Из такого, казалось бы, далёкого от жанра ужасов спортивного явления, как гольф, Жан Рэ умудрился извлечь немало коротких напряжённых историй - то зловещих, то юмористических.
Жан Рэ
Черные сказки про гольф
Когда прибыла телеграмма: "Кубок Сифелл будет разыгрываться в 36 лунок", а мячик лежал у девятнадцатой лунки на поле клуба "Блю Сэндз", в клуб-хаузе возник шум.
- Если обезьянничать, так уж лучше по-людски, - промолвил полковник Ридинг.
Каждый понял резкую реплику, но никто его не поддержал. Ридинг намекал на знаменитый Кубок Принца Уэлльского, который некогда разыгрывался в 72 лунки, а теперь в 36…
Произнося эти оскорбительные для многих слова, Ридинг думал не о себе, а о своем друге Джильберте Хее.
Шансы Джила Хея были весьма высоки, если предстояло совершить четыре круга. Он относился к тем классным гольфи-стам, которые не в силах показать истинную форму в начале соревнования. Он был даже психологом гольфа и во время своих выступлений вышучивал своих соперников:
- Гиганты, идущие на убыль после тридцать шестой лунки и превращающиеся в карликов после пятьдесят четвертой.
Хею было необходимо примерно три круга, чтобы начать блистать, а вернее взорваться, как говорили его поклонники. Ридинг обернулся к секретарю.
- Стоун, вы можете сообщить мне имена тех, кто записался на Сифелл?
- От нас будет только Джильберт Хей, - ответил Стоун.
- Знаю… А другие? Такая лисица, как вы, могла бы вытянуть нужные сведения из своих коллег.
- Н…ет, - проворчал Стоун.
Но Баттинг, юнец, только что принятый в клуб и с трудом переносивший виски, воскликнул:
- Он крутит хвостом, а вернее врет! Попросите показать клочок розовой бумаги, на котором записаны имена!
Стоун скривился, выдавая гримасу за улыбку. Он ненавидел Джильберта Хея и ненавидел Ридинга, но боялся их. А Баттингу не следовало произносить этих слов, ведь молодой человек уже задолжал ему двадцать фунтов.
- Если это вас интересует, полковник Ридинг, вот они, эти имена, - сказал он, вытаскивая из кармана розовую бумажку. - Но должен вам заметить, что официальный список еще не опубликован, а жеребьевка состоится лишь на будущей неделе.
- Конечно, - проворчал Ридинг.
Он пробежал глазами список.
- Тори, Гилхрист, Этви, Уэсли, Бейрд…
Он вернул листок Стоуну, и тот снова скривился.
- Хей не поедет на Сифелл, - сказал он.
Сзади раздался тихий, но твердый голос президента клуба Госкетта:
- Простите, полковник Ридинг, но Хей поедет на Сифелл.
Ридинг медленно развернулся вместе со стулом, и его взгляд встретился со взглядом Госкетта. Несколько секунд они вели молчаливую дуэль, затем президент опустил глаза.
- Что, Ридинг, молчим? - усмехнулся Баттинг.
- Господин Баттинг, - произнес Госкетт, - я бы попросил вас…
- Просите святых, а не меня, - вскинулся юный упрямец, - я вас и слушать не буду. Я голосую за Ридинга и Хея. И Хей не поедет на Сифелл, поскольку их треклятые 36 лунок дают шанс только тем ничтожествам, которые перечислены на розовой бумажке Стоуна, а Хей становится королем только с тридцать седьмой лунки.
- Хотя вы и весьма недавно играете в гольф, однако, в курсе дела, господин Баттинг, - в голосе президента звучала ирония.
- Ну и ну! - воскликнул юнец. - Я разбираюсь в этом не лучше зебры, но мне об этом сказал Крофтс. Итак?
Стоун побледнел. Среди ненавидимых им гольфистов, Крофтс, секретарь Тауэр Гольф-клуба, был самым ненавидимым.
