– Я знаю, – говорит Александра, задирает халатик, показывает свою чудесную голенькую попочку, опускает халатик и смеется. О, какая соблазнительная попка у моей славной любовницы, соблазнительная и моя – могу поласкать ее в любое время.
Александра ставит на стол тарелку с дымящейся картошкой и говорит:
– Мой господин, кушайте картофель, кстати, постарайся открыть на даче дипломат, мне не терпится взглянуть на его содержимое, я алмазов настоящих еще никогда не видела. А что мы будем делать с этими алмазами?
– Продадим их за полцены, нам хватит и миллиона баксов.
– Игоречек, а кому мы их продадим? Нас же могут и убить за такие бешеные деньги, из-за этого дипломата уже многие погибли. Может, не будем вскрывать и выкинем его.
Я возмущаюсь:
– Александра, вначале я его открою и если там алмазы, то я поеду к Фельдману, он крутится вокруг депутатов, и Фельдман пристроит алмазы.
Александра не соглашается:
– Игоречек, но Фельдман же негодяй, он продаст нас и за меньшую сумму, не зря же он общается с депутатами.
– Ну хорошо, – соглашаюсь я. – К Фельдману я не пойду, вскрою дипломат, а потом мама обещала подумать, что нам с его содержимым делать. Мама обязательно что-нибудь придумает.
– Игорек, а если нас поймает милиция, то за содержимое дипломата мы получим по нескольку лет тюрьмы, ты о дочках подумал? – спрашивает посерьезневшая Александра.
– Нет, – растерянно отвечаю я. – О тюрьме я особо не думал и меньше всего хочу туда попасть, но менты нас не будут искать, пока Сидоров сидит на даче, значит, у нас будет три недели, чтобы решить, куда пристроить алмазы, ну, а потом, если ничего не получится, я сам отнесу их на помойку, хорошо?
– Хорошо, Игорек, тогда три недели будем шевелить мозгами. Неужели там на два миллиона?… Трудно поверить в такое богатство… ни фига себе, у нас в руках два миллиона долларов! – Александра улыбается, щеки ее краснеют, а глаза блестят. – Игоречек, неужели мы разбогатели? Два нищих инженера вдруг станут миллионерами… В это трудно поверить. Без дипломата жилось легче, у нас не было проблем, мы любили друг друга, растили девчонок, гуляли по Петербургу, и никто нам не мешал жить. А если кто-нибудь узнает о дипломате, то все, конец покою, весь Петербург ополчится против нас, и мы обязательно проиграем. Ах, Игоречек, если все пройдет хорошо, то поедем сначала в Париж, а потом уже в Венецию.
Я тоже улыбаюсь:
– Сашенька, мы объедем все великие города мира и на самых выдающихся памятниках оставим надписи: "Шура и Игореша были здесь". А потом мы купим яхту с белыми парусами и поплывем вокруг света, вместе с девочками.
– Я согласна, – говорит Александра.
Я доедаю картошку с колбасой, выпиваю стакан теплого чая, одеваюсь, беру в руку дипломат, чмокаю аппетитную женщину в щечку и говорю:
– Чтобы наши мечты стали реальностью, я должен ехать.
Я звоню Сидорову в дверь. Через минуту мы на улице. Дует сильный ветер, летит снег. Мы быстро доходим до проспекта Просвещения, садимся на трамвай и минут через пятнадцать уже стоим на железнодорожной платформе "Мурино". Электричка должна появиться через десять минут. Сидоров спрашивает:
– Игорь, блин, будем считать, что я начал работать, так?
– Так, – соглашаюсь я.
– Тогда купи водки, блин, а то от твоего шампанского ни в голове, ни в жопе. Купи "Сибирскую", давно ее не пробовал, соскучился.
Я покупаю в киоске литровую бутылку водки, два пластиковых стакана, хлеба, колбасы и банку маринованных огурцов.
Подходит электричка, и мы садимся в полупустой вагон, двери с шипением закрываются, и поезд трогается. Мы выбираем два пустых сиденья, садимся у окна друг напротив друга, Сидоров начинает откупоривать бутылку водки, я ставлю дипломат под окно, вытаскиваю складной ножик, нарезаю хлеб, колбасу и открываю банку с огурцами. Сидоров разливает по стаканам водку, беззвучно чокается со мной пластиковым стаканчиком и говорит:
– Давай выпьем за мою удачную работу на твоей-маминой даче, блин, мне очень повезло с твоим предложением, я не знал, что и делать, блин: денег нет, работы тоже, а выпить необходимо. Пить или не жить – вот единственная формула моей жизни, без алкоголя я умру, блин, а тебя мне сам бог послал, давай выпьем.
