– Я все понимаю, ребята. Простите. Но таких надо учить. Давайте писать заявление. – Я обернулась к молча торжествующему Сашке. – Студент, сгоняй – там, на кафедре чай есть и печенье. Организуй.
– А можно кофе? – спросил старший лейтенант.
– Саш, глянь, вроде тот, что вчера купили, еще не весь выпили. Давай, займись.
Следующие сутки прошли на дежурстве. На легкую смену я и не настраивалась: в последние дни криминальных трупов было столько, что раньше хватило бы на добрый месяц. В прежние времена я чаще всего спокойно отсыпалась в комнатушке дежурного, а нынче даже удивилась, обнаружив, что время подходит к полуночи, а из полиции до сих пор никого. И, ясное дело, тут же зазвонил телефон. Началось.
– Привет! – сказала я, устраиваясь на переднем сиденье ментовского "уазика". – Что там?
– Привет, Маша, – улыбнулся сидевший за рулем оперативник.
– Здравствуйте, – раздалось с заднего сиденья. – Городской парк, труп с топором в черепе.
Следователь прокуратуры? С этим я еще не работала… Новенький? Если попытается, как некоторые, вальяжно развалившись, потребовать "доктор, диктуйте!", – огребет. Я и обычно-то не слишком дружелюбна, а сейчас готова плеваться ядом по любому поводу. А почему он один сзади сидит?
– Костя, а криминалиста своего вы где потеряли? – почти коллега как-никак.
Костя, оперативник, дернул щекой:
– Умер он… в тот день.
– Прости.
– Проехали.
– Хорошо. Готова поспорить, позвонивший смылся. Понятых вы прихватили или будем в ночном парке искать влюбленные парочки?
– Взяли, – отмахнулся Костик, – вон, сзади сидят, голубчики. Так что сразу на место.
"На месте" было темно – хоть глаз выколи. Нет бы тому Раскольникову выбрать аллейку, где освещение нормальное, майся теперь с фонариком. Я присела рядом с раскроенным надвое затылком, из которого торчал топор.
– Костик, свети лучше, ни черта же не видно.
Натянув перчатки, коснулась проекции сонной артерии, теплый еще…
– Вызывай "скорую"!
– Не до шуточек, – буркнул следователь прокуратуры.
– Какие уж тут шуточки? Живой он. – Я выпрямилась. – Можете сами проверить.
– Вы доктор, вам виднее.
В принципе подобное не редкость. Мало у кого хватает духа, наткнувшись на окровавленное тело, убедиться, что помощь действительно не нужна. Но с такой раной и спустя столько времени – живой? Бывает же…
Пока Константин разговаривал со "скорой", следователь принес аптечку. Толку с нее, правду говоря, чуть, да и от меня в такой ситуации – тоже. Разве что топор вынуть, да повязку наложить. Не лить же на мозг йод, право слово.
– Сейчас будут. – Костик выключил телефон. – Давайте пока работать, что ли…
"Скорая" приехала быстро по нынешним временам – всего-то два часа прошло. Как ни странно, неудавшийся труп все еще был жив, когда его грузили в машину.
– Маш, мы закончили, – сказал Константин. – По твоей части – все?
Я кивнула.
– Тогда поехали к следующему. Упал на нож этак раз десять. Участковый говорит, жену мужик поколачивал. Два убийства, и ночь еще не кончилась, что ты будешь делать… – он выругался.
– Время такое нынче, – сказала я, устраиваясь на сиденье.
– Время… как с цепи все сорвались. – Костик сплюнул за окно. – Маш, вот ты как врач можешь мне сказать: что это было? В тот день?
Я вздохнула:
– Спроси что полегче, а? Например, сколько ангелов поместится на острие иглы.
– Эх вы, эскулапы… Гонора много, а как до дела дошло – так и ничего не знаете.
Я пожала плечами:
– Если ты знаешь хоть одну материальную причину смерти, не способную оставить материальных следов, – поделись.
– Слушай, а может, это гены?
– А точнее?
– Ну знаешь, все говорят про генетический мусор… типа, вы, врачи, делаете так, что те, кто раньше бы умер, не оставив потомства, сейчас размножаются. И вот это все копится, копится…
– Генетический груз?
– Ну да. Накопилась критическая масса и потом разом – бах!
– От наследственных заболеваний в один миг не умирают.
– Ну вот смотри… На концах хромосом есть эти, как их… изомеры…
– Теломеры.
