- Пять дней он добирался сюда. В этом месте его искал истребительный батальон. Нашли парашют, а летчика - нет. Нас предупредили, но в тот день он не появился и не мог появиться. Никто не знал, что у него нога повреждена. Короче, канул бесследно и только сейчас выплыл. Надо сообщить.
Мы выходим из штаба. Я останавливаю Волкова.
- Слушай, Володя, надо бы похоронить его. Он хоть и враг, хоть и эсэсовец, но вел себя как солдат. Держался до последнего.
- Ты прав. Мужество всегда заслуживает уважения. Надо только…
- Поговорить с комиссаром, - подходит сзади Федоров. - Считай, что уже поговорил, и я дал вам "добро". Мужество и боевое мастерство, ты прав, всегда заслуживают уважения, даже если их проявляет враг. Случай этот не надо скрывать. Мы не стесняемся учиться у врага боевому мастерству, и мужеству поучиться не грех. В самом деле, если бы они были малодушными и бездарными, они бы досюда не дошли. Да и мало чести - воевать с таким противником. Ну а если мы победим таких, как этот Гельмут Шмидт, честь нам тогда и слава.
Иван Крошкин на доске от снарядного ящика выжигает:
"Летчик-истребитель Гельмут Шмидт. 7.09.1916-21.08.1941. Оберштурмфюрер".
Мы берем лопаты и идем в лес.
Могилу мы роем под березой. На грудь Гельмуту я кладу фотографию девушки. Мы насыпаем над могилой холмик, Иван прибивает доску к березе. Не сговариваясь, достаем пистолеты и салютуем поверженному врагу.
Назад возвращаемся молча. Наверное, каждый прикидывает, как бы он повел себя, оказавшись на месте Шмидта.
В полку нас ждет новость. Прибыло пополнение. Ускоренный выпуск авиашкол и училищ. К моему удивлению, все они - лейтенанты. Мне помнится, в 41-м году из авиашкол выпускали сержантов. Значит, кто-то в верхах не допустил этой глупости. Еще одно подтверждение того, что я здесь не один.
Через несколько минут я получаю еще одно подобное подтверждение. Несмотря на то, что выпуск ускоренный, у всех лейтенантов приличный налет. Когда успели?
Ребята начинают искать воспитанников своих училищ и школ и балдеют, узнав, что пополнение прибыло прямо из Нарьян-Мара.
- Это что еще за школа такая?
Молодежь объясняет, что с началом войны все авиашколы перебазировали в Заполярье. В Нарьян-Маре оказались Качинское, Оренбургское училища. Липецкая школа и еще две какие-то.
- Это зачем же вас туда загнали, на белых медведей с воздуха охотиться?
- Чудак-человек! - смеется Волков. - Неужели не понятно? Там сейчас - полярный день. Солнце круглые сутки не заходит. Летай сколько влезет. Посмотри на них: кожа да кости. Небось спали часа по три-четыре?
К нам в звено назначили лейтенанта Комова. Он расспрашивает нас о боях. Ребята рассказывают ему о повадках фашистских летчиков, об их тактических приемах. Особенно много внимания уделяют "Нибелунгам". Беседу прерывает Волков, вид у него озабоченный:
- Андрей, ты же бывал над Белыничами?
- Да, а что?
Волков разворачивает карту на плоскости "Яка".
- Расположение зенитных батарей хорошо помнишь? Давай-ка уточним.
Я показываю, где наблюдал зенитные батареи.
- Что, на Белыничи?
- Да, - кивает Волков, - идем сопровождать "пешек".
- Когда летим? - загорается Комов.
Волков смотрит на него, склонив голову на левое плечо.
- Я сказал "мы идем", а не "вы идете".
- Как это? Мы что, на задание не пойдем?
- Конечно, нет.
- Почему?
- Милый мой! Мы идем на Белыничи. Знаешь, что такое Белыничи? Это восемь аэродромов, десятки зенитных батарей и полсотни, а то и больше "мессеров" в воздухе. И ты хочешь, чтобы я взял вас к черту в пасть? Нет, молодые не пойдут.
- Вы что, думаете, мы струсим?
- Вот этого я как раз и не думаю. Скорее наоборот. А именно этого мне как раз и не надо. Мне было бы лучше, если бы вы от страха в штаны наложили, "мама" закричали и мертвой хваткой в хвост ведущего вцепились. А получится что? Зенитки ударят, "мессеры" появятся, у вас - глаза квадратные, обо всем на свете забудете и начнете пилотаж демонстрировать. А мне придется решать: либо задание выполнять, либо вас выручать. Нет, дорогой мой Александре, в бою мало хорошо машину пилотировать. Тут надо еще кое-что уметь.
- А как же мы научимся, если вы нас на земле оставляете?
- Научим, не переживай. Еще налетаешься, навоюешься и звездочки на фюзеляже нарисуешь. А сейчас в бой не рвись. Все равно не возьму.
Через полчаса две эскадрильи во главе с Жучковым уходят на задание.
- А вы почему не полетели? - спрашивает у меня Комов.
- Когда мы не в строю, я для тебя - Андрей. Привыкай, мы теперь с тобой боевые друзья. А почему не полетел? Руку мне "Нибелунги" повредили. Сейчас схожу в санчасть, узнаю, сколько мне еще по земле топтаться.
