- Ты просто не врубаешься, - сказал я ему. - Они обожают свои традиции - убивать и разрушать. Им плевать, за что убивать профессоров и полицейских и громить университетские строения. Они упоенно малюют транспаранты и кропают листовки, а потом показывают их на демонстрации, как эксгибиционисты - свое хозяйство случайным прохожим. У них оргазм, когда они убивают и крушат. Счастливы от возможности удовлетворить кровожадные инстинкты.
- Истребление Божьего творения есть попытка истребить самого Господа,
- сказал Хрис с истинным негодованием в голосе.
- Возможно. Давай выясним, что они крушат сегодня. Эй, Фе!
Фе вплыла в комнату - на сей раз в роли женщины-вамп.
- Поцелуй меня, мой дурашка, - томно протянула она и мазнула меня по губам искусственной розой.
- Спустись на землю, - сказал я. - Какие новости со студенческого фронта?
Фе покорно наклонила головку и стала напряженно вслушиваться.
- Что это она делает? - изумленно спросил Хрис.
- Старина, ты постоянно гостишь у членов Команды и до сих пор не в курсе того, что творится в окружающем мире. Стыдно! Мы живем в эпоху тотальной наркоманизации и жучкизации. Это мир наркотиков и подслушивающих устройств. Из каждых десяти новорожденных девяти еще в роддоме вживляют под череп жучок - мини-передатчик. Когда ребятки подрастут, за ними будут следить двадцать четыре часа в сутки. Так что воздух вокруг пронизан и иссечен тысячами и тысячами сигналов. А Фе - уникум. Она может воспринимать все эти сигналы голым ухом, без специальных устройств. Не спрашивай меня, каким образом. Просто такой вот вундеркинд, и баста.
- Сегодня борются за права белого меньшинства, - сообщила Фе.
- Ну вот, полюбуйся, - продолжил я. - Разве могут нормальные люди спалить университетскую библиотеку, протестуя против ущемления прав белых? Во всем мире остался едва ли миллион якобы чистокровных белых, да и те - помесь серых с буро-малиновыми.
- Подойди ко мне, дитя мое, - сказал Хрис.
Фе незамедлительно припопилась на его колени, обвила ручонками и одарила сладострастнейшим поцелуем. Он не оттолкнул ее, но так целомудренно и нежно обхватил мою девочку руками, чтобы ей было удобнее сидеть, что сценка из пошлой вдруг превратилась в подобие "Пьеты" Микеланджело. Хрис мастер таких волшебных преобразований.
- Ты употребляешь наркотики, душа моя?
- Нет. - Шалунья сердито покосилась на меня. - Он не позволяет.
- А хотелось бы?
- Нет. Скучища. Все кругом на наркотиках.
- Отчего же ты сердишься на Гиня?
- Потому что он взял моду приказывать. Чтоб я делала, чего он хочет. Я теряю индивидуйность,
- Ты хочешь сказать - индивидуальность. Ну и почему же ты не уйдешь от него, раз он такой тиран?
- Потому что… - Тут эта егоза чуть не сверзилась на пол. Устроившись поудобнее на коленях Хриса, она договорила: - Потому что в один прекрасный день я буду вертеть им, как я хочу. Жду этого прекрасного дня.
- А у тебя, голубушка, есть жучок в голове? - вкрадчиво спросил Хрис.
- Нет, - ответил я за нее. - Она родилась в сточной канаве и отродясь не бывала в больницах. Она чистая.
- А вот и не в канаве! Мое полное имя Фе-Пять Театра Граумана, потому что я родилась в пятом ряду в театре Граумана, - подчеркнуто гордо произнесла Фе.
- Господи, помилуй! Это почему же?
- Потому что моя семья живет в пятом ряду театра Граумана. Совсем рядом со сценой!
Хрис удивленно воззрился на меня.
- Она так пыжится от гордости - ее семейка сумела со временем перебраться с балкона в партер, - пояснил я.
Все это было выше его разумения, и он сдался, не стал выяснять дальше, просто поцеловал Фе и спустил ее со своих колен. Но прежде она нежно обняла его и на пару секунд повисла на нем. Ничего не попишешь. У этого парня есть-таки харизма!
Хрис спросил у Фе, начались ли беспорядки, и узнал, что чуть ли не половина полицейских занята прослушиваем сигналов от жучков в головах студентов, и копы жутко злятся. Им осточертел вялый митинг с повторением одного и того же. Один легавый предложил послать к студентам провокатора, дабы тот взбодрил их и спровоцировал на действительно впечатляющий погром
- чтоб было на что поглядеть.
Тут Хрис, доброе сердце, конечно же, так и взвился и рванул из дома. У него были волосы ниже плеч и бородища, да и внешне он выглядел мужчиной за тридцать - сохранив тот молодой вид, в котором он превратился в Молекулярного человека. Но для студентов он уже "старпер", а для полиции - солидный обыватель. Поэтому я не боялся за Хриса, но все же двинул следом
- так, на всякий случай. Студенты его вряд ли тронут, а вот полиция может, смеха ради, использовать подвернувшегося прохожего для раскрутки по-настоящему крутых беспорядков. А Хрис, надо заметить, способен на многое. Все мы помним, какой шорох он навел в иерусалимском храме, когда турнул оттуда торговцев.
