"Если повелитель правоверных, - чеканил Ерошевский, - присваивает себе общественное достояние и расточает его, если он без законной причины умерщвляет, заключает в тюрьму и изгоняет своих подданных и творит насилия, если он затем, поклявшись вернуться на стезю добродетели, нарушает клятву, создает смуту, вызывает междоусобные кровопролития, то подлежит ли он низложению? Священный Закон гласит - да!"
"Езус Крайст и Дева Мария, - невольно потянувшись перекреститься и мгновенно забыв про Юнакова, подумал, - они ж Кагана свергнуть решили! Это что ж творится на Руси!"
Зибров, стоящий впереди своего взвода, открыто ухмыльнулся. Этому все равно, лишь бы хорошо кормили и поили. Недостающее сам надыбает. Проскальзывало у него иногда в поведении и разговорах страшно знакомое. Не мазурик, но точно терся где-то рядом по малолетству.
"Единственный источник несчастий, постигший страну и сотрясающий ее, - это существующий режим. Мы считаем необходимым достичь согласия между всеми народами и обеспечить всем подданным без исключения равные права".
А вот это мне нравится! Еще бы выполнили не только на словах…
"Мы направим все наши усилия к целостности и единству Руси, восстановлению порядка и внутреннего мира, необходимого для развития страны. Мы обязуемся проявлять уважение к основным законам, дающим гарантию общих реформ, прав и политических свобод!"
Интересно, как это все сразу и одновременно?
"Мы собираемся выполнить миссию, возложенную на нас народом. Он не просто мечтал о переменах, он кричал о них во весь голос!"
- Отправлено сегодня, - сказал надполковник, - в шесть тридцать утра. Я целиком и полностью поддерживаю и собираюсь выполнить поступивший приказ. Наше училище всегда имело незапятнанную репутацию и останется верным присяге, обязующей выполнять приказы высшего командования. Впрочем, - еще больше выпрямляя спину, с сильным холодком в твердом голосе, заявил, - никого неволить не стану. Кто-либо имеет какие-то сомнения?
В строю перешептывались, но возгласов возмущения не прозвучало.
- Если кто-либо не согласен - два шага вперед.
Майор Шаповалов, печатая шаг, вышел:
- Я не согласен! Я отказываюсь идти против Аллахом данного нам Кагана.
- Ну что ж, - достаточно громко, чтобы слышно было всем, сказал надполковник. - Это ваше право. С этого момента вы не принадлежите к Вооруженным Силам. Пройдите в канцелярию училища и в ближайшее время получите все необходимые документы об увольнении. - Кто-то еще?
Из строя вышло человек десять. Все до одного из сержантов. Некоторых Ян знал. Судьбой правоверных и лично Кагана они были обеспокоены меньше всего. Хорошая возможность сорваться домой с чистыми документами. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: остальным еще долго на вольные хлеба не выйти. У Цизина дома семеро по лавкам, Маасинг рвется в родной Крым вином торговать и отвлекаться на всякую ерунду категорически не согласен. Габаев давно мечтал из армии слинять. У Слепнева отец серьезно болеет. И так все. Причин много - суть одна. Задерживаться желания нет. Поколебавшись, вперед вышел и Черемисов. Оглянулся на роту и с виноватой улыбкой развел руками.
- Команды "вольно" не было, - не поворачиваясь, сказал Ян на недовольные выкрики юнкеров из-за спины. - Не глухие, прекрасно слышали: в армии никого держать насильно не станут. Некоторых еще и вышибут. Это в первую очередь вас касается. Дисциплины пока не отменили.
Нестройной группой недовольные протопали в канцелярию. Надполковник что-то обсудил с ротными и отправился туда же.
"Хорошо бы больше с ними не встречаться, - подумал Ян. - Не хотелось бы увидеть на том конце мушки знакомого".
- Тульчинский, - озабоченно сказал Юнаков, - берешь роту - и марш-марш на железнодорожный вокзал. Некому больше поручить. Задачу знаешь?
- Взять под контроль пассажирскую и товарную станции. У приезжих проверять документы. Солдатские и офицерские удостоверения, командировочные предписания и направления. Справки из госпиталей и прочее. Дезертиров ловить, оружие отбирать. Вагоны с грузом, паровозы и депо охранять. Легко и просто! Вы смеетесь? Здесь узловая станция и больше сотни путей. Полно складов. В Ярославле население четверть миллиона, и каждый день десятки эшелонов с людьми и грузами. И вот этой сотней сопляков, - понижая голос, - я должен все разрулить? Не дать возникнуть пробке на железке, создать условия для своевременной разгрузки и распределять грузы, держать часовых у складов, занять телеграфную станцию и обеспечить ее бесперебойную работу, выяснять правильность выписанных документов, когда и сам в тонкостях не разбираюсь, а они вообще в первый раз увидят?
