- А коли не решит? Коли опять к вам пошлёт, ваша милость? - канючили жалобщики. Ожиревшего, беспредельно ленивого и нечистого на руку пристава своего они хорошо знали, им куда больше хотелось бы иметь дело с молодым, решительным на вид и приятным в обхождении сыскным.
- А вот коли не решит, - зловеще усмехался тот, - тогда придёшь ко мне и доложишь.
Жалобщики уползали задом, кланяясь и сжимая в руке заветные бумажки. В каждой значилось одно-единственное короткое слова: "Убью!" и красивый росчерк подписи.
К полудню они кончились. Жалобщики, в смысле. Пришла очередь доносчиков. О, это был совсем другой сорт! Эти вели речь о преступлениях действительно ужасающих! Одна только странность: грабителями, казнокрадами или тьфу-тьфу через левое плечо, некромантами почему-то оказывались непременно либо близкие соседи, либо дальние родственники, либо непосредственные начальники. Роман Григорьевич гнал их в три шеи, не опасаясь ошибиться. Он имел достаточно опыта, чтобы отличить подлинный донос от злого навета.
Доносчики шли, шли, и не было им конца…
"Да что такое?! Идут и идут! Как плотину прорвало!"
- Дежурный!
- Слушаю, ваше высокоблагородие! - дежурный - не утренний, сменщик его - влетел в кабинет, вытянулся во фрунт.
- Скажи, что стряслось в городе? Почему столько народу к нам?
- Так ведь эта… докладываю! Народу, ваша милость, как обычно нынче. Только все ведь к вам одному идут, вот и кажется вам, будто много.
- Ко мне одному?! - красиво изогнутые брови молодого чиновника поползли вверх. - Это с какой же такой радости, позволь узнать?
- Так ведь эта… - начинать свою речь иначе этот городовой, похоже, не умел. - Докладываю! Других-то из господ приставов нет никого! Вы один нынче на службе обретаетесь.
Один? - поразился Роман Григорьевич. - А остальные где?
- Так ведь…
- Короче!
- Слушаюс-с! Захворали все! Простыли видать, али поветрие пошло! Ото всех посыльные были, что нездоровы и в ближайшие дни явиться никак не могут. Такие у нас дела, - городовой сочувственно развёл руками. - Один вы в строю остались, ваше высокоблагородие… - и предложил участливо. - Я вам булочку горяченькую из лавки принесу? Кипяточку согрею?
- Давай, - утомлённо согласился Роман Григорьевич, поправил ворот вицмундира, небрежно откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. - И народу вели, чтоб не шумели под дверью. Голова уже кругом идёт, - он страдальчески, на манер капризной барышни, сжал пальцами виски, хотя на самом деле голова его была в гораздо лучшем состоянии, чем он стремился представить.
Увы. Не суждено было господину Ивенскому в тот день ни булочки съесть, ни горячего испить. Растолкав могучими ручищами народ, в кабинет с воем ворвалась толстая всклокоченная баба.
- А-а-а! - голосила она истошно. - А-а-а! Убили! Уби-и-или-и-и! Ваша милость, убили! А-а-а!
- Цыц, женщина! - велел Роман Григорьевич строго. - Говори толком, где убили, кого?
- Вот я и говорю, ваша милость! - баба на удивление быстро успокоилась и, принялась тараторить едва ли не радостно. - Убили! Колдуна Понурова, того, что отсюдова в недалече, на Боровой живёт! Там у него и лавка при доме своя. А я, стало быть, в лавку к нему пошла, за отворотным зельем. Для дочки, стало быть. Потому как дочка моя единственная с таким, прости господи, обормотом связалась, что не знаю, как и разлучить их! Ну, соседка и надоумила: ты сходи, говорит, к колдуну Понурову, он хоть и дорого дерёт, сказывают, зато…
- КОРОЧЕ! Пошла ты к колдуну…
- Ага! Пошла я к колдуну. Захожу в лавку-то - нет его, хоть и отперто. Я звать - не откликается. Тогда я через заднюю дверь прямо в дом к нему проникнула, а там - батюшки! Лежит! Весь как есть неживой! Убитый! Ну, я подол подхватила, и скорее к вам! Потому как страшно до ужасти!
Роман Григорьевич нехотя поднялся с места. Уж он чуял, что придётся выходить на мороз. А так не хотелось!
- Да ты хорошо ли смотрела, женщина? Может, он просто уснул крепко, утомлённый колдовскими трудами, а ты вломилась без спросу? Или пьяный валяется?
Баба замахала руками.
- Какое там уснул, ваша милость, когда горло от уха до уха перерезано, и кровищи вокруг море разливанное - едва подол не замочила! Убитый, как есть убитый! Чем угодно поклянусь!
- Ну, пошли, поглядим, какой он убитый, - обречённо вздохнул Роман Григорьевич. - Далеко, ты говорила, до места?
- Квартал-другой, ваша милость! - услужливо подсказала баба.
- Дежурный! Вели лошадей подать! - ну, не желал он мёрзнуть пешком по казённой надобности.
- Так ведь эта! Докладываю! Возчик наш тоже захворал!
Что ж, одно к одному…
- А тут к вам ещё одно лицо, ваша милость! Просют принять по службе! С бумагой!
