятно. Но делать этого нельзя, иначе станет только хуже. "Вы – просто подпорки, слышите? Подпорки! Хорошие, крепкие подпорки!"
Для оператора Доспеха мышцы не так уж и важны. Не важно, жмешь ты тридцать кило или семьдесят, надев Доспех, получаешь в свое распоряжение силу в триста семьдесят килограммов – в одной руке. Оператору необходимы прежде всего выносливость и абсолютный контроль над своим телом – способность долго сохранять одно и то же положение, не шевельнув и мускулом.
И для тренировки прекрасно подходят изометрические отжимания. Сидение с упором на стену ничуть не хуже.
Некоторые утверждали, будто изометрические отжимания стали излюбленной формой дисциплинарных взысканий в старых войсках Самообороны Японии после того, как были запрещены телесные наказания. Я не сразу смог поверить в то, что этот вид упражнений просуществовал достаточно долго для того, чтобы его взяла на заметку бронепехота – войска Самообороны присоединились к силам Единой обороны до моего рождения. Но кто бы ни придумал эти упражнения, я надеюсь, его смерть была долгой и мучительной.
* * *
– Девяносто восемь!
– ДЕВЯНОСТО ВОСЕМЬ! – проорали мы хором.
– Девяносто девять!
– ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ!
Глядя в землю прямо перед собой, мы отчаянно гаркали нужные цифры вслед за сержантом-инструктором. Едкий пот заливал глаза.
– Восемьсот!
– ВОСЕМЬСОТ!
Да пошел ты!
Наши тени ясно прорисовывались на земле под палящими лучами солнца. Высоко над плацем развевался, громко хлопая, флаг нашего подразделения. Ветер, проносящийся над учебной зоной, отдавал морем и оставлял пленку соленой слизи на коже.
Там, в центре огромного плаца, неподвижно замер сто сорок один человек из взвода семнадцатой роты триста первой дивизии бронепехоты, выполняя изометрические отжимания. Три сержанта стояли так же неподвижно, как и все мы, по одному перед каждым взводом. Наш капитан, скривившись, наблюдал за происходящим из тени палатки, разбитой у бараков. Рядом с ним сидел бригадный генерал из Генерального штаба. А тот генерал, который и затеял весь этот фарс, скорее всего, попивал зеленый чай в роскошном кабинете с кондиционером. Сволочь.
Генерал был высшим существом из другого мира. Существом, сидевшим на позолоченном троне, возвышавшемся надо мной, Ёнабару, Феррелом. Они возвышались над младшим лейтенантом, командующим нашим взводом, капитаном, командующим нашей ротой, лейтенантом, командующим нашим батальоном, полковником, командующим нашим полком, и даже над командиром базы. Генералы были богами "Цветочной дороги" и всех, кто тренировался, спал и гадил в ее стенах. Они были настолько выше нас, что казались чем-то далеким и несуществующим.
Генералы не воровали алкоголь. Они рано ложились спать, рано вставали, всегда чистили зубы после еды, брились каждое утро – проклятые мессии. Генералы шли в бой, глядя в лицо смерти с гордо поднятой головой, спокойные, как я не знаю кто. Черт, да на самом деле все, что они делали, – сидели у себя в Нагано и составляли планы сражений. Один их приказ – и мы, жалкие смертные на передовой, как пешки, идем по шахматной доске навстречу своей страшной судьбе. Хотел бы я увидеть хотя бы одного из них рядом с нами, в грязи. У нас были собственные правила. Возможно, поэтому генералы и не приближались к нам. Черт, если бы один из них вдруг заявился сюда, я бы лично позаботился, чтобы шальная пуля обеспечила ему путевку в список убитых в бою. Эта мысль была самой миролюбивой из всех, что блуждали у меня в голове, и любой из них было бы достаточно, чтобы приговорить меня к расстрелу.
Офицеры в палатке были единственными зрителями, наблюдавшими за нашими мучениями.
Парни из четвертой роты смеялись над нами. Не так давно мы сделали их во внутреннем матче по регби с отрывом больше чем в тридцать очков, так что, полагаю, они сочли это своеобразной расплатой. Алкоголь, который мы украли, предназначался в том числе и для них, поэтому такое милое проявление солидарности трогало до глубины души. Кучка засранцев. Если кто-то из них вляпается по полной на Котоюси, я и пальцем не шевельну, чтобы его вытащить.
