- Какой? - повторила я свое единственный возможный ответ.
И тогда началось…
До сих пор, когда при мне говорили о пытках, разговор был посвящен средневековой истории Земли. Темного периода инквизиции. Я всегда считала, нет, я надеялась, что наше общество давно его перешагнуло. Но мысли о гуманном светлом будущем были вытеснены современными методами ведения допроса. К сожалению или к счастью болтливая сыворотка, одна из последних разработок, была мне противопоказана, и если они хотели получить ответ, а не хладный труп, было понятно, почему. От признания меня сдерживала мысль, что стоит им узнать все, и я умру. Да, закончатся угрызения совести, мучение и боль. И не будет больше ничего, для меня, и, возможно, для тысяч других людей, планету которых однажды сожжет крейсер "пиратов". В тот момент, когда я орала от боли, срывая голос, в моей голове, разумеется, не было настолько правильных мыслей. Я руководствовалась лишь инстинктами: выжить, выдержать все, а дальше… не знаю. Но в одном я была точно уверена - пока диск у меня, я жива: измучена, избита, почти уничтожена, но жива.
- Позовите дока, - распорядился генерал. Он прошел до двери, отдавая распоряжение, затем вернулся назад. Его ботинки замерли перед моим лицом. Я прикрыла глаза, стараясь за выпавшие мне мгновения покоя прийти в себя. Каменный пол холодил лоб и щеку, охлаждал заплывший глаз. Я несколько раз выпадала из сознания, поэтому не сразу заметила, что наша компания увеличилась еще на одного человека. Лысый низенький толстячок присел передо мной, нащупывая пульс, проверяя зрачки. Вколол мне какую-то гадость и вышел, со словами:
- Продержится еще с полчаса. Поторопитесь.
Меня подняли и снова водрузили на стул. Я сидела, свесив голову на грудь. Растрепанные волосы закрывали заплаканное избитое лицо.
- Что тебе сказал Марк Гибсон? Где то, что он тебе передал?
Значит, за мной следили, - промелькнула мысль. И тут же исчезла в приступе новой обжигающей боли. Когда ускользающим сознанием я заметила занесенную надо мной руку генерала, с ехидством подумала, что док ошибся. Времени у них не осталось совсем.
* * *
Я вскрикнула и проснулась, резко поднявшись с койки. Тотошка нервно заскулил во сне, и прижался к моему боку, успокаивая своим мягким теплым тельцем. Я поднесла руку к лицу, обнаруживая на нем влагу. Мокрой оказалась и подушка.
- Кошмары? Ты стала их видеть слишком часто, - я вздрогнула, когда поняла что не одна. И испугалась, осознав, кто же мой незваный ночной гость.
- Как вы сюда попали? - возмутилась я, и тут же поняла всю абсурдность вопроса.
- Не бойся меня! Ты громко кричала во сне. Я не мог не зайти, - он с неожиданной робостью застыл у двери, всматриваясь в мое лицо.
- Простите если потревожила, - потупилась я.
- Что у тебя на душе, девочка моя? - было видно, что он хочет подойти ближе, но сдерживает себя, чтобы… не напугать еще больше? Подобной чуткости от генерала я не ожидала, - что заставляет тебя каждую ночь плакать во сне? Почему не можешь довериться никому?
– Я… я сама виновата во всем, Дамир. Не стоит вам тратить время на такую как я, - я отвернулась лицом к стене, не желая видеть его лица, когда я произнесу эти слова, - преступницу. Я преступница и убийца.
- Преступившим закон движут разные мотивы, - он, наконец, приблизился ко мне. Я остро ощущала его присутствие. Слишком остро в этой напряженной тишине.
- Мною двигало отчаяние, ярость и жажда возмездия. Я ничем не лучше остальных, - произнесла я в глухую стену, ожидая от гостя лишь презрения. Того, что и сама испытывала к себе.
- Дай себе шанс на новую жизнь, - я ощутила его пальцы на своем плече, - дай шанс мне, нам.
Я не смогла помешать ему лечь рядом, у меня на то не было ни сил, ни желания. Было страшно снова остаться одной, прокручивая в голове свое прошлое.
- Спи, - шепнул генерал мне на ухо, согревая прохладную кожу своим дыханием. Его руки обхватили меня в уютный теплый кокон, - а я буду рядом. И не пущу кошмары в твои сны.
18
Четыре месяца назад
Они обо мне забыли! Целая неделя покоя и тишины, когда раны постепенно затягиваются, а новые только грозят появиться. Скоро. Я знаю, что скоро мой покой закончится, и онивернутся. На этот раз онисделают все, чтобы узнать правду. И мне не поможет ни обморок, ни угроза смерти. Пока что они оставляют меня в живых. Надеются выйти на компрометирующие их документы. Но сколько еще смогу продержаться я сама?
Мне пришлось опереться на стенку, чтобы встать. Болели ребра, кожа на руках, груди и ногах была покрыта иссиня-черными и фиолетовыми синяками. Кое-где начала проступать желтизна. В общем, генерал Росс не пожалел на меня ни сил, ни времени. Одно хорошо - визиты охраны сводились к минимуму - три раза в день мне приносили еду. Хлеб, серого цвета и жидкую бурду. Иногда бурда оказывалась густой и тягучей и тогда я могла предположить, что вместо супа сегодня в меню каша.
