Он снова замолкает, теперь уже на несколько минут. Несколько раз проходит перед нами взад-вперед, глядя себе под ноги и нерешительно жуя губами. Наконец он говорит:
- И вот еще что. Я специально не стал дожидаться техников и собрал только летный состав. Имейте в виду и будьте к этому готовы. Боевые действия могут начаться в любой ближайший день. По сведениям из штаба округа, Германия сосредоточила на нашей западной границе огромные силы, в том числе ударную стратегическую авиацию. Не сегодня-завтра вся эта мощь обрушится на нас. Не будем питать иллюзий на этот счет. Так просто такие силы на границе не концентрируются. Превосходство у противника не только количественное, но и качественное. В соединениях, базирующихся западнее нас, "И-16" и "Чайки" составляют более семидесяти процентов. Летный состав в подавляющем большинстве боевого опыта не имеет. Делайте выводы. Через час после начала - это полетное время бомбардировщиков от границы до нас - нам придется вступить в бой. Как я уже сказал, это может произойти в любой ближайший час. Отсюда некоторые особенности. Полк будет расквартирован в селе, что в двух километрах отсюда, но на аэродроме будет постоянно дежурить, днем и ночью, одна эскадрилья.
На другой день с утра начинаются полеты. Изучаем местность, объекты, отыскиваем запасные площадки. Часто встречаемся в воздухе с "ЛаГГами" и "МиГами" двух других полков нашей дивизии.
Глядя на стремительные, но тяжеловатые, хищные силуэты "МиГов", я прихожу к интересной мысли. Что, если попробовать отработать с ними взаимодействие? "МиГи" прекрасно проявляют свои качества на больших высотах. На средних и малых они тяжеловесны и не так маневренны. Можно было бы сделать "бутерброд". Внизу - мы или "ЛаГГи", вверху - "МиГи". Мы бьем противника внизу и гоним его наверх, где его будут ждать "МиГи". Там они будут иметь неоспоримое превосходство.
Делюсь своими мыслями с майором Жучковым. Тот слушает с интересом и внимательно на меня смотрит.
- Далеко пойдешь, Злобин. А у тебя ничего, варит! Ты, оказывается, можешь не только за ручку держаться да на гашетку давить. Слетаю-ка я завтра к Иванову (начальник штаба 130-го полка), перетру этот вопрос и вместе с ним - к Строеву. Но учти, Злобин, я тебя представлю как автора этой идеи. Так что готовься, все шишки на тебя посыпятся.
Через день мы уже начинаем отрабатывать со 130-м полком строй "бутерброда". "МиГи" ходят за нами с превышением в 2000 метров и отставая на километр-полтора. 128-й полк "ЛаГГов", имитируя "противника", попадает между нами, словно между молотом и наковальней. Эффект убийственный!
Я хожу в героях. Еще бы, за три недели я предложил две тактические новинки, и обе оказались эффективными. Уже все три полка отрабатывают бои на вертикалях. В полк прилетает комдив и вызывает меня.
- Пойдешь, Злобин, в штаб дивизии?
- Товарищ полковник, я - летчик с боевым опытом. Считаю, что мое место в строю.
- Верно считаешь. Потому и не приказываю, а просто предлагаю. Оставайся в строю. Но учти: я на тебя глаз положил и зуб наточил. Пойдешь на повышение. Со звеном справишься?
- Я звеном уже командовал. Справлюсь.
- А с эскадрильей?
- Должен справиться.
- А с полком?
- Малость опыта набраться и…
- Ну а с дивизией? - хитро прищуривается Строев.
- Нет, товарищ полковник, не смогу. Шпал не хватает, - показываю я на свои петлицы.
Окружающие хохочут.
- Лосев! - говорит комдив. - Вот этого старлея никогда не представляй к капитану. Он, как только первую шпалу получит, сразу меня с тобой подсиживать начнет.
Сергей где-то раздобыл гитару и теперь каждый вечер заставляет меня "давать концерты". Сначала моими слушателями и ценителями были летчики и техники нашей эскадрильи, потом на огонек начинает собираться чуть ли не вечь полполка. Частенько приходит и Лосев.
Он, оказывается, тоже хорошо играет на гитаре и поет красивым высоким голосом. Очень быстро он осваивает мой репертуар, и теперь редкий вечер проходит без нашего дуэта.
Утром 13 июня меня вызывает майор Жучков. В штабе я застаю своего комэска и командира звена первой эскадрильи - старшего лейтенанта Степанова. Жучков выдает нам командировочные предписания.
- Через час на наш подмосковный аэродром идет "Ли-2". Мотайте туда, примите наши "Яки" и гоните их сюда.
"Яки" мы застаем уже заправленными, подготовленными к перелету. Получаем полетные задания. Нам предлагают пообедать, но мы отказываемся.
- Дома обед стынет, - шутит Волков.
Запускаем моторы. Мне кажется, что мотор моего "Яка" эвучит как-то не так, с надрывом. Прибавляю оборотов. Так и есть. Глянув на датчик температуры, поспешно глушу мотор.
- В чем дело, старлей? - вскакивает ко мне на плоскость командир БАО.
Я молча показываю на датчик температуры. Капитан свистит от удивления.
- Как же так? Час назад пробовали, все было в норме.