Операторы особого назначения войск США и какой-то журналист, приписанный к их отряду, собрались у плаца, наблюдая за нами с безопасного расстояния. Может, у них на родине такие отжимания не делали. Но, что бы ни вызвало их интерес, результат был один: они тыкали в нас толстыми пальцами и смеялись. Ветер, доносившийся с моря, подхватывал их голоса и швырял нам в лица. Даже с такого расстояния комментарии звучали достаточно громко – и здорово раздражали. Как скрежет ногтей по грифельной доске. Боже, это что, фотоаппарат? Парень серьезно решил сделать пару десятков снимков? Ну все, придурок, ты следующий в моем списке.
Боль и усталость терзали тело. Кровь пульсировала медленно, как жидкий свинец.
Это уже было чересчур. Если принять в расчет мой сон, то я прохожу чертову тренировку второй раз. И это не просто физподготовка, а изометрические отжимания. На тренировках нам говорили, что когда испытываешь мучительную боль, – особенно когда испытываешь боль – правильнее всего отвлечься на что-нибудь, сосредоточиться на другом, чтобы не замечать горящих мышц и пота, текущего по лбу. Стараясь не шевелить шеей и головой, я краем глаза оглядел поле.
Американский журналист делал фотографии, у него на шее болтался пропуск посетителя. "Скажите "Сы-ы-ыр"!" Он был крепким парнем. Его можно было поставить в ряд с парнями из отряда Войск специального назначения США, и никто бы не заметил отличий. Он явно выглядел бы на поле боя куда естественнее, чем, скажем, я.
Парни из отряда особого назначения произвели на меня ровно такое же впечатление, как сержант Феррел. Боль и страдания явно были для них старыми друзьями. Они шли навстречу опасности, приветственно улыбались и спрашивали, что так задержало ее в пути. Они были на голову выше новобранца вроде меня.
Посреди выставки "Торжество тестостерона над здравым смыслом" одна-единственная женщина выделялась, как бельмо на глазу. Она была маленькой и хрупкой и стояла вдали от остальных членов отряда. Видеть ее рядом с рослыми, крепкими парнями было странно, в этом было что-то неправильное.
Анна из "Зеленых мезонинов" идет на войну.
Вроде бы в этом романе приводились авторские измышления о Первой мировой… Монголия захватила часть соседних земель, и в бой пошла Анна, небрежно обхватив рукой пулемет. Волосы этой Анны были цвета ржавой стали, поблекшей до тусклого рыжего. Некоторые рыженькие невольно вызывают ассоциации с кровью, пламенем, доблестными деяниями. Но не она. Если бы не песочного цвета форменная рубашка, она была бы похожа на девчонку, которая приехала на базу на экскурсию с классом и потерялась.
Мужчины поспешно расступались перед этой девушкой, которая едва доходила им до плеча, – как средневековые крестьяне, с благоговением уставившиеся на благородную даму.
И внезапно до меня дошло. Это же Рита!
Это наверняка она. Чем еще объяснить тот факт, что девушка, которая даже в вечернем платье не была бы меньше похожа на оператора Доспеха, находится в компании бойцов из элитного отряда американского спецназа? Большинство женщин, идущих в армию, внешне были помесью гориллы с очень уродливой гориллой. Только они могли влиться в жизнь на передовой взводов бронепехоты.
Рита Вратаски была самым знаменитым солдатом в мире. Когда я еще только записался в силы Единой обороны, не проходило ни дня без выпуска новостей, воспевавшего очередной ее подвиг. Истории под заголовками "Легендарная коммандо", "Воплощенная Валькирия" и все такое. Я даже слышал, что в Голливуде снимают о ней фильм, но когда он вышел, я уже был в армии и так его и не увидел.
Около половины всех мимиков, убитых во время противостояния, погибли в боях, в которых участвовал ее отряд. Меньше чем за три года они уничтожили больше тварей, чем за двадцать лет все CEO, вместе взятые. Рита была спасителем, спустившимся с небес, чтобы переломить ход этой бесконечной войны, которую мы явно проигрывали.
По крайней мере, так говорили.