***
Машина замерла у обочины. Впереди улица упиралась в аккуратный европейского вида парк. Из-за буднего дня людей в нем было не слишком много. По гравийным дорожкам, пугая звонками встречных пешеходов, пролетела пара велосипедистов. Чопорные мамаши фланировали с малышней вдоль аллеи, а мальчишки постарше играли на площадках в футбол и 'американскую лапту'.
- Майк, на меня бей!
- Отстань, я сам!
- Ты не забьёшь! У тебя ноги кривые.
- А у тебя голова кривая!
- Курт, держи его! Не подпускай к нашим воротам!
- Ты чего толкаешься, гад?!
- Я случайно!
- Я тебе дам случайно!
Павла впитывала в себя образы этого чужого, но вполне понятного ей мира. С недоумением она отметила полное несоответствие увиденного с глянцевыми иконами будущего 'главного экспортера демократии'.
'Как же вы потом докатились до такого? Ведь были же - люди, как люди. Просто детей растили. Работали. Рекорды вон ставили. Воевали, наконец! Что же с вами такое случилось, что из общества здоровых людей вы превратились в нацию менеджеров и домохозяек? Как, вот из таких нормальных людей, можно превратиться в 'машины потребления'? Как?!!! Да, у кормушки всегда и везде сидят либо властолюбивые маньяки, либо жадные сволочи, но люди-то ведь - обычные люди! Не понимаю! Верить не хочется…'.
- Анджей, давай вот тут сфотографируемся… Как там нас учили? Нужно готовить непротиворечивый набор косвенных улик, подтверждающих в мелочах основную легенду.
- Угу. С нашими скудными финансами ты еще предложи нам с тобой посетить местный театр.
- Без театра мы как-нибудь обойдемся. Не те у Адама с Анджеем психотипы, чтобы им расхаживать по таким заведениям. По уму мы с тобой должны бы сейчас корпеть над мотором, или доделывать прототип нашей ракеты.
- Только не с нашим запасом времени и полупустым кошельком.
- Да ладно тебе. Вон дедушку видишь? Дай сюда 'Кодак', я попрошу его, нас запечатлеть.
Очередной пенсионер сидел на лавочке с газетой. Павла уже отошла с фотоаппаратом от Анджея метров на двадцать, когда вдруг услышала сбоку срывающийся на петушиные нотки мальчишечий фальцет.
- Ты все понял, струнцо!? Еще раз ты коснешься меня, и я тебе выпущу на волю мозги. Видишь ствол этой пушки? В следующий раз я прострелю тебе каждый глаз, а потом снесу тебе яйца…
- Эй! Ребятки тут нельзя! Уберите оружие!
- Заткни свой поганый рот, старикан! Будешь говорить, когда я тебе разрешу! Это твой внук что ли?
- Он мне не внук, но здесь много детей… Здесь нельзя с оружием!
- Стану я тебя спрашивать! Надоело жить, дед?! Так я помогу тебе вернуться на кладбище! Ты и так уже живешь сверх срока!
Не совсем понимая, зачем она это делает, Павла сделала три кадра неприглядной картины. Кроме испуганно дрожащего мальчишки, в лоб которого уперся ствол револьвера, удерживаемого рукой 'Робин-Гуда' младшего переходного возраста, в объектив попали взволнованно растопыривший ладони старичок и сидящая на скамейке онемевшая от ужаса мамаша с ребенком. Оторвав глаз от объектива, Павла разглядела одетого в темно серую тройку и забавно смотревшуюся на его голове шляпу с полями тинэйджера. Старичок, продолжая нервно гнусавить, вдруг сделал быстрый шаг в сторону подростка, в этот момент резко щелкнул выстрел. На гравийной дорожке вспух маленький земляной фонтанчик, а руки Павлы, не целясь, сделали еще два кадра. В мозгу ее замкнуло, и Павла опустив фотоаппарат на землю, широким шагом пошла в сторону стрелка. Голос Терновского нервно взвыл ей в спину.
- Адам стой! Это не наше дело!!! Стой я тебе говорю!
'Не знаю Анджей, как там в твоей Варшаве на это смотрят, но я для себя увидела достаточно. С меня уже хватит! Хулиганье я учила всегда, и учить буду. Пока сил моих хватит…'.
До юного гангстера оставалось шагов пять, когда он успел заметить движение, и резко перевел ствол на нового участника действия. Видимо стрельба все же не входила в изначальный план 'мафиозного юнги', его рука с револьвером крупно дрожала, а карие зрачки метались между двумя опасными целями.
- Стоять!!! Я сказал!!!
- У тебя шнурки развязались Бамбино.
- Что ты сказал?!
- То, что ты слышал. Завяжи шнурки, а то упадешь.
- Я застрелю тебя! Стой на месте!
- Валяй, стреляй! Ты ведь Большой Босс, тебе же все можно, не так ли?
- Я, правда, выстрелю!
- А как же, конечно, выстрелишь. Сколько там уже могил на твоем личном кладбище?
- Не подходи!
- Жми на спуск, струнцо. Так ведь говорится на языке твоей матери?
