- Повод?
- А так.
Хороший повод, убедительный.
- У тебя что, сегодня тренировки нет?
- Угадал! Так идём или как?
- А не выгонит? - всё-таки усомнился Игорь.
- Нас?! Хо-хо! Она будет рада неземной радостью, ибо… - Тут он задрал к небу указательный палец, значительно потряс им где-то на уровне второго этажа, но разъяснять своё "ибо" почему-то не стал. - А к ней, между прочим, подруга прирулила.
- Что за подруга? Откуда знаешь?
- Ответ первый: с подружкой Натали купалась в море. Ответ второй: сама сказала.
- Убедил. Тронулись.
И тронулись, благо идти недалеко. А к берёзе Игорь решил позже пойти, не уйдёт от него путешествие…
Семнадцать лет, славный возраст, его понять надо. И Натали, одноклассница милая, недурна собой, волнует сердца сверстников-акселератов, а уж подруга, загадочная незнакомка с черноморским загаром - тут, как говорится, без вариантов, тут двух мнений не существует: спешить, знакомиться, побеждать, немедля, немедля.
"И очи синие бездонные цветут…"
- А куда ты в последнее время исчезаешь? - нарушил молчание Пащенко, не ведая, что вторгся в хрупкий мир грёз о Прекрасной Даме, расколол его своим приземлённым вопросом.
Почему Игорь и был сух:
- Не понимаю, что ты имеешь в виду…
- Что ни вечер - ищи тебя, свищи.
- Гуляю.
- Один? Или кое с кем?
Игорь вовсе не собирался посвящать друга, даже самого близкого… во что? - ну, скажем, в тайну двойной берёзы. Нет, серьёзно, то, что происходило в чужой памяти, принадлежало только ему и никому больше, никто не имел права даже заглянуть в мир, обретённый Игорем, да что там заглянуть - краешком уха услышать, что он есть, этот мир.
Да и есть ли?..
- Один. И кое с кем. С любопытной Варварой, помнишь, что стало?
- Не хочешь - как хочешь. - Пащенко не обиделся.
Он вообще не умел обижаться, счастливый человек. И не то чтобы держал себя этаким гордецом, а просто не видел в обидах смысла: чего зря дуться, когда жизнь прекрасна, и на городских соревнованиях установил личный рекорд - два метра пять сантиметров со второй попытки, и кубок завоевал, и погода улыбается, и все девушки будут наши.
Конечно, кое-кто назвал бы Валерку человеком с примитивной нервной организацией, но Игорь-то лучше других знал, что это не так, что Пащенко - просто добрый и умный парень, для которого радость - нормальное чувство, естественное состояние. А люди с тонкой нервной организацией по любому поводу психуют, сохнут от злости к ближним и дальним и выпендриваются тоже по любому поводу. Игорь, увы, не лишён был некой тонкости этой самой организации, и она доставляла ему немало хлопот. Во всяком случае, Валерке он завидовал искренне.
Как только подошли к Наташиной двери, Пащенко, ничтоже сумняшеся, затрезвонил в дверной электрический колокольчик, поднял тревогу в квартире. И когда Наташа открыла, заорал победно:
- Принимай гостей, коли не шутишь!
Наташа, могучая блондиночка, ростом под стать иному парню, хорошенькая, хотя и несколько кукольная - ведь бывают же куклы-гиганты, а? - оглядела улыбающегося Пащенко и Игоря заметила, сказала мрачно:
- Какие уж тут шутки… Ну, заходите, раз явились.
Будь Игорь один, повернул бы назад немедленно, не стерпел бы такого тона. Но Пащенко чужд был светских условностей: сказано "заходите", значит, зайдём. И танком ринулся в квартиру, выясняя на ходу:
- Кто дома? Одна? А где подруга? Ах, здесь… Так чего ж врёшь, что одна? - И влетел в комнату, - Здрасьте, здрасьте, меня Валерой зовут.
А из кресла - навстречу - и впрямь Прекрасная Дама, загорелое существо семнадцати лет, тоже блондинка, но значительно меньших габаритов, очи голубые, ланиты смуглые, уста, естественно, сахарные…
- Настя.
- И мне очень приятно, - забалагурил Пащенко, закрутился по комнате, забегал из угла в угол. - А вот, рекомендую, мой лучший друг Игорь, чистейшей души человек, интеллектуал и дзэн-буддист, достигший невероятных глубин погружения.
Наташа - она-то Пащенко наизусть знает - прислонилась к дверному косяку, улыбалась, а Настя, несколько оглушённая, спросила:
- Погружения куда?
- В нирвану, - захохотал Пащенко, - в таинственные недра подсознания, в глухие леса седьмой сигнальной системы.
Настя смотрела на Игоря с явным интересом.
- Вы и вправду дзэн-буддист?
- Да шутит он, дурачится, что вы, не видите? - сказал Игорь и сел в кресло. Настя ему понравилась.
- А-ах, шутит, - облегчённо вздохнула Настя. Судя по всему, она страшилась непонятного, предпочитала ясное, реальное, земное. - Ну, а то, что вы Игорь, - это не шутка?
- Истинная правда…
Пошёл разговор о том о сём, о минувшем лете и грядущей зиме, об увиденных фильмах и услышанных дисках, ни к чему не обязывающий, но очень приятный разговор, вполне светский, если это понятие вольно отнести к не очень светскому возрасту собеседников.
