Машинист сделал приветственный жест - за два месяца коменданта все здешние хорошо узнали - и вместе с кочегаром поспешно спустился по лесенке, норовя смыться за спины оцепления. Чем подобные встречи пахнут, многие уже в курсе. На прошлой неделе вздумавшие буянить саратовские стрелки потом два десятка застреленных хоронили.
Из открытых теплушек с недоумением выглядывали лица. Обычно останавливались прямо у станции - сейчас народ пошел ученый. Прямо на вокзале устраивали импровизированную распродажу-базар. В городах - побольше, на мелких остановках - поменьше, но к приходу очередного эшелона уже готовились заранее. Пассажирам охота выпить и поесть, а кое у кого имеются и вещи на продажу. Солдаты тащили трофейное добро, но не стеснялись и с себя снять.
Здешняя встреча на дружелюбную не слишком походила. Прямо напротив вагонов стояли три станковых пулемета "максим", закупленных еще до войны (лучше уж обычный М-9, но спасибо и за имеющееся). Пришлось выдирать с руганью из учебных запасов училища. Арсеналы давно вычистили, и все ушло на фронт, включая старье. В первый год большие проблемы были и в связи с отступлением, и в связи с малым выпуском оружия заводами, еще не успевшими наладить производства. Теперь демобилизованные сдавали оружие на месте, в части, и до дальних краев довезти еще не успели. Официально. Ворованное ходило по рукам часто.
Вдоль перрона вытянулась жидкая цепочка вооруженных людей. Почти сотня шестнадцатилетних юнкеров, десяток полицейских и несколько железнодорожников из числа наиболее надежных. Как военная сила не слишком страшно против сотен солдат, но если начнут садить по эшелону залпами, трупов будет множество. Кому охота нарываться. Люди следуют домой, и лишние проблемы им тоже ни к чему. Процедура была достаточно обкатана, но до сих пор конкретно никого не ловили. Оружие отбирали - это да. И не всякий раз проходило гладко.
Ян мысленно перекрестился и поднял мегафон.
- Я - военный комендант станции младший лейтенант Тульчинский, - сообщил он находящимся в поезде. - Кто еще умудрился не услышать, в стране введено военное положение. Происходит плановая проверка на предмет наличия незаконного оружия. Добровольно сдавшие или не имеющие следуют дальше. С остальными поступают согласно закону. - Он сделал внушительную паузу и продолжил: - Расстреливают. При оказании сопротивления разбираться не стану, просто открою огонь. Хорошо подумайте, имеет ли смысл получить пулю, уцелев на фронте, за недоумка. - Опять пауза. - Выходить по команде с вещами. Пе-э-эрвый вагон! Время пошло.
Минуту все ждали в тишине, под ругань, несущуюся из эшелона, потом он покосился на пулеметчика и кивнул. Короткая очередь ударила над крышами.
- Следующая будет по вагону, - сообщил Ян в мегафон. - Шутки кончились.
На перрон поспешно начали выпрыгивать солдаты из теплушки.
- Вещмешки на стол, - уже нормальным голосом сказал он, дождавшись, пока они выстроятся. Лица были хмурые, и Ян их вполне понимал. Ему лично тоже сильно не понравилось бы отдавать трофейный "вальтер". Только он с этой стороны, а они с той. - Подходим по очереди.
Прапорщик Головин в компании с тремя другими полицейскими торопливо нырнул в вагон. Здесь Ян мог быть спокоен. Мужик был степенный и добросовестный. Из простых патрульных выслужился и дело свое прекрасно знает. Обшарит внутри как надо.
- Все здесь? Два шага назад, - скомандовал он.
Солдаты замешкались, но послушно отступили. Уважение к офицерам еще не окончательно выветрилось.
- Снять сапоги!
Недоумение на лицах проступило еще явственнее. Кто-то послушно принялся стягивать, кто-то стоял столбом. Яна это не слишком волновало. Понадобится - дожмет.
Он смотрел на ноги. Есть! Надо же, как повезло. Вот так сразу и в яблочко. Спасибо, Иисус и Дева Мария, за внимание к моим просьбам.
Худой дерганый тип на правом фланге шеренги с крайне недовольным лицом поднял ногу, стряхивая сапог, и в глаза бросились замечательные алые портянки.
Ян скользящим движением переместился и врезал ему в челюсть со всей силы. Солдата снесло так, что и второй сапог слетел. В шеренге дернулись и замерли. Юнкера недвусмысленно наставили винтовки. Что они будут стрелять при малейшем действии, никто не сомневался. Слишком серьезные лица.
- В чем дело, лейтенант? - напряженно спросил один из демобилизованных. Низенький крепкий дядька со следами оспы на лице с погонами старшего сержанта при ордене "Мужества" и медали "За боевые заслуги". - Он ничего не сделал. Неправильно это.