Павла не спеша подходила все ближе и ближе. Ствол револьвера выплясывал в руке мальчишки. Когда до него оставалось полтора шага, она с шагом плавным самбистским движением захватила ствол пальцами левой руки. Одновременно развернув его в небо и уведя в сторону от себя, рука монгольского ветерана неторопливым движением выкрутила оружие из обмякшей детской ладони. Однако для мальчишки все это произошло слишком быстро, он охнул и застонал. Еще через несколько секунд его рука была нежно заломана за спину, в лучших традициях задержаний советской милиции. Парень молчал, но зубы его выбивали громкую дробь. К Павле во всю прыть бежал ее напарник, на физиономии которого плескалась подростковая обида.
'Ну, я и дура! Ведь мог же, и выстрелить, гаденыш. Что это со мной сегодня? Или я уже так в 'Софьином прогнозе' уверилась, что могу теперь без страха с моста в речку сигать? Бред какой-то. Прямо как быку красной тряпкой мозги выключили. Как увидела его стрельбу, так сразу, и соображать перестала. Мдя'.
- Вы в порядке, мистер? Он не попал в вас?
- Господь миловал! Если бы не вы, мистер, он бы мог нас застрелить.
- Это вряд ли. А ты как, парень?
- Спасибо вам, мистер. Я просто очень испугался.
- Это нормально. А теперь я хочу узнать от тебя о причинах этой… Гм… ссоры. С чего все началось?
- Да ни с чего! Просто пристал ко мне и все.
- Тебя ведь зовут Курт?
- Да, мистер.
- Курт, я умею отличать правду ото лжи. Говори по совести, что тут у вас случилось?
- Расскажи ему парень. Ты же видишь, это хороший мистер.
Несколько минут Павла выслушивала сбивчивый рассказ о дворовых разборках, силясь понять расклады. Главное что она смогла вычленить, это тихое противостояние германской и итальянской общин Милуоки. Итальянцы почитали местную 'Семью' хоть и живущую особняком, но тяготевшую к 'Чикагскому синдикату'. Немцы жили дружно и поддерживали связь со своей Родиной. Взрослые давным-давно поделили между собой основные сферы интересов, но на периферии разделенных зон все еще случались мелкие разборки. Одна из них ненавязчиво коснулась и детей. Забежавшего на чужую территорию 'чико' прижали в углу несколько 'киндеров', что оставило неизгладимый след в ранимой итальянской душе. В этот момент пересказ 'мыльной оперы' был нагло прерван…
- Эй, легавый! Отпусти мальчишку он со мной!
За спиной у обочины застыла пустая машина. Рядом с ней стоял высокий тощий парень лет двадцати.
'А вот и пастух этого 'чико' нашелся. Только что-то уж очень он невзрачен для настоящего Биг Босса'.
- А сам-то ты кто?
- Тебя это не касается! Я служу Дону Валлонэ. И это тоже его парень.
- Да ты что! Как интересно! И что, Дон Валлонэ приказал ему пойти в парк, и начать стрелять по людям?!
- Не твое дело! Отпусти парня!
- Отпустить, иначе что?
- Ты ложишься поперек рельс, мистер. Мы раздавим тебя и даже не заметим.
'Блефует щегол. По глазам вижу. Никто им ничего такого не разрешал. Надо разруливать проблему, пока они тут из-за пары этих засранцев городскую войну не устроили. Ненавижу всю эту гопоту!'.
- А вот мне думается, что вы с ним оба занимаетесь самодеятельностью. Дон Валлонэ уважаемый человек. И он не станет отдавать таких глупых приказов. Предлагаю съездить к нему, и обсудить сложившуюся ситуацию.
- Да кто ты такой, чтобы назначать встречи самому Дону Валлонэ?
- Я Адам Моровски. И этим все сказано! Если ты ничего обо мне не знаешь, то это свидетельствует, лишь о твоей провинциальности. Короче, или ты устраиваешь мне встречу с твоим Боссом, или 'чико' отправляется в полицию. Свидетелей его стрельбы здесь приличное количество. Его родителям понравится бегать по адвокатам.
Сзади прямо в ухо раздался змеиный шёпот Терновского. Но Павла, необорачиваясь, ответила ему в тон.
- Адам ты идиот! Они съедят нас на завтрак. Ты сейчас завалишь всю нашу работу!
- Заткнись Анджей! Если это дело нормально не разрулить, то завтра по Висконсину и двум соседним штатам начнется немецко-итальянская 'зарница', в которую могут ненароком втянуться и те, к кому мы приехали.
- Отпусти парня легавый, и мы с ним забудем, что тебя видели.
- Значит так, 'капито'. Мне плевать на твои обещания. У тебя ровно двадцать минут, чтобы обо всем договориться с Доном Валлонэ. Встречаемся в кафе на площади напротив полицейского участка.
Павла хмыкнула. В её сторону на этот раз уставился ствол слегка устаревшего 'Браунинга'.
- Легавый! Я даю тебе шанс остаться живым…
- А я даю тебе шанс уйти отсюда тихо и с твоей пушкой. Упустишь этот шанс, струнцо, пеняй на себя…
'Не верит мне двоечник. Ладно. Хорошо хоть Анджей заткнулся, и держит того мелкого 'чико'. Наконец, мои руки свободны. Ну, сейчас я объясню ему смысл жизни. Тут тебе не Палермо, приятель…'