- А пусть скажет, - потребовал голос из задних рядов.
- Я прибыл от генерала Морозова, - сказал Ян, не дожидаясь новых криков. - Армия нуждается в лошадях. Денег нет. Поэтому совместно будем оценивать лошадей, и я выдам хозяину расписку на нее. Или на будущий год за деньгами в город езжайте, или эту сумму из налогов отминусуют. Ну платить меньше.
- Ты ведь лях с Ярославля? - достаточно громко спросил мулла, сидевший в первом ряду. - Тот, что с вокзала?
- Да.
- Он это, - подтвердил из задних рядов мужик в гимнастерке.
- Он лях, - громко довел до остальных мулла. - Завтра.
Народ загудел возбужденно, и люди стали вставать, пробираясь к выходу. И что теперь делать? То ли орать, чтобы задержались, то ли юнкеров звать… Ян, ничего не понимая, вопросительно посмотрел на прапорщика и поразился его радостному виду.
Давно известно: любые крестьяне - и богатые, и бедные - в глубине души хотят одного: не платить налогов, не давать солдат, и вообще желательно, чтобы власть оставила в покое. Не суть важно, кто там наверху сидит. Любой мелкий чиновник или жандарм - в их глазах представитель власти. А от него хорошего не дождешься ни при каких обстоятельствах. Судьба государства волновала мужика меньше всего, и его интересы редко распространялись дальше околицы.
- Завтра пригонят лошадей из соседних деревень, - доложил прапорщик, причем опять без коверканья языка. - Штук четыреста наберется. Под седло пяток сойдет, полсотни под груз. Остальные клячи. Армии негодны. Знаю я прекрасно и наше село, и деревни вокруг.
- А зачем им было знать, кто я?
- Репутация.
- И? - не понял Ян, мысленно отметив слово. Деревенским такое в жизни не выговорить. Они его и не слыхали ни разу.
- Все знают: вы за рабочих в городе заступились. И к мужикам уважительно относитесь.
Это он про что? Про бесплатный кипяток на станции? Или скидку за место для торгующих на базаре? Так всегда лучше у мужика брать, чем у перекупщика, - дешевле.
- Да говори уже, если начал.
- Ну, - отводя глаза, сказал Ивановский, - говорят, сволочь большая, но не обманывает. Убить может - воровать не станет.
"Это мне гордиться или кривиться?" - подумал Ян. Ведь пес его знает, как будут считать налоги и что произойдет в будущем году. А репутация - дело такое, в один раз обвалится. Морозов много чего говорит, да не все от него зависит. Возьмут и подотрутся моими расписками.
- Слушай, а не будет ли желающих обменять на ткань, соль и керосин? Только, - поспешно добавил, - сами должны явиться в Ярославль и в обмен на расписку.
Морозов принялся энергично трясти людей с достатком. Уж очень требовались средства на добровольческие отряды. Совсем не дешевое удовольствие содержать несколько сотен человек, вооружать, одевать, кормить. Центр все больше обещал, но крайне мало давал. Да фабриканты с купцами не все горели желанием деньги отдавать. На словах они патриоты, но открывать кошелек без возврата никто особо не рвался.
Генерал энергично приступил к проведению внутреннего займа. Это делалось оригинальным способом. На квартиру или в лавку купца или ремесленника являлся кто-нибудь из чиновников в сопровождении добровольцев и, широко улыбаясь, сообщал, что тот должен подписаться на заем в сумме такой-то. Лавочник выполнял волю начальства, чтобы не навлечь гнева на свою голову. Всякая попытка отказаться от подписки на заем истолковывалась как сочувствие прежней власти и нежелание поддержать правительство. Очень чревато.
Впрочем, кто посообразительнее, моментально принимались рыдать об отсутствии денежных средств. Очень часто взамен купюр подсовывали товары, и не самого лучшего качества. От них еще избавиться необходимо, а то склады занимают. Тоже способ сбагрить. Мужикам запросто пойдет и второй сорт. Не слишком дорого, и все будут довольны. А керосина на станции целая цистерна. Пришла с очередным эшелоном, и хозяев не обнаружилось. Скорее всего, краденая, и документов никаких. Стали проверять - вот и всплыло. Сейчас многие гоняли неизвестно откуда взявшееся имущество. Вернее, прекрасно известно. Из армейских складов. Люди состояния запросто делают. Загнать цистерну керосина за золото - и гуляй всю жизнь. Ну может, и поменьше, но совсем неплохо.