– Ну да. И при каждом делении часть их отстригается… а старость наступает, когда эти самые… теломеры становятся слишком короткие и клетки перестают делиться…
– Теорий старения не меньше полудюжины. Как говорил наш препод по общей биологии: если теорий много, значит, никто на самом деле не понимает, что к чему. Теломеры – только одна версия.
– Погоди, не умничай. Может быть что-то такое же, а? Какая-то штука в хромосомах, которая фиксирует количество дефектных генов, и когда накапливается критическая масса – хоп, и все?
Я честно поразмышляла несколько минут.
– Не пойдет. Черт с ними, с теломерами: как ты представляешь себе механизм, который синхронизирует все эти смерти? Одномоментно по всему земному шару.
– А чего бы нет? Я где-то читал, генетически все человечество сводится к четырем линиям – значит, и количество дефектов у всех примерно одинаково.
– Костя, это же не выключатель…
– Ну, биополе какое-нибудь?
– Ты еще торсионные поля вспомни. Заканчивай читать научпоп… – Я помолчала, размышляя. Все равно другие идеи иссякли. – Хорошо, твою генетическую теорию проверить довольно просто: смотрим конкордантность у моно- и дизиготных близнецов…
– Маша, не матерись в приличном обществе. Я тоже могу вспомнить какую-нибудь адъюдикацию и удивиться, что ты простых вещей не знаешь.
Уел, зараза.
– Сравниваем, сколько умерших среди однояйцевых и двуяйцевых близнецов. Если проблема в генах – однояйцевые помрут оба, процентах этак в девяноста девяти. Хочешь – подниму документы, посмотрю.
– Ладно, я позвоню, как время будет… Приехали.
На трупе оказалось тридцать пять ножевых ран. Жена покойного, маленькая женщина, тихонько сидела на табуретке в углу. Да, двадцать лет вместе прожили. Да, бил… Любила очень. А в этот раз схватил за волосы и потащил к газовой плите… лицом в огонь. Увидела кухонный нож… дальше ничего не помнит.
– Психиатрическую вызывать? – вполголоса поинтересовался следователь.
Я кивнула. Врет, что не помнит, или в самом деле аффект – пусть профи разбираются. Нам и без того дел хватит.
Когда я наконец добралась до бюро, ложиться спать не было смысла – в который уже раз. Интересно, сколько еще удастся держаться исключительно на силе воли, прежде чем физиология все же даст о себе знать. И как именно взбунтуется тушка? Ладно, если просто свалится с температурой или выдаст несколько суток мигрени, а ведь могут быть варианты и похлеще… Хорошо, завтра посплю. Хотя бы три часа. А сегодня и правда ложиться незачем – пойду проверю теорию Кости, что ли. Благо, фамилия-имя-отчество и даты рождения покойных забиваются в компьютер еще при регистрации привезенного трупа. Так что тут несложно: задать фильтр, вычленяющий покойных с одинаковой фамилией-отчеством-датой рождения, и посмотреть, что получится. Правда, там монозигот от дизигот не отличишь, но пока работаем с грубыми прикидками: если среди "скоропостижных" близнецов больше, чем в целом в популяции, тогда придется думать, как выделить монозигот.
Компьютер мерно пережевывал информацию. Медленный, зараза: шеф обещал заменить, да не успел: сперва начался бардак, и стало не до компьютера, а потом и сам шеф умер. Как же его не хватает! Вадим, может, и станет со временем хорошим руководителем, но пока не то, совсем не то.
– Марья, рабочий день начался.
Легок на помине. Сейчас. Ну давай, тупица, рожай уже!
– Марья!
– Все! – Я саданула кулаком по столу. С одной стороны – оно и к лучшему: от веры в "генетическую бомбу", выкосившую пятую часть Земли, недалеко и до того, чтобы поверить в биополя и прочую кармическую чушь. С другой – даже самое идиотское объяснение – все же объяснение, а мне до смерти надоело изображать слепого щенка в поисках материнской сиськи.
Значит, гены тут ни при чем. Ну и черт с ними.
Потом пролетели несколько дней, совершенно неотличимых друг от друга. Разве что народа в пикете становилось все больше, появились палатки, а каждого входящего и выходящего сотрудника провожали бранью. Мы старались не ходить по одному, но утром не подгадаешь. Тем, кто приезжал на своих машинах, было попроще, а я каждый раз крепче сжимала сумочку, где лежал невесть какими путями добытый Ивом пистолет. Изящная дамская штучка помещалась на моей ладони, и само сознание того, что есть, чем защититься, успокаивало.