Вот сам посуди - сейчас азиатские биржи закрылись, а деньги мы с них еле успели выдернуть, чтобы успеть к открытию американских. А был бы у нас банк с филиалами повсюду - это была бы рядовая операция, без всех этих хитрых заморочек. Сидели бы там люди, зарабатывали бы деньги, и никто не сказал бы нам плохого слова. Да и пора нам уже задуматься о том, как размещать капитал после того, как…
Захар задумался минут на двадцать.
- Знаешь, что-то в этом есть, - ответил он, опять прикладываясь к бурбону. - Только не один банк, а три, чтобы можно было гонять бумаги между своими. И еще небольшую региональную биржу. Где-нибудь на Филлипинах.
- Ты наконец-то начинаешь думать! - похвалил я друга. - Но все нужно делать последовательно. Сейчас, если мы все правильно просчитали, общий доход от наших эволюций составит миллиардов двадцать пять - двадцать семь. Представляю себе глаза наших брокеров. Какой там Сорос с миллиардом фунтов за день!
- Сорос - это который из лондонского Квантума? А что с ним такое?
- Через пять лет без одного месяца - в сентябре 1992 - обвалится английский фунт. Винить в этом будут несчастного венгра, якобы заработавшего на этом движении миллиард то ли фунтов, то ли долларов. Но это все лабуда. Реклама и самопиар. Люди любят громкие слова, страшные подробности и прочую белиберду. Там на самом деле история длинная. И началась она, как ни странно, с развала Советского Союза, объединения Германии, действий немецкого Бундесбанка, не пожелавшего снижать учетные ставки - они боролись таким образом с инфляцией. Фунт будет падать две недели, даже почти три - а не только в "черную среду". И пятью ярдами фунтов, что будут в тот момент у Квантума, его так низко не уронить. Кстати, гораздо динамичнее фунт падал не против немецкой марки, в которой сидел Сорос, а против доллара, где никакого Квантума не было. Там многие погрели руки. И больше всех - американские и английские банки. Но главным героем и виновником назначили венгерского еврея. Да и то верно: настоящие деньги любят тишину.
Захар одобрительно хмыкнул:
- Его нужно купить.
- Сороса? - теперь чуть я не подавился. - Он-то нам зачем?
- Не, не Сороса, - замахал руками Майцев. - Банк нужно купить. С солидной историей, с хорошей сетью филиалов, чтобы не выглядеть белыми воронами и нуворишами - таким не очень верят. И биржу на Фиджи. Маленькая, свободная, за небольшую премию тамошние власти позволят нам делать все, что угодно. Сколько мы отдадим Павлову?
- Я обещал удвоить его капитал.
- Значит, восемнадцать. И останется примерно столько же. Если не торопиться и все хорошо взвесить, то можно купить и банк, и Фиджи. Целиком.
Мы не договорили, потому что следовало звонить и выбрасывать на открывшуюся биржу в Нью-Йорке те деньги, что уже появились от операций на азиатских и европейских площадках.
Еще часа два мы отдавали бесконечные распоряжения нашим девчонкам: к Эми, Линде и Марии мы взяли еще двух - романтичную, но исполнительную Джоан и педантичную и упрямую Марту - внучку немецких переселенцев из Висконсина.
Все распоряжения были отпечатаны на бумаге заранее, и теперь мы все всемером только звонили-звонили-звонили.
К середине дня наступило временное спокойствие: все распоряжения переданы, задачи розданы, оставалось лишь ждать вечера. Захар с Линдой ушли в китайскую забегаловку на первом этаже здания - перекусить. Остальные обедали на рабочих местах.
К четырем часам вечера падение стало затормаживаться, и я бросился в скупку: наш офис опять наполнился телефонными трелями, командами, криками и проклятьями. Однако все деньги в дело не пошли. И вот почему.
Сидя перед мониторами Bloomberg'а, мы поняли одну истину: в мире нет самостоятельных рынков. Все они поголовно зависят друг от друга, и все в большей мере - от американского. Он единственный был более-менее самостоятельным. В силу своей величины и исторических традиций. Ежедневно можно было видеть, как движения индексов на любых региональных площадках повторяют то, что происходит на американских. Если упал на пару процентов какой-нибудь сводный индекс на бирже в Гамбурге - все отреагируют на это вяло - как на малозначительный эпизод, но если такое же произошло в Нью-Йорке - весь мир послушно отработает это снижение и даже с большим усердием: местные биржи легко могут показать не два положенных процента, а три или пять. Если приложить графики изменения основных эмитентов - "голубых фишек" - с Токийской биржи к такому же графику с Лондонской, вы с удивлением обнаружите, что они практически одинаковы. Если падают - то все вместе, если растут - то тоже не вразнобой. Исключения крайне редки и вызваны, чаще всего, какими-то локальными потрясениями - вроде решения суда о разделении компании на несколько частей по требованию антимонопольного комитета или заявлением Правительства о снижении экспортных пошлин на продукцию, выпускаемую каким-то предприятием или целым сектором экономики.
