- Хорошо хотя бы, что мы наладили в поселке санитарный режим. А то было бы совсем худо.
- Я сегодня в церковь схожу, - сказала Кети. – Помолюсь за упокой. Как же она одна теперь о поминках позаботится? Это же весь год теперь…
- Поможем, чем сможем, - ответил Сергей. – Да кому они вообще нужны, поминки?! Человеку одному побыть надо, горе перебороть, а тут людей принимай, столы накрывай. Душу береди.
- Ты не прав, Сережа. А в церковь я точно зайду.
- Угу. Это не лишним будет. Тогда уж и за здравие Софико. Я тебе честно скажу, после того, как она потеряла мужа, сын, зачатый еще до войны, был для нее всем. Был смыслом жизни. Он был как бы связующим звеном между той жизнью и этой. А теперь этот смысл умер вместе с сыном.
- Сережа! Ведь с нашими детьми ничего не случится! – умоляюще спросила Кети. В ее глазах заблестели слезинки. – Я уже не смогу родить!
- Хватит, не каркай ты! – рассердился муж. – Не случится, если убережем их от инфекций и радиации. Ладно, я побежал. Мне еще на метеостанцию.
Он выбежал. А Кети еще долго не могла успокоиться, пряча от детей блестящие от влаги глаза.
Она понимала, что завтра она могла оказаться в таком же положении, как и несчастная Софико. И эта мысль привела ее в ужас. Сергей ведь тоже ходил в походы, дежурил на заставах, наконец, лазил по зараженным и опасным местам. А вдруг с ним что-то случится? Она любила его также страстно, как и пятнадцать лет назад, когда они только познакомились, и когда она, гордая, независимая Кэти влюбилась в него, как девчонка. Она жила в сером, однообразном мире, несчастливая, создав вокруг себя броню неприступности. А он разрушил эту броню одним ударом. И вдохнул в нее новую жизнь. Только с ним она поняла, что такое быть Женщиной, которую любят. Но теперь… Неужели с возрастом все угасает? Он все реже говорил ей о любви, а семейная жизнь превратилась в однообразную вахту, наряд. "Наряд по КПП, по кухне,… по семье…"
Кетеван подошла к старому-старому шкафу. Достала деревянную большую шкатулку, открыла ее, перебирая сложенные там вещицы.
Там были старые, еще довоенные паспорта ее и мужа, свидетельство о браке, фотографии Москвы, еще той, солнечной и гордой. Некоторые другие памятные бумажки и вещицы. Трехсотрублевый брлок для ключей – их первая семейная реликвия.
А потом она вспомнила, как вчера они с мужем поругались. "Он уделяет мне так мало внимания в последнее время. Кричит на меня. Я уже старая и некрасивая, он ко мне охладел" - подумала она. Села к зеркалу расчесывать волосы. Малышка Нана прибежала, взгромоздившись маме на коленки. Кети посмотрела на себя в зеркало, … и вдруг, не стесняясь малышки, горько заплакала.
До семи вечера Сергей пробыл на метеостанции. Вместе со сторожем, одноруким Артуром, они сначала запускали в палящее небо огромный шар-зонд с аппаратурой, а потом обрабатывали данные. Когда солнце стало спускаться к гребням гор, Сергей собрал с собой исчерканные-перечерканные бумаги с показаниями и расчетами, сел на своего коня и направился домой. Конь, похоже, был недоволен, - ему не дали дожевать любимого лакомства.
Впервые за сегодняшний день, после непрерывной работы, он подумал о том, как мало внимания он уделяет жене, как часто кричит на нее, бывает несдержан. А ведь она на это реагирует очень болезненно. В последнее время он все время пропадает или на службе, или в кругу товарищей, обсуждая последние новости или планируя какие-то дела.
Он вспоминал, как они познакомились когда-то, в довоенной Москве. Сколько раз они ссорились, ругались, но всякий раз возвращались друг к другу. Мир для него стал интереснее, заиграл новыми красками.
Только благодаря Ей в доме чистота и порядок, дети сыты, одеты и довольны. Их дом был таким уютным, все друзья завидовали ему. С какой любовью она трудилась над каждой грядкой, над каждым кустиком в саду. Украшала дом цветными бумажными цветочками на праздники. Она была женой от Бога. Богиня дома и семьи. А дом был ее храмом.
Сергей вспоминал, какой она была очаровательной тогда. Кети всегда умела красиво и со вкусом одеться, шутить, улыбаться так, что плыла кругом голова. А теперь… ей уже сорок девять. Но все равно, она сумела сберечь в сердце тот огонек, который горел там с той далекой-далекой московской зимы.
Дела, дела, дела… В том мире, - чтобы прокормиться, не выпасть из общего ритма, здесь – просто, чтобы выжить.
"Купить бы цветов" - подумал Сергей. "Какие уж сейчас цветы. Где то время, когда можно было запросто подойти к любому ларьку и купить любимой цветы? Или шоколадку. Надо было дарить больше цветов тогда, когда была возможность. Дари цветы, потому что они могут кончиться. Говори о любви, пока ты еще можешь говорить".