Эскадрильи возвращаются с задания. Волков мрачен как туча. У Жучкова вид под стать Волкову. Они уходят в штаб, а я спрашиваю у Сергея:
- Что случилось?
- Пять "пешек" потеряли, - со злобой в голосе отвечает Сергей.
- Как это вы умудрились?
- А что сделаешь, если зенитками там каждый квадратный метр утыкан? Море огня. И мы ничем помочь не смогли. "Мессеры" насели, целая группа.
Волков зовет меня в штаб.
- Пойдем, помозгуем. В санчасти был?
- Все, завтра уже могу летать.
- Это хорошо! Завтра с утра опять туда пойдем.
В штабе мы долго колдуем над картой с уточненным расположением зенитных батарей. Но куда ни кинь - всюду клин.
- Выход один, - говорит Жучков. - Идти завтра всем полком и хотя бы одну эскадрилью выделить на подавление зениток.
- Но тогда нагрузка на людей резко возрастет. Завтра всем придется делать по пять-шесть вылетов, - возражает Лосев.
- А что ты предлагаешь? Терять "пешки"? Может быть, молодых завтра в бой поднять?
- Нет! - Лосев категорически рубит воздух рукой. - Только не это! Ты же сам говорил, что "мессеров" там - тьма. Взять туда молодежь - это значит послать их на убой. А из них еще истребителей сделать надо. Как, мужики, - обращается он к нам, - выдержим завтра до шести вылетов?
- Выдерживали же, - пожимаю я плечами.
- Так и запишем, - соглашается Лосев. - Все. Вы свободны, товарищи, полетов сегодня больше не будет.
На стоянке нас ожидает сюрприз. Пришли Гучкин с Ольгой. Гучкин притащил две фляжки со спиртом, и они с Сергеем уже обсуждают что-то по поводу закуски. Сергей, как всегда в таких случаях, проявляет кипучую деятельность: о чем-то советуется с Волковым, шепчется с Крошкиным. Потом они с Иваном куда-то убегают. Волков объявляет:
- Ужинать в столовую не пойдем. Дружеский ужин в честь наших гостей состоится в расположении эскадрильи.
- У вас что, рабочий график сменился? - спрашиваю я Ольгу.
Она кивает:
- Да, уже второй день раненых привозят с утра, да и трех хирургов нам добавили.
Во главе с Волковым мы идем к нашей хате. Во дворе под яблонями стоит большой вкопанный в землю стол. Вокруг него Крошкин уже расставил скамейки. А на столе!
Когда только они все это успели? Вареная картошка, жареная рыба, два гуся, яблоки, огурцы, помидоры, сало… Венцом всего были четыре больших кувшина с вином.
Матрена Ивановна, наша хозяйка, радушно приглашает нас к столу:
- Сидайте, хлопчики, сидайте, сыночки! Чем бог послал…
- Садитесь с нами, мама, - приглашает Волков,
- Та стара я, - отказывается хозяйка, - вон у вас яка гарна дивчина, - показывает она на Ольгу.
Но мы неумолимы, и Матрена Ивановна водворяется во главе стола. Я ловлю за руку суетящегося Крошкина.
- Иван, когда ты все это успел?
- Тю! Да я с обеда это дело организую. Просто Константин с Ольгой так удачно попали.
- А в честь чего такое застолье?
- Щас узнаешь!
Вино разливается по кружкам, Волков было встает, но Сергей кладет ему руку на плечо и усаживает на место.
- Слово - Ивану.
Крошкин откашливается и произносит тост:
- Я предлагаю выпить за нашего комэска! Погоди, капитан, - тормозит он привставшего было Волкова, - ты ведь ничего еще не знаешь. Вчера наш комэск сбил двадцать пятого фашиста, а сегодня комдив подписал и направил в штаб фронта представление на него к званию Героя. За первого героя нашей эскадрильи!
- Ура! Ура!
Все вскакивают и тянутся с кружками к Волкову. Тот смущенно бормочет что-то, он явно растерян. Хотя зря смущается. Кто еще в полку более его достоин звания Героя?
Волков выжидает, пока стихнут наши восторги, и говорит:
- Ну-ка, Сергей, разливай по второй. У меня тоже есть новость.
Сергей быстро наполняет кружки, и мы выжидательно смотрим на Волкова.
- Вчера подписан приказ Верховного, которым, возрождая традиции доблестной русской армии, учреждается Гвардия. Гвардейскими станут части и соединения, наиболее отличившиеся в боях. В соответствии с этим приказом мы с вами имеем честь служить во Второй Гвардейской авиационной дивизии. Ура, гвардейцы!
- Ура! Гвардия! Ура!
- А первая кто? - спрашивает Сергей, когда мы выпиваем.
- Первая - "колышки"!
- Слышишь, Оля? - поворачиваюсь я к подруге. - Иван Тимофеевич - командир Первой Гвардейской дивизии.
На глазах у Ольги слезы.
- Ой, Андрей! Как мне хочется его увидеть сейчас, ты не представляешь.
Когда застолье разгорается, Ольга шепчет мне на ухо:
- Водой пахнет. Вы ведь на самом берегу стоите?
Я киваю.
- Искупаться бы, - мечтательно шепчет Ольга.
- Нет проблем, пошли, - говорю я, и мы с Ольгой исчезаем из-за стола.