Конфиската самого разного много собралось. Тащили с фронта в основном оружие, вещи и продукты. Первое и последнее оставалось в роте, а вот вещи иногда попадались самые странные. От старинных бронзовых канделябров до вполне работающих швейных машинок. Прямых указаний на этот счет не имелось, и кое-что потихоньку продавали через знакомых, отправляя вырученные деньги в общий ротный котел или раздавая в качестве подарков и премий. Никакой нормальной бухгалтерии не существовало, и при желании начальство могло устроить большой шум. В подобных ситуациях всегда сложно разобраться, где специально цена занижена, а где и реально больше было не взять. Тем более что и оформления никакого, сплошное поле злоупотреблений. Пока проносило. Да и знали все прекрасно - это не личное, исключительно отряда, только с разрешения ротного брать. В смысле без него нельзя - однажды за все ответить придется. Или спишут за выдающиеся заслуги. Это уж как повезет.
- Ха! - обрадовался прапорщик. - Да завсегда желающие найдутся. Ехать далеко, но вещи необходимые.
- Ну вот и скажи остальным. Я им не купец, пусть сами приезжают…
- Обязательно, - пообещал Ивановский. - Уже хорошо, что не просто отбирают, нагайкой по морде вразумляя. А вещички на обмен - вообще прекрасно.
- И, - подумав, спросил Ян, - извини меня, но что у тебя за вид? Ты ж представитель власти! Прапорщик!
- У тебя сколько детей?
- Я не женат.
- А у меня семеро! И все, что очень удивительно, жрать просят. А жалованья не получаю второй год. Еще при Кагане платить перестали. "В связи с военными трудностями", - кривя рот, сообщил. - И лучше не стало. А на мне вся округа - пять тысяч душ. Вот и живу…
Интересоваться на что смысла не имело. И так ясно. Поедет с делом - на месте накормят, напоят, да еще и с собой дадут. Назвать это взяткой язык не поворачивается. Натурально, жить на что-то должен, если МВД денег не дает? Но это ведь если что случилось. А просто так желающих обеспечивать постороннего, пусть и местное начальство, немного. Очень бы не хотелось на себе проверять, сколько протянешь в похожих условиях. Проще всего наплевать на обязанности и заниматься своими делами.
- Поедут в Ярославль местные - скажи, пусть ко мне зайдут. Денег не дам, у самого нет, но форму найду.
- Благодарствую, - с достоинством сказал Ивановский.
- Да, - вспомнил Ян, - а чего ты про деревни и село говорил? В чем разница?
Прапорщик посмотрел как на полоумного и объяснил:
- В селе мечеть имеется. А в деревне народу мало, и содержать муллу невмочно.
"И кто здесь больший идиот? - мысленно спросил себя Ян. - Мог бы и догадаться". Мало ли что привык к другому подразделению - на станицы, хутора и поселки. Кто мешал поинтересоваться?
Юсуф поправил тощий вещмешок и с замиранием сердца двинулся вперед. Он - дома! Еще немного, и встретится с семьей! Со всех сторон его обходили люди с мешками, корзинами, сумками, не особо стесняясь пихали и устремлялись дальше. Раньше он непременно бы послал, куда те заслуживают, но сейчас слишком хорошее настроение, чтобы поганить по пустякам.
По сравнению со множеством вокзалов, на которые он насмотрелся в последнее время, выглядело вполне прилично. Особой грязи не наблюдалось, прущей по головам толпы тоже. Людей моментально построили в очередь и цепочкой направили в сторону больших дверей, где торчали проверяющие.
Он покрутил головой и убедился, что выходы с перрона перекрывали вооруженные люди, причем в основном были они в военной форме, но среди них попадались и в гражданском, и в форменных железнодорожных тужурках.
Возмущенных воплей среди вновь прибывших не слышалось. Видимо, дело привычное. Да оно и правильно: давно пора порядок навести. В западных губерниях все ходили чинно - слишком много там вояк, - а чем дальше в глубь страны, тем страшнее бардак и бессильнее власти. Местные порядки приятно удивляли. Он показал свои бумаги и, не задерживаясь, прошел через общий зал наружу.
Здание построили уже в восьмидесятые годы прошлого века, и выглядело оно сейчас не самым лучшим образом. Наружные стены облупились, внутри прямо на полу сидело множество народу. Кто ждал поезда, кто приехал по делам и лучшего места остановиться не нашел, но многие устроились надолго. В зрелище не было ничего удивительного - нечто сходное творилось везде. Поезда не слишком соблюдали расписание, и приходили люди заранее. Впрочем, здесь был относительный порядок. Проходы между людьми и к дверям всегда были свободны, и, что удивительно, общественные туалеты работали. В последнее время стали привычными закрытые входы. Никому не охота убирать за таким скопищем, но в результате люди обычно всю округу превращали в туалет. Здесь же была чистота. Не как до войны, но почти нормально.
По старым временам Юсуф помнил контору в дальнем крыле. Там на первом этаже были кабинеты мелкого начальства и полицейский участок. На втором сидели особо важные чиновники. Сейчас там висела табличка "военная комендатура" и торчал на входе караул. Пропускали не всех. Но на место пропускаемого ему как-то совершенно не хотелось. Уж больно вид был понурый у мужика и морда разбитая. Здоровый, как медведь, полицейский проволок беднягу мимо, регулярно награждая пинками.