Поскольку бал был именно "новогодний", то есть народ прибыл на него с детьми (в том числе и довольно маленькими), закончился он рано. Все мы (провожаемые завистливыми взглядами) погрузились в свое "механическое транспортное средство" и отправились домой уже часов в семь. По дороге Камилла мне неожиданно пожаловалась:
- Меня эти царицынские дамы скоро со свету сживут!
- Когда ты успела с ними поругаться?
- Пока не успела, - мрачно ответила моя дражайшая. - Но уже скоро. Они все просят продать этот лак - а как я им его продам?
- Что, задешево очень просят?
- Да нет, пять рублей за флакон все готовы отдать, а то и больше. И выработать этот лак - дело на полчаса. Но вот где флаконы для них взять?
- А что, Машка отказывается их делать?
- Я не отказываюсь, - встряла "дочка". - Я уже их больше сотни сделала…
- Видишь ли, - снова вступила в разговор Камилла. - Мало лак сделать и разлить по флаконам, надо эти флаконы еще и пробочкой заткнуть!
- И что? - у меня картинка стала проясняться, но следовало уточнить.
- А то, что лак приклеивает все, кроме этого твоего полиэтилена! А мы его уже почти весь истратили…
- Как истратили??
- Ну, с парниковых рам все сняли… я стекла вместо этого сделаю, честное слово! - Машка выглядела очень смущенной.
- А мне сказать не могли?
- А все рано никто этот полиэтилен не продает - ответила Камилла. - Я уже узнавала.
- Ты же химик, сама сделай.
- Саш, ты иногда такой умный становишься, что просто удивительно! - съязвила жена. - Только скажи мне, в какой пробирке мне получить пару тысяч атмосфер давления? И каким образом? Пехманн делал в ружейном стволе, и получал четверть золотника полиэтилена в сутки. А мне нужно сразу фунтов десять - да я два года столько делать буду, да и то, если больше ничем не заниматься!
- Ладно, не ругайся. Я и в самом деле иногда бываю слишком умным. Но если взять четыреххлористый титан, да смешать его с триэтилалюминием, то и при одной атмосфере можно кое-что сделать - да, про это я еще, оказывается, не забыл. - Или ты думаешь, что я эти тысячи атмосфер в Австралии в ночном горшке получал? При тридцати атмосферах вообще замечательно получится, но это уже будет чистый выпендреж.
- Чего-чего взять?
В конце концов пришлось отдать Камилле с Машкой тщательно сберегаемый остаток пакетиков - все же "хорошие отношения с дамами света" пользу приносят несомненную: через них на мужей и отцов давить проще. И, как оказалось, не только в Царицыне.
Новый тысяча восемьсот девяносто девятый год мы встретили весело и с выгодой. Я даже про вырученный Машкой склад не говорю: по прикидкам только трактора должны были до ледохода привезти мне больше "мечтаемого" миллиона рублей. И это при том, что тариф я устанавливал на треть ниже, чем на железной дороге для грузов пятого класса без надбавки за срочность, а возил вдвое быстрее. Не сказать, чтобы местные железнодорожники были очень счастливы… но грузов пока все равно было заметно больше, чем могли перевезти мои трактора и их паровозы вместе взятые.
"Прибыля" нарисовались даже не потому, что на завод перед Рождеством удалось сманить четырех неплохих токарей из Кунавино, и производство моторов утроилось. Почему-то царицынские купцы решили, что если уж "дамские цацки" моя компания делает лучше, чем любые иностранцы, то в "основной работе" у меня вообще все прекрасно. После этого количество дорогих грузов у меня резко выросло, и теперь "трактор" за один рейс до Саратова приносил более сорока рублей, а на ставшей самой популярной линии до Нижнего - больше ста. Благо этой зимой безработных матросов было много.
Как и с железнодорожниками, доходы обозников не изменились: купцы заказывали доставку тех грузов, которые гужевым транспортом перевозить было либо невыгодно, либо невозможно. Вдобавок у меня-то доставка была не "до крыльца", и локальные перевозки от реки до складов оказались очень востребованы - а они, как правило, были в разы дороже дальних. Но мужикам этого было не объяснить, и для защиты от мелких пакостей пришлось каждому трактористу купить револьвер. Что же до крупных - повезло: мужиков, которые сделали прорубь на обычном пути движения тракторов, потерявшие в темноте две упряжи обозники в этой же проруби и утопили. Груз - он ведь чей-то, а конь да верблюд - свой, притом еще и кормилец.
Хотя миллиона рублей у меня все равно не было: деньги тратились практически с той же скоростью, с какой и поступали на счет. "Альпине" делала для меня еще четыре зуборезных станка (все четыре удалось сторговать за девяносто тысяч) и два токарных - по восемнадцать тысяч.