- Ах, некогда мне! Происшествие в городе!
Но тут из-за плеча дежурного раздался звонкий, почти мальчишеский голос.
- Ваша милость! Разрешите отрекомендоваться! Чиновник четырнадцатого класса, Удальцев Тит Ардалионович, прибыл к месту службы в должности младшего полицейского надзирателя!
Это был юноша лет восемнадцати, не больше. По-детски круглое лицо, весёлые глаза. Щёки раскраснелись на морозе, новенький плащ стоит колом, а ему все нипочём. "Ах, молодость, молодость!" - ностальгически вздохнул Роман Григорьевич с высоты своих двадцати трёх.
- Прибыл, стало быть? Ну, служи. Быстренько, собери письменные принадлежности и следуй за мной. Протокол будешь вести - на Боровой убийство.
- Убийство?! - глаза юноши восторженно разгорелись.
Убийство. Не наврала баба, правду сказала.
…Дорога к дому колдуна вышла совсем недолгой, вот только ветер успел перемениться и снова дул в лицо, будто назло. Зато ноги на мостовой не скользили - район был хорошим, помои на улицу здесь никто не лил, только вокруг тумб и фонарных столбов растекались мёрзлые струи собачьей мочи, ну, да их было легко переступить.
Дом "колдуна" тоже оказался хорошим - добротный каменный особняк прошлого века, с шатровой крышей, крытой черепицей на западный манер, и широким крыльцом. Верхний, жилой этаж его смотрел на мир "змеиными" окошечками-бойницами, такими узкими, чтобы ни одно из крылатых чудовищ, каковые в давние времена постройки дома ещё не успели перевестись на Руси, не могло просунуть внутрь голову или лапу.
В нижнем этаже особняка разместилось торговое заведение, и окна его были расширены, переоборудованы в просторные витрины, заполненные всяческими диковинами, призванными поразить воображение посетителя. Были в их числе и разноцветные кристаллы изумительной красоты, и связки неприятных белых кореньев, напоминающих сильно усохшие трупики ("Мандрагора!" - со знанием дела прокомментировала провожатая, хотя её никто не спрашивал), и большие бутыли с заспиртованными гадами, и даже чучело редкого зверя индрика (скорее всего, поддельное - больно уж зад смахивал на лошадиный). Но в отличие от большинства городских лавок, вывески над входом в заведение не было, её заменяла богатая медная табличка с затейливо выгравированной надписью.
"Г-н А.А. Понуров, адепт белыя и чёрныя магии, гроссмейстер, доктор оккультных наук. Лицензия на частную практику государственного образца за номером 113. Приём от 9 до 18 кроме праздничных дней", -
гласила она. Вот вам и колдун-лавочник! Вот и слушай после этого баб!
У дверей уже толпилась прорва зевак - видно баба воплями своими всполошила весь квартал. Дремуче-бородатый, седовласый дворник в неопрятном тулупе на вате, отчаянно бранясь, гнал их метлой, но они не желали расходиться, стояли и выжидали чего-то. "Охота же мёрзнуть! - подумал Роман Григорьевич с раздражением. - Можно подумать, никогда убитых не видали!"
При виде людей в форменных плащах дворник молодцевато вытянулся и метлу свою перехватил на манер ружья.
- Честь имею доложить! Внутре совершено злодейство! Труп холодный уже! Попытки проникновения посторонних лиц на место преступления пресечены нашими силами! Докладывал дворник Пахом Гусь.
- Молодец! Благодарю за службу! - одобрил Роман Григорьевич от души и протянул бравому старцу серебряный. Дворник просиял: "рад стараться, ваше высокоблагородие!".
Без малейшего скрипа распахнулась дубовая дверь, и молодые люди шагнули через порог магического заведения. Баба хотела просочиться следом, но бдительный страж её отогнал: "Неча, неча лезть, куда не звали! И без тебя господа разберутся! Ты своё дело сделала - чуть не весь город на ноги подняла, окаянная!" Та что-то затараторила в ответ - через дверь уже не было слышно.
…Конечно же, это была не торговая лавка, скорее, приёмная, добротно и не без претензии меблированная. В передней её части стояли приземистые полосатые диванчики на гнутых ножках, низкие восточные столики с инкрустированными перламутром столешницами и комнатные цветы в больших кадках. Задняя часть помещения показалась Роману Григорьевичу чем-то средним между аптекой и библиотекой. Там на двух открытых, упирающихся в потолок стеллажах размещались старинные книги в красивых золочёных переплётах и разнообразная стеклянная посуда, от массивных бутылей с притёртыми пробками до изящных колб и реторт, хрупких как мыльные пузыри. Имелся в комнате и закрытый шкаф, тоже до потолка, с дверцами, украшенными богатой резьбой в виде цветов, единорогов и львов, и защищёнными мощными чарами, от которых казённый амулет на запястье приблизившегося пристава моментально стал горячим. Видя такое дело, Роман Григорьевич решил осмотр его отложить на потом, и вплотную заняться трупом, каковой обнаружился здесь же, на первом этаже, в смежной комнате, служившей, судя по скромной обстановке и обилию всевозможной магической утвари, хранилищем или кладовой.