Тихо скрипнула калитка родного дома… Сергей завел коня в сарайчик, в "гараж", как он любил шутить. Жены во дворе не было. Наверное, пошла к соседке. Он подкинул коню сена напополам с комбикормом, ополоснулся. Зачерпнул сразу два ковша воды, - очень уж хотелось пить. Зашел в дом.
Сергей разулся, снял с плеча автомат, положил его в оружейный шкаф. Прошел в комнату дочери, - та спала, как сурок. Видимо, день у нее был напряженный. Сына не было, - наверняка бегает где-то с мальчишками. Сергей за стол, обхватил гудящую голову руками.
Вот в чем было преимущество нового времени, - это в том, что в пределах родного поселка за детей можно было не бояться. Да-да, именно так, - до Войны страх за детей был больше, ведь там приходилось бояться не горных чудовищ, не воинственных, мутировавших дикарей, а своих же сограждан. Зверей в человеческом обличье, которых было куда больше.
Это было время, когда матери, отпуская ребенка гулять во двор, тихо молились Богу, чтобы они вернулись живыми и здоровыми. Время, когда твоего ребенка могли изнасиловать и убить неизвестные, и концов потом не найдешь. Тогда дети в больших городах пропадали сотнями, тысячами, - бесследно, и никто их больше никогда не видел. Особенно активно шла охота за юными девочками. Время, когда пьяный водитель в полковничьих погонах мог протаранить своей иномаркой людей на автобусной остановке и быть оправдан судом. Время, когда ублюдок, похищавший девочек и державший их в рабстве, получал потом два года психушки, а через год опять гулял на свободе. А вспомнить случаи, когда новорожденных детей убивали их же матери, чтобы избавиться от обузы? А скольких забивали, морили голодом, выгоняли на мороз пьяные родители? В нынешнее время за такие дела сожгли бы вместе с домом. А тогда это было в порядке вещей. А сколько детей бродяжничало, жило на вокзалах, свалках, помойках? Людей тогда было много…, вроде как, а большей части населения было все откровенно по бую, - лишь бы были пойло, хавка да телевизор.
В нынешних поселениях, где на счету был каждый человек, дети были смыслом жизни, залогом хоть сколько-нибудь приличного будущего. Они были цветами на оплавленных камнях нового жестокого мира. Они делали жизнь радостной, веселой, смешной, - как тогда, до конца света. Причинить по злобе какой-нибудь вред ребенку, а, тем более смерть - неважно, своему ли, чужому ли, - означало приговорить себя. Люди знали друг друга, знали, кто чем живет, помогали ухаживать за детьми своим соседям, а, если родители погибали, брали сирот в свою семью. Так и жили. И после ядерной войны они добились невероятного, - численность населения маленького поселка медленно стало увеличиваться. Им удалось выжить.
Из водоворота мыслей Сергея вырвал скрип входной двери. В доме будто стало светлее, - вошла его маленькая Кети-Катерина. На ней было серое платье с остатками блестящих украшений на поясе и белый платок. Она посмотрела на мужа, пытаясь понять, будет ли очередная ссора или вечер пройдет тихо-мирно.
- Ты пришел? Что ты так на меня смотришь?
- Любуюсь тобой, - ответил Сергей.
- Да? А чем именно?
- Просто тобой. Ты ведь у меня такая красавица! И дома у нас так хорошо.
- Ты мне уже давно таких слов не говорил. – Кетеван подозрительно посмотрела на Сергея, будто пыталась понять, в чем подвох. – Ты что, пьяный?
- Ну и дурак был! Нет, не пьяный, могу исправить, если хочешь! – Сергей засмеялся. – А где Ярослав?
- В футбол с мальчишками гоняет, вон, на пустыре. Вернется голодный, как волк.
- А когда вернется?
- Сказал, часа через два…
- Ах, то есть у нас еще два часа есть? – Сергей погладил усы, подозрительно улыбаясь. – Ты мне вчера устроила истерику из-за того, что у тебя седые волосы появляются?
- Да!
- Говорила, что я к тебе интерес потерял? Что не люблю больше?
- Да… Конечно, так и есть!!! Ты даже не заметил, что я надела новое платье с бисером! А что ты…
Она не договорила: муж накинулся на нее, как коршун на добычу, запечатав ее уста жарким поцелуем. Она сначала пыталась вырваться, но быстро покорилась, обняв мужа. А тот уже расстегивал ее платье.
- Сережа! Что ты… как зверь?! Ну, сейчас Ярик придет…
- А пойдем наверх! – Сергей подхватил жену на руки, закружил ее и понес по лестнице на чердак.
- Нет! Опусти меня, я поправилась. Я тяжелая!
- Серьезно?
- Там грязно, я не могу, у меня голова болит, там пыльно…
- А мне плевать!
Люк, ведущий на чердак, захлопнулся…