- Слабое утешение, особенно если учесть, что он привык к жаре, - произнесла Масардери механически. Было очевидно, что она почти не задумывается над смыслом сказанных ею слов.
Конан подал ей руку.
- Вставайте. Покажите туранцам, на что способен потомок кочевников-гирканцев!
- Мне нравится, когда меня так называют, - сказала она задумчиво. - Потомок. Как будто я мужчина.
- Женщина тоже может быть потомком, - произнес Конан глубокомысленно и вдруг поймал взгляд Мэн-Ся.
Проклятье, этот щенок, кажется, вообразил, будто "учитель Конан" не упускает ни одной возможности преподать урок! От Тьянь-По Конан знал, что кхитайцы практикуют именно такой метод обучения: учат всегда, везде и постоянно, так что после сорока лет непрестанного стучания по темечку в голове наконец запечатлеваются некоторые мысли.
- Кром, - тихо проговорил Конан. - Похоже, неприятности не захотели остаться в Акифе и тоже отправились с нами на отдых. Нужно похоронить этого беднягу и поймать вашу лошадь.
- Караван не может задерживаться, - сообщил караванщик, чрезвычайно недовольный проволочкой. - Если мы застрянем в пустыне после того, как сядет солнце, добираться до колодца придется в темноте.
- Какая точная мысль! - ответил Конан. - Что ж, отправляйтесь. Мы вас догоним ночью.
- Вы не найдете дорогу, - высокомерно заявил караванщик.
- Возможно… Тем не менее я не оставлю тело этого бедняги стервятникам.
Конан распоряжался быстро, деловито, и караванщик почти сразу же решил прекратить спор. Карета с полуобморочными кузинами двинулась дальше, а Кэрхун, Конан и Масардери с неграми задержались на месте битвы.
- Как странно, - произнесла Масардери, озираясь но сторонам. - Все так тихо и мирно. Как будто здесь не проливалась человеческая кровь! Откуда только взялось это чудовище?
- Вы же видели его, когда оно только-только появилось, - сказал Конан. - Из-под земли. Возможно, кхитаец тоже кое-что заметил. Я расспрошу его позднее, когда мы будем на месте.
Масардери едва сдерживала слезы.
- Это расплата за то, что я радовалась, покидая Акиф, - всхлипнула она. - Наверное, после смерти мужа я не должна больше ничему радоваться. И вот теперь… Такая страшная цена!
Кэрхун выглядел недовольным.
- Не понимаю, почему мы должны задерживаться здесь дольше, чем требует необходимость, - заявил он. - Оплакать негра-раба можно и на постоялом дворе, после хорошего ужина, когда не грозит никакая опасность.
- Мне везде теперь грозит опасность, - возразила Масардери.
- Все равно, давайте покончим с делом поскорее.
Конан, как ни неприятно было ему это сознавать, вынужденно согласился с Кэрхуном. Двое негров принялись копать могилу своему собрату, а киммериец тем временем заговорил с третьим, отведя того в сторону.
- Вы действительно братья? - спросил он.
Тот кивнул и добавил не без гордости:
- Мы священные братья. В нашем племени такие рождаются нечасто… хотя, как мы узнали, живя в Акифе, гораздо чаще, чем в других.
- Поясни, что означает "священные братья", - сказал Конан.
- Мы родились от одного отца и одной матери в один и тот же миг, - ответил чернокожий.
- Все четверо? - поразился киммериец. Он напрочь забыл о своем намерении держаться спокойно и сдержанно, чем, как он знал, легко завоевать уважение чернокожего.
Тот кивнул и добавил просто:
- Удивляются все белые, которые это слышат.
- И большинство негров удивится тоже, смею тебя заверить, - сказал Конан. - Среди людей подобное явление всегда редкость. Более того! Чаще всего рождение двоих близнецов одновременно вызывает у людей недоумение. Я знаю народы, где второго близнеца принято убивать, ибо он считается зачатым от какого-нибудь демона.
- У нас подобные дети - дар благосклонных богов, - печально сказал негр. - И вот теперь мы потеряли одного из нас. Это все равно что утратить руку или ногу…
- Нет, - Конан покачал головой. - Я говорил это вашей госпоже, скажу и тебе: ваш брат уже находится в пиршественных чертогах, ибо погиб как воин, так, как и подобает мужчине. А вы - каждый из вас - представляет собой отдельного человека.
- Мы никогда о себе не думали по отдельности, только вместе, - признал чернокожий.
Конан хлопнул его по плечу.
- Насколько я смогу, я постараюсь заменить вашего четвертого брата, если дело дойдет до драки.
Свежая могила выросла в пустыне. Тиранскую саблю положили вместе с погибшим. И вот уже ничто не напоминает о горестном происшествии. Только прах, горстка костей и небольшой холмик на поверхности земли - холмик, который через несколько лун будет уже совершенно незаметен.