- А ты думаешь, мне проще? - так же тихо спросил майор. - Занять с ротой здание министерства внутренних дел и заставить полицию выполнять мои приказы, не давая им одновременно жечь документы и при этом принуждая выполнять прямые обязанности? Попутно посадить караул в государственном банке и проследить, чтобы оттуда ничего не вынесли? Аллах милосердный свидетель, не золото важно. Сопрут печати или бумаги - гораздо хуже будет. Думаешь, я в этом больше твоего понимаю? В округе надежных только наше училище и три учебные роты. Три часа перезванивались и общие действия согласовывали. Чего от других ждать - неизвестно. Хорошо, если просто сидеть тихо будут. Поэтому некуда деваться. Я своей властью разрешаю тебе делать что угодно для наведения порядка. Хуже уже не будет. Комендант с вокзала неизвестно где находится. Его никогда найти нельзя. При вокзале есть два взвода из ограниченно годных. Вот и вертись. Сколько власти возьмешь - вся твоя. На вокзале есть полицейский участок. Они в твоем распоряжении.
- Я знаю, - с тоской согласился Ян. - Пятеро или шестеро зажиревших ослов, привыкших гуся у приезжего крестьянина отбирать и ни на что больше не способных.
- Курсант Тульчинский, - командным голосом потребовал майор, - отставить разговоры, выполнять приказ! Получить патроны - и вперед. Да, командира взвода вместо Черемисова назначь, - добавил в послушно развернувшуюся спиной к нему и лицом к роте фигуру.
А плюнуть и уйти, подумал Ян, привычно отдавая команды. Ну уж нет. Теперь нет. Я им всем докажу. Говоришь, вся власть, какую взять сумеешь? Ну посмотрим… Попрыгают у меня. Детская мечта в полный рост. Все начальство на железке по струнке ходить будет. А кто возбухнет - быстро пожалеет. Снимут? К псам. Зато душу отведу. А взвод пока при мне побудет. Пора обзаводиться личной гвардией. Не самому же бегать с поручением и прикладом лупить недовольных.
С довольной рожей рядом нарисовался Зибров.
- А ты, Халиль, чего не ушел? Не верится мне в горячую любовь к армейским порядкам.
- Кто же будет спасать своего командира от мелких неприятностей? - с подобострастием в голосе спросил тот. - Кому будущий офицер сможет доверить этих никчемушных детей?
- Единственное, чему ты их способен научить, - это смотреть командиру в глаза очень честными глазами и уверять, что понятия не имеют, куда его арабский скакун девался. Впрочем, тебя больше курицы интересуют.
- Вот за что я люблю святого Акбара, так за правила поведения на войне, - проникновенно сказал Зибров. - Аллах велик! - торжественно произносишь, пиная еще живое тело свиньи. Нет Бога, кроме Аллаха! Это животное пало от моего ножа. Или там пули. Именем Аллаха благословляю его смерть. Я пустил ему кровь, и я объявляю это мясо халяльным. И все!!! Великий человек был, прекрасно знал душу солдата.
- Хм…
- Да ладно… Некуда мне возвращаться. Мой папаша - владелец лавки на Старом базаре в Казани. В десятом поколении хозяин. Знаешь, что это значит?
Ян пожал плечами.
- Огромное уважение окружающих. Он один из трех управляющих базара. Без него ничего не происходит. Все про всех знает. Чтобы сплетня мимо прошла - такое просто представить невозможно. Доброжелательный, общительный, всем нравится, мулла советуется. А иначе нельзя. Клиентура идет в лавку к умеющему понравиться. Польстить, удержать, вызвать доверие. Репутация безупречна и работает на тебя. Он создает ее и с нее же и кормится. Одна беда - это для чужих. А дома - скот. Жену и детей бьет по поводу и без повода. И никому не пожалуешься, а если посмеешь - так тебя же обвинят в непочтительности к отцу. Он в своем праве учить детей. А что весь в синяках, так на то воля Аллаха. Вечно обвиняет в пороках и действиях, позорящих род. Притом что сам делает именно то, за что нас порицает. Ему можно - он глава семьи. Вот я и старался с детства сбежать на улицу. Я не в доме вырос, и назад меня никакими посулами не заманишь. И, - нехорошо улыбнувшись, убежденно сказал, - спорить могу, он из тех, кому новая власть не понравится. По старым законам жить лучше было. Равноправие… Оно ему требуется? Ну а мне, значит, прямая дорога на другую сторону.
Он замолчал и, оглянувшись на товарища, подмигнул, возвращаясь к привычному поведению:
- Не боись, господин командир роты, я, может, и шалопай, но спину прикрою всегда. Есть у меня интересная мысль насчет твоей удачи. Прет тебе не пойми с чего, а это неслучайно. Я в удачу крепко верю и что она на помощников осененного распространяется тоже. Далеко пойдешь, да продлит Аллах твои годы. А я уж рядом потрусь. Без шуток - я твои приказы выполнять собираюсь со старанием.
- А дальше? Турнут меня - и что?