В студенческом городке традиционный бардак был в разгаре: в ход шли ракеты и лазеры, не говоря о гранатах и петардах. Все горело и взрывалось, и народ был счастлив до опупения. Студенты плясали и горланили:
- Раз, два, три, четыре, пять, я ежу ее опять!
Только они пели не "ежу", а другое слово.
- Шесть, семь, восемь, девять, десять, надо всех за хрен повесить!
Только они пели не "хрен", а другое слово.
Тут их песенка спотыкалась, потому как арифметика теперь не входит в обязательный курс обучения, и они затягивали снова: "Раз, два, три…"
Полицейские, как повелось, суетились с барьерами или, взявшись за руки, выстраивались в цепочки, чтобы куда-нибудь студентов не пустить и побыстрее начать драку. Они сговаривались, кому достанется честь арестовывать, чья очередь сегодня бить морды парням, а чья - насиловать самых смазливых телочек.
Блажной Хрис вперся в самую гущу событий.
Мне невольно подумалось: "Сейчас выдаст, как в тот раз на горе! Эх, дурак я, что не захватил магнитофон!"
Однако случай распорядился так, что до проповеди дело не дошло. Двадцать воинствующих студентов навалились на ни в чем не повинный припаркованный у кромки тротуара аэромобиль. Они раскачали машину и опрокинули ее на бок. Разбили лопасти пропеллера, покорежили шасси и пытались с помощью кувалд оторвать кабину от рамы. Для удобства они хотели поставить аэромобиль на попа и снова стали раскачивать его. Но тяжелая машина стала опрокидываться не в том направлении. Прямо на замешкавшегося Хриса.
Я помчался к машине, которая упала на покореженное шасси. Вокруг нее стояла дюжина студентов - они были в ступоре, потому как полицейские пустили на них слезоточивый газ (как принято в наше время - с примесью ЛСД), и сукины дети вместо того, чтобы делать ноги - застыли, поглубже вдыхали газ и балдели. В меня тоже пальнули струей газа, но я был как сумасшедший - подскочил к проклятому аэромобилю и пытался в одиночку приподнять эту махину. Черта с два. Тут как из-под земли рядом выросли три дюжих копа и стали выкручивать мне руки.
- Помогите поднять машину! - прохрипел я, задыхаясь. - Там человека придавило.
Копы отпустили меня, и мы вчетвером налегли на аэромобиль. Никакого результата. И тут к нам подскочил долговязый меднокожий детина, скуластый, с глубоко посаженными глазами. Он подхватил машину за край рамы, крякнул и поднял ее, как детскую игрушку. Иисус Христос поднялся вместе с рамой - он был распят на обломках шасси. При таких вот обстоятельствах я и познакомился с первым человеком, которого я успешно превратил в бессмертного.
2
Что он эпилептик, это я усек сразу, как только увидел этого долговязого гиганта. Отличный кандидат для бессмертия: крупный, широкоплечий, мускулистый. Он взвалил Хриса себе на спину и потащил его в университетскую больницу. Бедолага стонал и бормотал что-то на древнеарамейском, которому научился еще лежа на коленях своей матери.
В приемной травматологического отделения перед детиной прямо-таки расшаркивались и стелились: "Да, профессор. Разумеется, профессор. Будет немедленно сделано, профессор". Я решил, что мужик не хухры-мухры, а изобрел что-нибудь потрясное - например, вернул на планету чуму, чтобы обуздать демографический бабах. Что ж, мне это на руку. Не только мускулы, но и светлая голова.
Мы проследили, как Хриса укладывают на постель. За него я почти не волновался - Молекулярного человека не так-то легко угробить, при обычных ранениях он всегда выдюжит. Но я жутко боялся лепсера. Это наш страшный и постоянный бич. Я попозже растолкую вам, что такое лепсер.
Хрису я прошептал в ухо:
- Старик, я записал тебя под именем И.Христмана. Не дуйся. Я назвался твоим ближайшим родственником и позабочусь, чтоб за тобой был хороший уход.
Меднолицый профессор все же расслышал кое-что и сказал на двадцатке:
- Э-э, да ты шпаришь на прежнеанглийском. Каким таким образом?
- То же самое хочу спросить у тебя.
- Может быть, как-нибудь и отвечу.
- Обещаю то же самое. Сообразим по маленькой?
- Да, можно опрокинуть по одной. Только мне нельзя сильно набираться. Огненную воду пить не стану - работаю над важным госпроектом.
- Не беда. Закажу и на тебя, а ты тихонько выплеснешь на пол. Как ты назвал напиток?
- Огненная вода.
- А разве такая штука существует?
Его лицо затучилось. Он угрожающе выдвинул челюсть.
- Я что - похож на зубоскала?
- Ты - вылитый вождь с витрины табачной лавки.