Человек, который жил в замке и шил одежду для Нобунага и прочих обитателей замка, был одним из немногих слуг, кто покинул замок вместе с теми самураями Нобунага, что предпочли незавидную участь ронинов служению новому господину. Пришлось господину даймё посылать в город за специалистом по ниткам и иголкам, который, к слову, и профессиональным портным не был, а просто в свободное от крестьянских хлопот время занимался еще и шитьем.
Специалист тот, едва оправившись от испуга, вызванного тем, что самому господину даймё от него что-то понадобилось, быстро уяснил, чего от него добиваются, и под присмотром господина даймё выкроил из ткани, а затем пришил к изнанке куртки-косодэ два первых в истории Японии кармана. Потом то же самое проделал с простым, для повседневных нужд кимоно и с кимоно шелковым. А закончив, спросил, может ли он предлагать то же самое людям, что придут к нему заказывать работу. По его мнению, многим должна понравиться выдумка господина даймё, а особенно людям, много путешествующим. Артем не сразу дал ответ, а сперва поразмыслил и пришел к выводу, что он может извлечь из этого свой доход, пусть невеликий, но зато верный. Тут самое важное было правильно организовать дело, приняв в расчет древнеяпонский образ мыслей, который Артем начинал помаленьку постигать.
Дело он организовал так. Отныне каждый житель провинции волен был нашивать карманы, но самостоятельно делать это было запрещено под страхом гнева мифического Белого Дракона, существа, как известно, ужасного и скорого на расправу. Возжелавший карманов человек должен был обращаться к Акузава (так звали человека, впервые нашившего карманы, которого впоследствии народ стал называть не иначе как "мастером караманов"), и только к нему. Мастер же не просто нашивал карманы, но и вышивал на них белой нитью квадрат, знак Белого Дракона. С подачи Артема был запущен слух, что квадрат является своего рода оберегом для вещей, что будут храниться в карманах. Естественно, с каждого заказанного кармана господин даймё должен был получать от ремесленника свой законный процент. Проверять количество нашитых карманов Артем, разумеется, не собирался, вряд ли ремесленник из-за невеликой выгоды захочет обманывать влиятельного самурая и шутки шутить с его небесным покровителем. Тем более, как убедился Артем, хотя в стране Ямато хватало самого разного склада людей, обманывать все ж таки тут было не заведено, обман был постыден среди всех каст древнеяпонского общества.
Все получилось наилучшим образом. Преимущества карманов японцы оценили сразу же, от желающих обзавестись ими не было отбоя. Ну да, наверное, дело даже было больше не в житейском удобстве, а в магическом, по мнению японцев, квадрате. Впрочем, какая разница. Впоследствии, когда в город Ицудо (вовсе не за карманами, а совсем по иным причинам) валом повалил народ со всех краев провинции, один портной уже не справлялся с работой, и Артему пришлось наделить привилегией на изготовление карманов еще одного городского ремесленника. "Мастера караманов", дабы работу одного не путали с работой другого, стали пользоваться разного цвета нитями (предварительно, разумеется, выспросив на это разрешение у господина даймё): один белыми, другой черными. В общем, так, на пустом месте, Артем обрел источник пусть невеликого, зато верного дохода. И вот сегодня это его маленькое ноу-хау пригодилось с совсем неожиданной стороны - карман помог Такамори в его расследовательском деле).
- Мастер караманов, - продолжал Такамори, - рассказал мне, что с монахом-убийцей, был еще один бродячий монах. Двое их пришли к мастеру Акузава. А в замке был лишь один. Нетрудно было догадаться, что второй где-то скрывается. Оставалось его найти.
- Легко сказать - "оставалось"! - вырвалось у Артема. - Однако ты его нашел, если я тебя правильно понял. И как же?