С Настей у Игоря много общего сказалось: и стихи она любит, и джаз предпочитает, и русской историей интересуется. Так всё преотлично шло, как Пащенко, невежа и торопыга, возьми и спроси:
- Натали, а когда родичи вернутся?
Наташа на часы взглянула, прикинула:
- Мама должна через полчаса быть. А что?
- Сматываемся. - Пащенко вскочил с кресла.
- С каких пор ты моей мамы боишься? - удивилась Наташа.
- Я её не боюсь. Я не хочу ей лишний раз мозолить глаза. - Бесхитростный Пащенко своим заявлением выдал тайну: выходит, он слишком часто мозолит глаза Наташиной маме, то есть нередкий гость в её доме. Другое дело, что тайна эта давным-давно Игорю известна, и не только Игорю - всей школе.
Ну, а Настя… Причастный к чужой тайне, Игорь не прочь был создать - именно так: создать! - свою. Общую с Настей. А значит, Пащенко и тут помог ему. Сейчас они уйдут от Наташки, Пащенко, как лучший друг, друг тактичный, скроется с глаз долой, а Игорь пойдёт провожать девушку. Осень, падают листья, ветер кружит их по асфальту… Лирика!.. Мало ли что возможно осенним вечером…
Так и получилось. Правда, Наталья чуть-чуть подулась: как, её бросают? И даже лучшая подруга, которая, кстати, пришла к ней скоротать вечер, вдруг поддалась необъяснимой панике, тоже спешит неизвестно куда. Но Наталья умная, ей ясно стало, куда спешит подруга. Вернее, зачем.
Пащенко распрощался с Игорем и Настей у подъезда, согнулся пополам, пополоскал у ног воображаемой шляпой, подмёл пыль с асфальта воображаемым пером и с воплем "Адью, ситуайёны!" исчез в осеннем сумраке, чтоб не сказать - мраке.
- Где вы живёте, Настя? - спросил Игорь, потому что с чего-то надо было начинать.
- На Кутузовском. Я еду до Дзержинки, а оттуда - на маршрутке.
- Но ведь ещё довольно рано, - стараясь быть небрежным, сказал Игорь. - Может, погуляем?..
И вдруг - в старых романах написали бы: "как молния сверкнула в мозгу юноши!" - он сообразил: у него же нет времени!.. За весь вечер Игорь ни разу и не вспомнил о старике Леднёве, который остался там, один, в осеннем лесу у проезжей дороги…
Даже Настя почувствовала, что с Игорем что-то случилось, но не спросила ничего, лишь взглянула с тревогой.
- Простите меня, Настя, - глухо сказал Игорь. - Я не могу вас проводить. Мне очень Жаль… - И замолчал, ожидая, что сейчас произойдёт непоправимое - она повернётся и уйдёт и будет права. Во всяком случае, он бы на её месте так и поступил. Но, к счастью, Настя-то пока была на своём месте. Она не повернулась и не ушла, а спросила:
- Вам надо спешить?
Игорь обречённо кивнул.
- Идите. Я сама доеду. Не волнуйтесь.
Она смотрела на него, будто чего-то ждала.
- Простите меня, Настя, - повторил он. - Я очень хочу вас видеть. Можно я вам завтра позвоню?
Ну, когда бы ещё Игорь рискнул так сразу, ничуть не стесняясь, сказать всё, что думает, что чувствует сейчас? Да никогда, не было с ним подобного. А тут то ли волнение, что потеряет он её, помогло, то ли странная его раздвоенность: и хочется остаться, и старик Леднёв ждёт - и подготовила то, что он сказал.
И Настя тоже не подкачала.
- Конечно, позвоните. Я буду ждать. Телефон вам Наташа скажет, я её предупрежу. - Вот тут она повернулась и пошла, не оборачиваясь: всё-таки надо марку поддержать, именуемую женской гордостью. Или женской независимостью.
А Игорь смотрел ей вслед и уже, пожалуй, не видел её. А видел - внутренним, что ли, зрением? - лес, тёмный, по-ночному прохладный, узкий покрасневший край неба на востоке: подымалось солнце.
4
Каждый раз, вечером, старик Леднёв грозился встать первым, бог знает в какую рань, и беспощадно будить Игоря. Не получалось. Леднёв ещё похрапывал, с головой накрывшись необъятным брезентовым плащом, а Игорь уже разжигал костерок на месте вчерашнего, на остывших за ночь угольях, набирал воду в ручье или роднике - ночевать старались неподалёку от воды - и тогда сам беспощадно расталкивал профессора.
Вот и нынче приладил Игорь над костром закопчённый котелок, медный, лужёный, куда тяжелее алюминиевых - современных Игорю, стащил с профессора плащ.
- Павел Николаевич, подъём!
Профессор скукожился на сухом лапнике, колени к подбородку подтянул, руками их обнял, глаз не открывал. Однако сказал:
- Сейчас, сейчас… Отыди от меня, изверг.
- "Я пришёл к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…" - Игорь не врал: солнце давно поднялось над верхушками деревьев, высветило, выжелтило траву в лесу, грело. День обещал быть тёплым, а то и жарким.