Глава пятая
Арвистли-чародей
Постоялый двор Конан отыскал без труда. Путники добрались туда уже через два колокола после захода солнца. Все они устали и нуждались в отдыхе. Казалось, впрочем, что самым утомленным из всех является Кэрхун. Поглядывая в сторону племянника, Масардери презрительно морщила нос: она все больше и больше ощущала себя "славным потомком гирканцев", "кочевником", в то время как Кэрхун был типичный туранец. По большому счету, племянник был истым домоседом. Даже странно, что он выбрался из своего отлично обустроенного островного поместья с намерением помочь тетке избавиться от кошмаров. Ведь Масардери однозначно дала ему понять: его ухаживания нежелательны. Должно быть, он рассчитывает уломать ее за время путешествия. Что ж, в таком случае, жалуясь и стеная, он явно избрал неправильный путь.
Масардери, впрочем, несмотря на всю свою лихость тоже с трудом держалась в седле, но она, по крайней мере, не проклинала свою несчастную долю, в то время как стенания Кэрхуна оглашали пустыню, точно вой голодного койота.
Негры бежали за лошадьми ровным, уверенным шагом. Их тела лоснились от пота, и сейчас, облитые лунным светом, они казались какими-то странными божествами, принявшими человеческое обличье, но все же не вполне похожими на людей.
Конан постоянно озирался по сторонам. В каждый миг он ожидал подвоха: выскочившего из-под земли или упавшего с небес монстра, который, натворив бед, под конец обратится совершенно безобидной вещью или горой мусора. В этой жестокой магии, кем бы она ни насылалась, Конану чуялось нечто глубоко оскорбительное, призванное издеваться над жертвой до конца. Быть убитым горой мусора! Погибнуть в челюстях балдахина! Пасть жертвой облезлой кошачьей шкуры!
Когда Конан думал об этом, он невольно скрипел зубами от ярости. Нет уж, такой добычи, как Конан-киммериец этот таинственный маг не получит!
На постоялом дворе их уже ожидали. Масардери сразу же попала в объятия своих кузин, которые в полном смысле слова набросились на нее с причитаниями:
- Ах, дорогая! Это было ужасно! Я до сих пор вся дрожу! Как ты только смогла выдержать такое? О, ужасно, ужасно! Но до чего же она мужественная, дорогие мои, вы не находите? Остаться там, когда уже темнело и все монстры вселенной выходили на охоту за живой человеческой плотью! И ради чего? Только ради того, чтобы похоронить этого бедного негра! А это! негр, кстати, очень симпатичный мужчина…
Тут старшая из кузин (и наименее привлекательная из всех) строго остановила остальных:
- Что вы такое говорите, дорогие мои! Кто может всерьез рассуждать о привлекательности чернокожего?
Тут они все три потупились с самым ханжеским видом, а Масардери, несмотря на все перенесенные испытания и тревоги минувшего дня, едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
Для Конана жилье уже было готово. Он убедился в том, что комната, которую займет Масардери, располагается по соседству с той, где намеревался ночевать сам варвар, и спустился и нижний зал. Усталый, пыльный и потный, он плюхнулся на скамью и устремил на зевающего, падающего с ног от усталости прислужника та кой свирепый взор, что скоро перед варваром выросла целая гора еды: наскоро поджаренное жесткое мясо (очевидно, верблюжье), рис в горшочке, стопка лепешек серого хлеба и кувшин молока.
Конан принялся за трапезу, жуя так же яростно, как сражался.
- Учитель!
В зал вбежал Мэн-Ся. Конан поглядел на молодого кхитайца с легкой досадой и пробурчал:
- Можешь оставить эти церемонии. И перестань все время кланяться! У меня от тебя рябит в глазах.
Мэн-Ся расхохотался и уселся рядом. Он быстро придвинул к себе горшочек с рисом и заглянул внутрь одним глазом, в то время как другой, узкий и хитрый, рассматривал Конана.
- Как мило было с их стороны позаботиться и бедном кхитайском философе! Ваша госпожа, полагаю, согласится заплатить за этот рис?
Не дождавшись ответа, он принялся быстро уминать рис. Он ел с жадностью изголодавшегося человека, так что Конан в конце концов спросил:
- У тебя что, нет при себе денег заплатить за ужин?
Не переставая набивать рот, кхитаец покачал головой.
- Согласно нашей философии, путник должен быть беден, дабы изведать дорогу во всей ее прямоте.
- Кажется, таким премудростям я тебя не учил, - заметил Конан.
Нет, учитель Конан, но у нас были и другие учителя…
- Стало быть, ты изменил моему великому учению? - нахмурился Конан, забавляясь.
- О нет, учитель, но наша философия дозволяет совмещать самые разные учения! В данном случае я отправился в путь, желая познать путь в его прямоте и людей в их самых разных свойствах, а это лучше всего делать не имея при себе денег.
- Понятно, - сказал Конан. Он отставил блюдо, на котором оставались только обглоданные кости, и взялся за кувшин с молоком. На мгновение задержался: - Может быть, ты выпьешь молока?
- Нет, учитель, благодарю. Я пью только чистую воду.