Когда в тюрьме был отбой, я тихонечко подходила к рукомойнику и открывала кран, выпуская тонкую струйку воды. Тогда, сев на койку и закрыв глаза можно было напрячь фантазию и представить, что я дома. На Земле. Идет дождь, и по моему телу бегут мурашки прохлады и удовольствия. И я засыпала со счастливой улыбкой на лице, потому что знала - проснувшись утром, я снова увижу свою семью, снова буду глупо спорить с Даринкой, а папа снисходительно потреплет меня за щечку и предложит всем вместе пойти на пляж, или в парк.
Но любые фантазии разбивались о холодную и жесткую реальность. Иногда мне казалось - знай они, что я совершила, семья бы этого никогда не приняла. И мне становилось больно от мысли, что я оказалась не тем человеком, которого они любили.
Я побрела к двери, в самом низу которой, на полу перед узким отверстием стояла миска с бурдой. Фу! Сегодня каша. Первые два дня я ничего не ела. Не столько из-за гордости, сколько от бессилия и невозможности преодолеть короткое расстояние от койки до двери. На третий день ко мне вошли охранники, уложили на пол и, удерживая руки и ноги, залили мне в рот то, что еще осталось от еды. Равнодушно наблюдая за тем, как я давлюсь и отплевываюсь, один из них, особенно мерзкий, белобрысый тип с угреватой сыпью на лице, пригрозил, что они станут делать это каждый день, если я буду отказываться от еды. Вот таким нехитрым способом меня приучили съедать все, вплоть до последней крошки. Почему-то мысль их обмануть и выливать все в унитаз даже не приходила мне в голову… Хотя нет, приходила, но я побоялась что за мной наблюдают и это может быть чревато.
Доев все, что было в миске, я демонстративно ее перевернула и покрутила перед собой. Кому надо, тот увидит, а если у меня паранойя, значит, парням вообще придется нелегко. Допрашивать преступницу с расстройством психики. Да, им не позавидуешь.
Прошло немного времени, прежде чем я, уже без стеснения, пользовалась умывальником и туалетом, терпеливо дожидаясь вечера, когда позволено будет воспользоваться душем.
Ближе к ночи я услышала шаги: два человека, один шагал уверенной твердой походкой, второй семенил следом. Неужели меня почтит своим присутствием генерал? Соскучился? Или решил продолжить? В тот момент я думала о пытках лишь с усталой обреченностью приговоренного.
Дверь с прежним раздражающим скрипом отворилась, и на пороге возник человек, которого я меньше всего рассчитывала здесь увидеть.
- Шания! - он слегка обернулся в сторону двери, и охранник тут же испарился.
- Здравствуй, Адриан, - я решила оставаться на месте, потому что показывать свою слабость человеку, который желает тебе смерти очень глупою
- Вижу, тюремная жизнь не пошла тебе на пользу, - он окинул меня взглядом, взял тяжелый табурет и присел передо мной.
- Как видишь, - равнодушно ответила я, надеясь, что акварель ниже шеи он так и не рассмотрит.
- Я пришел, чтобы задать тебе вопрос, на который ты не захотела мне ответить, - он помолчал, затем склонился ко мне, - зачем?
Я смотрела на него, сквозь него и не могла подобрать слов. Что я ему скажу? В чем признаюсь? Могла ли я сказать старшему брату, что его младшенький уничтожил десятки тысяч человек. Просто выполняя приказ. Кто на такое способен? А может быть, так и делают карьеру? Могла ли я выполнить подобный приказ, если бы он не касался моей семьи? А все остальное лишь лицемерная попытка найти крайнего и обвинить его во всех своих бедах?
Я прикрыла глаза, игнорируя полный презрения взгляд Адриана, и поняла, что нет. Я бы никогда не пошла на это. И мне было бы плевать на последствия. Карьера? Разве стоит она стольких жизней. Я мечтала стать пилотом, чтобы спасать, защищать, а не губить. Красивые слова. Правильные, ничего не стоящие, пока не придется доказать, что я действительно могла бы противостоять заговору, системе, всему миру. И теперь у меня есть шанс это сделать. Пока они не знают где документы, я буду жить. А, значит, мне придется выдержать все, что мне уготовано, даже презрение Адриана, ненависть тех, кто меня окружает, угрызение совести и желание поскорее умереть. Пока я жива, есть надежда, что виновные не уйдут от возмездия. Каким бы неправильным, жестоким оно ни было.
- Зачем, Шания? Скажи, и я постараюсь тебя понять. Он тебе изменил? Он тебя обидел? Ударил? Ты защищалась? Он отказался жениться? Признать своим ребенка?
- Он не знал, - прошептала я, чувствуя, как на глаза накатывают слезы.
- Что? - переспросил Вилард.
- Он так и не узнал, что у нас мог бы быть ребенок, - пояснила я, отворачивая лицо от испытывающего пронзительного взгляда.