Воцарилась тяжелая тишина; четыре гольфиста, сидевшие за дальним столом, встали, быстро попрощались и покинули зал.
- Доброй ночи, Фринтон! - крикнул вслед им Баттинг… - Привет Мэйзи, и не разрешайте красавцу Майку садиться в свой чудный "моррис", купленный по случаю, иначе вам придется возвращаться в Лондон на такси.
Его слова были обращены к молодой женщине, курившей длинную сигарету, облокотившись на стойку бара.
- Предпочитаю возвращаться на "бентли", - ответила она.
- Боже, Ридинг, она обращается к вам, а вернее к вашей машине, - комически простонал Баттинг. - Если бы она назвала "ягуар", она была бы моей клиенткой.
- Баттинг, - негромко сказал Ридинг, - на такси придется возвращаться вам. Вы оставите свой "ягуар" в гараже, ибо первое же дерево превратит вас в бифштекс.
- Никто здесь не имеет права приказывать мне, - икнул молодой человек, - за исключением Ридинга-мудреца. Я подчиняюсь… Эй, Джимми, рыбье отродье, быстро такси. Мне надоело лицо валета пик нашего президента!
Госкетт пропустил оскорбление мимо ушей: отец Баттинга был владельцем поля Блю Сэндз и не скупился в расходах на клуб.
Когда Ридинг прогревал двигатель, на его руку легла ладонь.
- Поскольку вы, полковник, возвращаетесь в Лондон, могу ли я попросить подвезти меня? - спросила Мэйзи Даунер.
- Охотно, - ответил Ридинг, отводя взгляд.
И про себя подумал:
"Она сегодня в форме. Чем же ей сегодня насолил Фринтон?"
Майк Фринтон, элегантный красавец-гольфист, открыто ухаживал за Мэйзи Даунер, и это ей, похоже, нравилось.
Словно прочтя его мысли, она сказала:
- Я разозлилась на Майка за то, что он не встал на вашу сторону, когда вы так твердо заявили, что Хей не поедет на Сифелл.
- Благодарю вас, мисс Даунер, - холодно ответил Ридинг, - но мне это, напротив, нравится. Поддержи он меня, это было лицемерием с его стороны - он ненавидит Хея и обрадовался бы его поражению.
- Хея ненавидят все, - пробормотала девушка.
- Поскольку он - личность, а в Сэндзе вместо истинных гольфистов остались только фанфароны, снобы и краснобаи.
- Но вы не фанфарон, не сноб и не краснобай, - возразила она.
- Увы, я не играю в гольф, - горько ответил полковник.
…С войны он вернулся на протезе и с простреленным легким, иногда его подводило и сердце.
Мзйзи Даунер мечтательно добавила:
- Кубок Принца Уэлльского… Чемпионат Шропшира… Кубок Дальтона… Кубок Миллэнд Роя…
- Прошу вас, - проворчал Ридинг. - Это старые победы, они умерли, как и прошлое.
- Почему вы так любите Хея? - вдруг спросила она.
- Мы вместе воевали, - просто ответил он. - Он был хорошим солдатом и стал столь же хорошим гольфистом.
- Майк Фринтон тоже принимал участие в войне, - вскинулась она.
- В интендантстве. А Госкетт служил родине, поставляя картонные ботинки. Стоун же держал в тылу столовую. Стоит ли говорить о других?
- Спасибо… Хватит…
Они миновали Числехарст и Сандридж и въехали в Лондон через Левисхэм.
- Где вас высадить, мисс Даунер? - спросил Ридинг.
Она назвала улицу неподалеку от Кенсингтон-парка, и остальную часть путешествия они проделали молча.
Когда Мэйзи вышла из машины, Ридинг развернул "бентли" и вернулся в Бермондси - ему хотелось встретиться с Джильбертом Хеем.