По его команде техники поспешно "раздевают" мой "Як". Два цилиндра буквально раскаленные. Их охлаждают и снимают головки. Мы не верим своим глазам. Некогда зеркальные стенки цилиндров нещадно изодраны, а поршни ощетинились мелкой стружкой. Откуда она взялась? Еще через полчаса техники ставят диагноз: диверсия на заводе.
- Ну, старлей, в сорочке ты родился. А если бы в воздухе?
- Лучше без если. Что делать-то будем?
Капитан убегает. Быстро вернувшись, говорит, что новый мотор придет только к концу дня 17-го. Ночью его поставят и опробуют, а утром 18-го можно будет лететь. Мы связываемся со своим полком и попадаем прямо на Лосева.
- Волков и Степанов, гоните машины сюда. Злобину продлеваю командировку до 18-го. Нечего ему взад-вперед мотаться.
Ребята улетают, а я иду к коменданту.
- Товарищ майор, разрешите отлучиться в Москву. Здесь мне до 18-го все равно делать нечего.
Майор удивительно легко соглашается. Видимо, ему не хочется возиться со мной: устраивать с жильем, ставить на довольствие. Он сразу выписывает мне увольнительную до 18 июня.
- Смотри не перегуляй, а то под трибунал попадешь.
- Как можно!
Выхожу из комендатуры и бегом к станции. Через два часа я уже иду быстрым шагом по проселочной дороге к Ольгиной даче. Она говорила, что до 19-го будет жить там. Представляю, как она сейчас обрадуется!
Странно, на даче никого нет. Она закрыта. Присаживаюсь на веранде и задумываюсь, как мне поступить? Ехать в Москву? В этот момент замечаю, что на веранде стоят Ольгины белые босоножки. Хм! Она из Москвы приехала в них, Не могла же она в город уехать босиком. Может быть, купается? Тогда почему дача заперта? В голову начинают лезть всякие неприятные мысли.
- Поздно мы с тобой поняли, что вдвоем вдвойне веселей… - доносится справа знакомый голос.
- Даже проплывать по небу, а не то что жить на земле! - громко продолжаю я припев.
- Ой! - Из-за кустов на тропинку выходит Ольга. - Андрюша!
Она стоит передо мной босиком, несколько растерянная. В руках у нее авоська с хлебом и бидон. Бидон она ставит на тропинку, авоську роняет на траву и бежит ко мне. На глазах у нее слезы. Ольга обнимает меня за шею, целует и прижимается мокрыми глазами к моей щеке.
- Я знала, я верила, что придешь! Ты не мог не прийти. Ведь я так ждала тебя, мне так много надо тебе сказать…
Она замолкает и смотрит на меня виновато.
- А сказать-то и нечего. Все слова из головы вылетели. Как тебе удалось вырваться?
Я коротко объясняю. Она, словно не веря, закрывает глаза и качает головой. На губах - счастливая улыбка.
- Целых четыре дня. Это судьба!
Целую ее, забираю хлеб и бидон с молоком. Ольга проводит меня на дачу.
- Ты, наверное, голодный?
- С семи утра ничего не ел, - сознаюсь я.
- Сейчас я тебя обедом накормлю, потом искупаемся, а потом…
Она подходит к буфету и достает бутылку сухого вина.
- Потом отметим нашу фатальную встречу.
- Почему фатальную?
- Потом объясню. Пойдем обедать.
Ольга оказалась более радушной хозяйкой, нежели искусным кулинаром. Впрочем, я не стал придавать этому особого значения. Наскоро поглощаю то, чем она меня угостила. Пока пью молоко, Ольга уходит переодеться и через пять минут возвращается в своем зеленом купальнике. Оставляю свою форму на причале, и мы на лодке плывем к островку.
Там мы самозабвенно купаемся, ныряем, гоняемся друг за другом в прозрачной до синевы воде. Москва еще не успела отравить все Подмосковье промышленными отходами. Погони заканчиваются долгими объятиями, поцелуями и ласками, потом кто-то из нас вырывается, и все начинается сначала.
Со стороны это выглядит, наверное, не только смешно, но и глупо. Взрослые дядя и тетя гоняются в воде друг за другом, брызгаются, хохочут, кричат и взвизгивают. И никак не могут остановиться. В другой раз я бы и сам при виде этой сцены пожал плечами. Но стороннему наблюдателю никогда не понять поведения влюбленных, не постичь их логику. Впрочем, какая логика может быть у любви? Она сама по себе не логична. Если бы люди в любви руководствовались логикой, род человеческий давно бы уже пресекся. Наше сумасбродное плескание прекращают сумерки.
- Ой! Уже вечер. Темнеть начинает. Давай к дому, - предлагает Ольга.
На причале я нагибаюсь, чтобы подобрать свою форму, но Ольга останавливает меня:
- Оставь! Неужели так и будешь ходить передо мной в кителе? Сейчас я дам тебе во что переодеться.
Через минуту она выносит мне рубашку песочного цвета с короткими рукавами и такого же цвета шорты. Я удивленно смотрю на них. Откуда?
- Это папа привез из Испании, - поясняет Ольга. - Он хотел носить это на даче, но мама сказала, что он в этом похож на колонизатора. Одевайся.