Сто тысяч ушло на создание "товарищества" с Полем Барро. Французский завод изрядно подкосил его бизнес, и я предложил ему гарантированную альтернативу разорению: семьдесят тысяч наличными (за две трети участия в предприятии) с правом полного выкупа через три года за еще пятьдесят тысяч. Тридцать тысяч было вложено в техническое переоснащение завода. Не лучшее вложение - через год этот же завод обошелся бы мне на четверть дешевле, но ждать было нельзя, а альтернативы для литейки просто не было.
Пока не было: на окраине старинного волжского городка Ставрополя удалось прикупить сто сорок десятин земли. Довольно дорого, по тридцать восемь рублей с копейками, но за пять с половиной тысяч я получил неплохую площадку для будущего завода. Достоинством площадки было наличие изрядных запасов годной для выделки кирпича глины. Что же до цемента - так я не поленился скататься в Казань и обстоятельно побеседовать с Генрихом Алоизовичем, после чего "папаша Мюллер" приступил к проектированию нового цементного заводика в Хвалынске: ему очень понравилась задача построить завод годовой мощностью в триста тысяч тонн цемента. Ну и зарплата тоже.
Сосватал я и Севера Капитоныча из Николаева, причем в этот раз Дементьев "сосватался" не один, а приехал с четырьмя рабочими. Все они, конечно, приехали "за зарплатой" - все же специалистам я решил платить пятьдесят рублей (Дементьеву я сразу предложил двести пятьдесят) так как пока больше мне предложить было особо нечего - но теперь у меня образовались "агенты влияния", с помощью которых позже получится сманивать рабочих куда угодно.
А сманивать придётся, и весьма активно. С Рудаковым я обсудил "будущее плоскодонного флота" очень подробно, и теперь в эллинге, кроме кучи заготовок для следующих ферри, стоял очень "экзотический" корпус. В принципе, ничего особо выдающегося: плоскодонка - она плоскодонка и есть. Только это было не "корыто", а именно палубное судно. Речное - высота борта над водой не превышала аршина, как на большинстве речных пароходов, но в остальном для нынешних времен более чем странное: над низкой палубой торчала лишь аршинная же надстройка длиной в семь метров, а над ней - небольшая (меньше метра) рубка. Никаких тебе труб, мачт и прочих "архитектурных излишеств", только два небольших усеченных конуса на носу и корме и четыре вовсе маленьких - по бортам. Хотя место для мачты все же предусматривалось - за рубкой, но и мачта предполагалась низенькая, метра в два высотой, да еще и складная - только огни сигнальные вешать.
Но главное - корпус судна должен был быть сделан из полудюймовой брони, в результате чего судно шести метров шириной и тридцати длиной весило шестьдесят тонн. В него еще предстояло установить два полуторатонных мотора, которые усиленно делались на заводе, затем - заправить десять тонн бензина - и можно было куда-нибудь на нем плыть. Предварительно установив в большие конуса-башни какие-нибудь пушки. А в маленькие - пулеметы.
В движение этот утюг должен был приводиться двумя воистину монструозными моторами, каждый из которых представлял из себя сдвоенный "ЗИЛ-375", точнее, мою "интерпретацию" этого двигателя. От "оригинала" от отличался чугунной головкой цилиндров, большим ходом поршня (сто десять миллиметров) и меньшей компрессией, что позволяло ему работать на шестьдесят шестом бензине. Но в результате мотор должен был давать сил триста - и мне оставалось лишь дождаться альпиновского "длинномерного" токарного станка, чтобы изготовить коленвалы для этих чудищ. Я станки ожидал уже в начале марта, так что надеялся спустить кораблик на воду сразу после ледохода. А Яков Евгеньевич надеялся "продать" новый монитор Флоту - и не без оснований: без вооружения кораблик получался ценой тысяч в восемьдесят (почти вдвое дешевле "Ураганов" - существующих мониторов, построенных тридцать лет назад), а на двух моторах должен был разгоняться километров до двадцати пяти в час (вдвое быстрее прежних) и при этом с полной загрузкой имел осадку в сорок сантиметров (втрое меньше). Я на такое счастье, как "госзаказ", не надеялся, но все равно собирался построить завод для их производства на Амуре: там речные мониторы очень нужны - для охраны будущих моих владений.
Еще летом в гости к деду приехал его давний приятель Леонид Валерьевич Херувимов. Он был не из моряков, а сугубо гражданским человеком и в университете Петербурга служил на той же должности, что и дед в Морской академии, то есть хозяйством заведовал. И не дворницкими метлами и лопатами, а все больше по оснащению аудиторий, лабораторий и прочего именно учебного хозяйства. Ну а поскольку проблемы им приходилось решать близкие, то и в делах они частенько пересекались - а периодически и "оказывали взаимопомощь": ну где, например, взять те же кресла для массовых мероприятий, как не в "дружеском" заведении? В Петербурге давно сложился своеобразный "кружок по интересам", в который входили почти все "завхозы" высших учебных заведений города.