- Вчера утром, - четко и внятно сказал Ян, - ваш эшелон останавливался на станции Курганная. После его ухода в доме железнодорожника, стоящем прямо возле железки, нашли три трупа. Изнасилованная баба и два ребенка. Шести и четырех лет. Ножом порезали. А на столе была скатерть красная. Так из нее какая-то гнида вырезала куски для портянок. Вот такие. - Он показал рукой. - На войне всякое случается. Многое прощается, на многое глаза закрывают. Невинная кровь в мирное время никому не будет прощена. - Встать, - приказал он стонущему солдату.
Тот медленно и с трудом поднялся. Лицо страшно перекошенное, не иначе челюсть сломана. Ну да недолго болезному. Не забыть потом документы взять.
- В сторону его, - приказал юнкерам.
Солдат попытался что-то сказать и заработал прикладом меж лопаток. Подскочили железнодорожники в выделяющихся на общем фоне гражданских одежках и форменных тужурках и пинками погнали его к стене склада. Парни были злые: любой на себя мог ситуацию примерить. Как телеграмма со станции пришла, все местные работники стали требовать раздать оружие. Еле удалось успокоить, но делегатов они приставили для контроля. Пусть. Лишь бы слушались.
- А еще, - сообщил Ян, изучая внимательно лица, - часы пропали карманные. Серебряные. С дарственной надписью. Никак не ошибешься.
- Вот эти? - доставая из кармана шинели, спросил разговорчивый дядечка. - В карты выиграл, - поспешно заявил, заметив движение в его сторону. - Вот у того. - Он показал на одного из солдат.
- Кто-то может подтвердить? - спросил Ян у пассажиров вагона.
- Многие видели, - пробурчали из строя.
- Не врет сержант.
- Двое их было. Приятели.
- Скоты.
- Вот и ладненько, - согласился Ян, - взять его!
- Нет, - завопил тот, бухаясь на колени. - Это не я! Это все он! У меня дети. Не надо!
На ногах он стоять не желал, все время цеплялся за окружающих и землю. Его тащили волоком под громкие завывания. Жалости не было - одна брезгливость. Сумел напачкать - сумей ответить.
Ян подошел и, вытащив пистолет, выстрелил в затылок сначала истерично рыдающему, силой поставленному на колени, потом и второму. Тело в таких случаях падает не вперед или назад, а мешком вниз, как будто кости разом вынули, и крови совсем немного.
Можно было доверить и другим, но это вопрос чести. Сам приговорил - сам и исполняй. Чтобы почувствовал, как это - без суда и особого следствия. С пойманными на горячем только так и можно. А еще один грех на душу… С этих совесть мучить не будет. Не юнкеров же заставлять. Дети еще.
Из открытых дверей теплушек настороженно смотрели лица. Головин выпрыгнул из вагона. На плече у него висел австрийский карабин с большим оптическим прицелом. Карманы тоже оттопыривались. Парочка револьверов или пистолетов стандартно в таких случаях обнаруживалась. Иногда тащили и вещи посерьезнее.
- В кого собираетесь палить? - спросил Ян в воздух, без конкретики. В данный момент устанавливать хозяина неинтересно. Конфисковали - и дуй себе с миром дальше. Вот при сопротивлении совсем другое отношение. - В соседа в родной деревне?
Головин молча выложил на стол три круглых "ананаски" и пистолет Федорова. Встал чуть в стороне, готовый исполнять дальнейшие распоряжения.
- Или взрывать…
- Так охотиться, - невинно улыбаясь, заявил все тот же разговорчивый дядечка. - В наших местах дичь имеется. А это - рыбу глушить, - пояснил на взгляд, - но гранаты не мои! Аллах милосердный свидетель.
Он вроде удивленно выдал:
- А ведь, лейтенант, у тебя тоже не табельный. - Сказано было без особого вызова, с мягким укором.
- Фамилия? - спросил Ян сержанта.
- Колобов.
- Я на службе, а вы не пришей кобыле хвост.
- И где ж нынче на службу принимают? - задумчиво спросил рябой. Ян молча ждал продолжения, глядя на вытряхнутые из вещмешков вещи. - А что? Я готовый. Порядок для Руси первое дело, - заявил, хитро прищурившись. - В селе первый человек после помещика - жандарм, а туда не иначе как сержанта заслуженного после армии берут. В полицию городскую - так еще лучше.
- Доброволец?
- Так точно! Добровольно готов служить на благо Отечества!
- Тогда вдоль эшелона пройди и всем объясни, что здесь произошло. Потом ко мне подойдешь.
- А винтовочку мне возвернут в таком разе? Личное оружие в полиции разрешено за собственные средства приобретать.
- А говорить много будешь, - сообщил Ян, - недолго и погнать. Вещмешок оставь - и бегом!
- Так точно!
Ян глянул на Головина, и тот понятливо кивнул. Присмотрит. Еще разобраться надо, что за человек. Сильно шустрый. А что делать, если на всю станцию полицейских только четверо? До войны прекрасно хватало десятка, да молодых тоже позабирали. Еще трое старики и полуинвалиды, в конторе сидят и бумажки заполняют. Кругом некомплект. Хорошо если вернутся, да неизвестно когда. Юнкера прекрасны для демонстрации силы, а не ловли жуликов. Обыски устраивать и реальных мазуриков ловить соображение требуется и выучка. А тут чистку затеяли.