Поэтому теперь, когда по ту сторону океана уже наступило двадцатое число, я ждал от азиатских бирж стремления догнать американское падение, которое они сами и спровоцировали. Но хитрые азиаты открылись солидным гэпом вниз (первая сделка совершилась по цене гораздо ниже, чем последняя вчерашняя. Когда такое происходит - трейдер, как правило, не успевает присоединиться к этому сильному движению, которое редко имеет продолжение в ту же сторону) - чуть не в пять-семь процентов, которым и отработали американское снижение. Потом цены ожидаемо двинулись вверх - трейдеры стали выкупать сильно подешевевшие активы, и мне ничего не оставалось делать, как к ним присоединиться.
Захар смотрел на меня и беззвучно ржал:
- Обманули, супостаты?
- Околдовали, восточные демоны, - отшутился я, подсчитывая размер упущенной прибыли. Что-то около полутора миллиардов.
Зашедший в офис часом позже Золль просто сокрушенно покачал головой, но ни сочувствия, ни рекомендаций не высказал.
По самым скромным прикидкам выходило, что я потерял в возможной прибыли миллиарда два - два с половиной. И я понял, что теперь с временным арбитражем я хорошо пролетаю на всех площадках, потому что везде будут эти самые чертовы гэпы, на которых влезать в рынок - просто терять деньги.
Мы уже не спали практически вторые сутки, воочию наблюдая самый мощный переходный процесс, что сотрясал рынки. Котировки болтались вверх-вниз, и мы, как серферы, скользили на восходящих волнах.
Девчонки спали на лежанке по очереди - по четыре часа. Они не жаловались, потому что были предупреждены заранее и рассчитывали на хорошее вознаграждение. И хотя им всем мы пообещали заплатить одинаково, каждая старалась показать, что ее вклад в общее дело гораздо значимее других.
Двадцать первого числа все закончилось - "черный понедельник" себя исчерпал. Было объявлено о мерах, призванных компенсировать потери, общественность слегка успокоилась, и более потрясений никто не ждал.
Меня разбудила Марта - она склонилась надо мной, уснувшим в кресле, и шептала в самое ухо, чтобы не услышал Захар, сопящий напротив:
- Мистер Саура, мистер Саура, там звонят из чикагского "Office work and secrecy".
- Чего им нужно? - я спросил, еще не приходя в сознание.
- Им позвонили с Чикагской фондовой. Там очень хотят встретиться с господами, - она посмотрела в бумажку, - Смитом, Нео, Бэкхемом, Левинсоном и Кацем…
- Зачем?! - сон с меня как рукой сняло.
Фамилии были из списка тех "фиктивных инвесторов", с которыми работал виртуальный офис в Чикаго.
- Они хотят предложить этим господам работу. Они видели, как счета у Смита и Нео увеличились за два дня в пять раз, они в полном восторге…
- Тихо, Марта, дайте мне подумать. И принесите, пожалуйста, кофе. Кто еще в офисе остался?
- Вчера мистер Майнце всех отпустил домой, велев мне прийти сегодня пораньше. Остальные будут к одиннадцати.
- Хорошо, Марта, ступайте. Я жду кофе. Сделайте лучше два. Зак, я думаю, тоже захочет, когда проснется. И не отвечайте больше на звонки. Вернее, отвечайте, но… - я не знал, как ей реагировать на подобные вопросы. - Просто записывайте запросы и ничего не обещайте.
Пока она готовила кофе, я стоял у окна и "вспоминал".
Потом, когда Марта принесла кофе, разбудил Майцева.
- Зак, нас поймали.
- Кто?
- Ребятки из Чикаго. Это должно было рано или поздно случиться. Статистика работает против нас. - Я коротко рассказал ему о происшествии.
- И что теперь? - он отхлебнул кофе и недовольно поморщился: Марта, как обычно, сэкономила на сахаре. - Когда она уже научится класть две ложки на чашку?
- Думаю, пора заканчивать с кустарщиной. Нам нужны банки, фонды, солидность. Чтобы таких вопросов более не поднималось. Это ненормально, если дядя с улицы зарабатывает приличные деньги в то время, когда прожженные дельцы терпят убытки. Это сильно заметно и создает нездоровый ажиотаж. А если они еще сведут воедино наши операции, то результат, боюсь, будет плачевным.
- Нужно поговорить с Брайаном? - предложил Майцев.
- Золль - человек Кручины. Сейчас он получит свои деньги, и мы снова останемся вдвоем. По крайней мере, я сильно на это надеюсь…
Я не успел договорить, как в офис ворвался наш Эндрю Бойд. Был он в тонком щегольском плаще цвета кофе с молоком, без шляпы и с самого порога принялся орать: