- Погоди, сержант. "Яку" последний долг отдать надо.
Волоча ноги, обхожу искореженную машину. То, что от нее осталось, назвать самолетом можно, только обладая буйной фантазией. Хвоста нет, левой плоскости тоже. Правая закручена в штопор, капот разворочен. Неудивительно, что боец принял меня за немца. Поди разбери, что это за самолет.
Эх, "Як" мой, "Як"! Сколько раз мы с тобой побеждали в небе и выручали друг друга! И сейчас ты спас меня в последний раз, ценой своей жизни.
Прижимаюсь лбом к еще горячему капоту.
- Хорошо ты дрался, дружище, - говорю я, и мне кажется, что "Як" слышит меня и отвечает. Или это потрескивают остывающие детали раскаленного мотора?
Подхожу к бензобаку и открываю сливной кран. Весело журчит струйка бензина.
- Прощай, солдат. И прости, если сможешь, - говорю отойдя на несколько шагов, бросаю в лужу бензина горящую спичку. Останки "Яка" вспыхивают жарким пламенем.
Снимаю шлемофон, достаю "ТТ" и салютую "Яку". Молча смотрю на пожирающее самолет пламя. Поняв смысл происходящего, солдаты тоже обнажают головы и в молчании смотрят на погребальный костер.
- Проводи меня до командира, сержант, - прошу я.
Глава 18
У костра, очерченного кругом
Чуть усталых солдатских глаз,
Идет разговор о многом
И, конечно, о нас.
Р. Шехмейстер
В блиндаже, освещенном двумя большими коптилками, сидят шесть командиров. У дверей - радиостанция, за которой дежурит девушка-ефрейтор.
Я определяю старшего - это капитан моих лет - и представляюсь:
- Гвардии капитан Злобин, командир эскадрильи 2-го Гвардейского истребительного авиационного полка. Находился в разведке, сбит в воздушном бою, сел на вынужденную посадку в вашем расположении.
Капитан представляется в свою очередь:
- Капитан Ненашев, командир батальона 414-го стрелкового полка. Держим оборону. Здоров? Не ранен?
- Все в порядке, спасибо.
- Могу чем-нибудь помочь гвардии?
- Можешь. Первое, - я отстегиваю планшет с картой и подаю его капитану, - эту карту надо как можно скорее доставить в штаб фронта. Здесь последние данные о расположении танковой группы Гудериана.
Капитан бросает на карту взгляд, и его скуластое лицо вытягивается.
- Еремин! Мухой - в штаб дивизии! Бери трофейный "Хорьх" и лети, словно тебе зад скипидаром смазали.
Молоденький лейтенант вскакивает.
- Есть доставить карту в штаб дивизии!
- Береги ее, лейтенант, как невесту, как маму родную, - прошу я его. - За эту карту восемь гвардейских асов головы сложили.
- Не беспокойтесь, товарищ гвардии капитан, доставлю в целости-сохранности, - заверяет лейтенант и выбегает из блиндажа.
- Слушай, гвардия, что они, в самом деле уже сосредоточились для удара? - спрашивает Ненашев с беспокойством.
- Да нет, это я так, от балды нарисовал.
Капитан мрачно улыбается и спрашивает:
- Ну а второе?
- Мне нужна связь со своей частью.
- Нет проблем. Только на прошлой неделе рацию нам в батальон выдали. Хоть со Смоленском, хоть с Москвой поговорить можно. Тоня, помоги гвардейцу связаться с его частью.
Выяснив у меня частоту. Тоня быстро устанавливает связь со штабом моего полка и передает мне микрофон. Блиндаж наполняют восторженные и удивленные голоса Лосева, Федорова и Жучкова. Слышно, как к микрофону рвется Николаев. Я докладываю обо всем. Неожиданно рация отвечает голосом Строева:
- Ну, спасибо, Андрей! Тут посты наблюдения передали уже, что в этом квадрате упали три "мессера". Я все гадаю, кто их приветил? На тебя никак не подумал, а, выходит, зря. Ты даже не представляешь, что вы с Николаевым сделали. Плюнь мне в глаза, если к 7 ноября я тебе Золотую Звездочку на грудь не повешу! Сам к Верховному поеду с представлением.
- Спасибо, товарищ генерал.
Микрофон снова берет Лосев.
- Андрей, как там обстановка?
Я вопросительно смотрю на комбата, тот неопределенно пожимает плечами.
- Спокойная, товарищ полковник.
- Есть возможность заночевать до утра?
- Комбат, приютишь на ночь? - спрашиваю я Ненашева.
Тот подходит к рации и берет у меня микрофон.
- Товарищ гвардии полковник! Говорит командир батальона капитан Ненашев. Не беспокойтесь. Примем вашего аса с армейским гостеприимством. Не каждый день у нас такие гости бывают. Он на наших глазах из троих "мессеров" черный дух выпустил. А такое мы не забываем. Все будет в лучшем виде.
Он протягивает мне микрофон:
- Тебя требует.
- Андрей! - снова слышу я голос Лосева. - Сегодня мы за тобой прилететь не сможем. Сам знаешь почему. Ночуй у пехоты, а завтра за тобой прилетит "У-2". Только смотри там, пехота - народ хлебосольный, не каждый день к ним летуны с неба падают. Ты уж не подведи, но и не увлекайся шибко.