- Мастер караманов довольно неплохо описал мне второго "монаха". Я пошел к Сюнгаку, попросил отправить его своих людей по городу, чтобы они обошли постоялые дворы, а если это ничего не даст, то пошли бы по домам с расспросами, не видел ли кто таких людей, которые могут быть одеты как бродячие монахи, а могут вырядиться и кем-то еще. Несколько часов я провел в доме Сюнгаку в ожидании. Люди Сюнгаку возвращались ни с чем и снова уходили. Один из них пришел с рассказом, что два дня назад одетый бродячим монахом человек заходил в дом Масатоси, купил рис и кое-какую другую еду. По описанию это был первый монах, наш убитый убийца. Но больше ничего полезного Масатоси сообщить не мог. И вот вернулся еще один из людей Сюнгаку. Он рассказал, что один из игравших возле Бездонного Оврага мальчишек видел бродячего монаха, похожего на нашего убитого убийцу, - тот шел по склону горы в направлении заброшенного святилища Одноглазого. Тогда я понял, где искать…
- Неподалеку от святилища, кажется, была сложенная из камней хижина.
- Да, господин Ямомото, жилище отшельника, умершего, как говорят жители города, в третий год правления Гохорикава.
- И ты отправился туда один! Молодец, ничего не скажешь! Как тебе вообще пришло в голову идти одному?
- Я не сомневался, что мне хватит сил управиться одному. А чем больше людей, тем труднее подкрасться незаметно. В таких случаях самое важное - застать врасплох, - наставительно произнес Такамори. - Потому что сообщник не может не понимать, что его товарища могут убить, и должен быть начеку. За полри до хижины я сошел с дороги и пошел лесом. Я применил искусство бесшумной ходьбы и умение незаметно передвигаться по лесу, умение человека, прожившего в лесу всю жизнь. Он лежал в том месте, откуда просматривалась дорога к хижине. Я зашел ему со спины, и он начал оборачиваться только тогда, когда моя рука уже коснулась его затылка…
- И ты с покалеченной рукой приволок его сюда?
- Хвала Энно Одзуну, он оказался не слишком откормленным, а одной руки для такого нехитрого дела вполне достаточно.
- Куда ты его дел?
- Он здесь, в тюрьме.
- А почему нельзя отложить его допрос до утра?
- До утра он не доживет.
- А что с ним такое?
- Он не хотел говорить. И не приходилось надеяться, что он заговорит со временем. Да у нас и нет времени ждать. Поэтому я дерзнул, не дожидаясь твоего распоряжения, принять решение самостоятельно и развязать ему язык особыми способами.
- Другими словами, ты его пытал, - покивал головой Артем. Он знал, что яма-буси большие мастера развязывать языки. И, в отличие от самураев, не считают это занятие недостойным воинов.
- Это самурайское слово, - скривился Такамори. - В нем заключена самурайская глупость. Разве тигр пытает оленя, когда рвет его на части когтями и клыками? Нет, он всего лишь добивается своей цели тем способом, который он знает и который ему дан в виде его клыков и когтей.
- Эк тебя сегодня ведет, Такамори-сан, на раздумчивые беседы, - сказал Артем. - Ты мне, чем умствовать, лучше скажи, зачем принес пленника сюда, если он тебе все равно все сказал? Передал бы мне его слова, и ладно.
Такамори посмотрел на Артема снисходительно, как на несмышленого ребенка.
- Мои вопросы - это не все вопросы, которые можно задать пленнику. Твой ум необычен, он способен изобрести вопросы, до которых я не додумаюсь, даже если буду думать до следующей луны. Да и вдруг бы я не спросил о чем-то важном для тебя. Ты ж потом на меня бы злился.
- Ладно, пошли, поглядим твоего разговорчивого! - Артем потянулся к одежде…
У предшественника Артема имелось свое узилище. Да и какой же, в самом деле, замок без узилища? Правда, это был не типичный мрачный сырой подвал с крысами, плесенью, паутиной и скелетами в кандалах. Здешнее узилище представляло собой отдельно стоявшее бамбуковое строение, расположенное аккурат напротив конюшни и совсем рядом с отхожей ямой (наверное, чтобы узникам заточение не показалось вдруг малиной). За четыре месяца правления Артема в застенках побывало два узника: самурай, напившийся до натуральных чертей и принявшийся этих чертей рубить мечом и зарубивший двух несчастных служанок, и один из слуг, пойманный на воровстве.
Перед дверью, положив руку на меч, прохаживался Фудзита. Вид у него был строгий и важный.
Войдя внутрь, Артем укрепил на крюке прихваченный с собой фонарь-гандо. Пленник валялся в углу, связанный по рукам и ногам, с кляпом-хами во рту.