- Буду вести себя, как подобает гвардии.
- То-то, до завтра!
- До завтра, товарищ гвардии полковник.
В блиндаж входит старший лейтенант. Лицо его мне кажется знакомым. Но где я его мог видеть?
- Старлей, а мы с тобой до войны нигде не встречались? - спрашиваю я, когда он заканчивает свой доклад комбату. Старший лейтенант всматривается в моё лицо.
- Андрей! Злобин! Это ты, что ли? Лавров я. Костя. Mы с тобой 4 мая встречались, ты с Серегой Николаевым вместе пришел. Еще песни нам пел. Только я тогда лейтенантом был.
- А! Вот и встретились!
Я вспоминаю молодого пехотного лейтенанта, который был на той вечеринке, где я познакомился с Ольгой.
- Вот это встреча! - восхищается Константин. - Славяне! Вы даже не представляете, кого нам с неба занесло. У нас в гостях - заслуженный артист Военно-воздушных сил старший лейтенант Андрей Злобин!
- Гвардии капитан, - поправляет его Ненашев.
- Прошу прощения, но это сути не меняет. Женя, - обращается Константин к одному из командиров, - я в твоей роте гитару видел. Она жива?
- Жива.
- Все, славяне! За нами - выпивка и закуска, а за авиацией - звуковое оформление. Вечер у нас получится - на всю жизнь запомните. Ручаюсь!
- Многообещающее заявление, - усмехается Ненашев.
Пока он с командирами решает вопрос об "организации" вечера, мы с Лавровым рассказываем друг другу об общих знакомых. Весть о героической гибели Ивана Тимофеевича буквально потрясла его. Зато несказанно обрадовали его мой рассказы о Сергее. "Он всегда был мировой парень!" Особенно Константина удивляет то, что Ольга стала моей женой.
- Это просто потому, что ты - со стороны. Мы-то все знали, что Ольга - неприступная красавица. А после Женьки к ней вообще боялись подходить. Ты ведь понял, о чем я?
Внезапно он мрачнеет.
- А ведь я его недавно видел.
- Кого?
- Женьку Седельникова. Он сейчас в особом отделе армии. Контрразведка или что-то в этом роде. Как бы он не узнал про вас с Ольгой, напакостить может здорово.
- Ерунда. Сейчас не 38-й год. Сейчас война. На фронтового летчика дело не заведешь, а Ольгу он вряд ли обижать станет.
- Как сказать. Это такая категория людей, что им на все наплевать, даже на свою любовь, хоть и бывшую.
- Хорош, мужики! - прерывает нас комбат. - Соловья баснями не кормят. Прошу к столу.
На столе уже стоит солидная бутыль самогона и немудреная, но обильная фронтовая закуска. При виде ее во мне сразу просыпается острое чувство голода. Умял бы все, что на столе, в одни ворота.
В блиндаже довольно тепло, я снимаю меховую куртку и расстегиваю "молнию" комбеза. На свет божий являются мои регалии. Комбат удивленно свистит:
- Вот это, я понимаю, иконостас!
- Это ты "боевиков" уже на фронте получил? - спрашивает Константин. - В мае, я помню, у вас с Сергеем по Звезде только было.
- Где же еще. Кстати, у Сергея - такой же набор.
- Ну, вы даете! Если не секрет, сколько немцев уговорил, что летать больше не стоит?
- Скромничать не буду, сегодня был двадцать седьмой.
- Ну, славяне! У нас в гостях не просто гвардеец. У нас в гостях гвардейский ас! А Серега как?
- У него тоже за двадцать.
- Вот за это и выпьем! - говорит Ненашев, протягивая мне кружку. - За крылатую гвардию, за красных соколов! Дай им бог и дальше так же крушить этих стервятников!
Ядреный самогон обжигает глотку. Крякнув и закусив кващеной капустой, я показываю Ненашеву, чтобы он разбил по второй.
- Где вы берете такое забористое зелье?
- На дивизионном складе гэсээмщик его гонит. Только никто не может понять из чего. Злые языки утверждают, что из солярки и автола, но тем не менее пьют. Продукт, сам видишь, получается неплохой.
- Что верно, то верно. Как говорит мой знакомый хирург, до мочевого пузыря пробирает. Теперь - мой тост. Пью за вас, за пехоту. Сколько бы ни было самолетов, танков и артиллерии, все одно: без пехоты воевать способа еще не изобрели, да и вряд ли изобретут когда-нибудь. Вся тяжесть войны на чьих плечах? Пехоты! Самые большие потери где? В пехоте! Что бы ни говорили о войне моторов, человек с ружьем - главная фигура в бою! И мы, все остальные, просто ваши помощники. За вас, славяне!
Кружки опустошаются, мы закусываем, а из дальнего угла раздается голос:
- Что так, то так. Наша служба - самая тяжелая. Завидую я летчикам! Легкая у них война. Аэродромы - в тылу. Слетал, сел, заправился и живи в свое удовольствие. А здесь и бомбят, и обстреливают, и танками утюжат… Утром никогда не скажешь наверняка, доживешь до вечера или нет.