Мы выпиваем, закусываем, Сидоров снимает черную кроличью шапку, бросает ее на сиденье рядом с собой, видок у него неважнецкий: опухшее лицо с недельной щетиной, мешки под глазами, крупные морщины и глаза с красными белками создают впечатление, будто ему за шестьдесят лет.
Я спрашиваю:
– Слава, а сколько тебе лет?
– А сколько дашь?
Я знаю, что он немного моложе меня, но все равно отвечаю:
– Шестьдесят три.
Сидоров улыбается, показав крупные редкие желтые зубы и говорит:
– Двадцать восемь, блин, месяц назад исполнилось. У алкоголиков год идет за три, значит, мне уже семьдесят, но я не переживаю, потому что в жизни все успел попробовать, блин: и в тюрьме три года сидел, и наемником в Чечне служил, три раза был женат, блин, два раза на женщинах и один – на мужчине, с Эйфелевой башни вниз головой прыгал, удачно грабил банк, но все деньги проиграл в карты, лес валил, землю пахал, три дома построил, двух сыновей родил, блин, книгу стихов написал.
Я удивляюсь:
– А я не знал, что ты пишешь стихи, может быть, что-нибудь прочтешь.
Поезд останавливается на станции Кузьмолово. Сидоров говорит:
– Давай еще по одной выпьем, а потом я почитаю свои стихи.
– Давай, – соглашаюсь я.
Сидоров разливает водку по стаканам, мы выпиваем, от вторых ста пятидесяти граммов я уже заметно плыву, а по Сидорову не скажешь, что он выпил алкоголь. Но это и понятно: если он пьет каждый день литрами, то такая маленькая доза для него, как комару в жопу дробина, тьфу, перепутал, как слону в жопу комар, и я рядом со слоном Сидоровым – если не комар, то воробей. Я уже под хмельком. Интересно послушать его стихи. Люблю слушать стихи, особенно после стопочки водки.
Я по первому снегу бреду, блин,
В сердце ландыши вспыхнувших сил, блин,
Вечер синею свечкой звезду, блин,
Над дорогой моей засветил, блин…
Он читает минут пять, потом открывает глаза и спрашивает: В общем, Сидоров возится с печью, громко матерясь, а я незаметно для себя начинаю дремать.
– Ну, и как?
– Хорошо, только ведь это Есенин.
– Я знаю, что Есенин, блин, но мне так не написать и поэтому мне мои стихи читать не хочется.
В Токсово в вагон заходят контролеры: две крупных женщины и еще более крупный мужчина. Они неторопливо доходят до нас, я лезу за билетами в карман куртки и не нахожу, я обыскиваю все свои карманы и опять не нахожу. Я смотрю на Сидорова и спрашиваю:
– Слава, может быть, билеты у тебя?
Он удивляется:
– Да ты что, Игорь, у меня их никогда не было, ты же их покупал, блин, и я видел, как ты засунул их у кассы в карман, может быть, блин, у водочного киоска обронил, когда деньги доставал.
– Может быть, – соглашаюсь я и говорю контролерам: – А у нас билетов нет. Я, кажется, их выронил в Мурино.
Застывшие лица контролеров оживляются, женщины улыбаются, а мужчина говорит басом:
– Платите штраф за себя, за жену и за багаж, итого пятьсот.
Я хочу отдать деньги, но меня опережает Сидоров своим криком:
– Какие пятьсот, блин, ведь за человека штраф сто рублей, и в сумме получается двести, а багажа у нас нет!
– А дипломат у окна разве не ваш? – спрашивает контролер-мужчина.
– Мой, – отвечаю я.
А Сидоров продолжает:
– А дипломат, блин, это ручная кладь, за нее платить не надо!
– Как это не надо? – удивляется контролер-мужчина. – Дипломат стоит на полу, значит, это багаж, вот если бы он стоял у вас на коленях, тогда он был бы ручной кладью. А так он стоит на полу, значит, это багаж, платите за него рублики.
Сидоров не унимается:
– Но штраф за багаж, блин, пятьдесят рублей, а вы просите двести пятьдесят за один багаж.
Контролер-мужчина опять удивляется:
– Кто?! Я прошу двести пятьдесят за один багаж? Да не может этого быть, я прошу за один багаж – пятьдесят, за два – сто, за три – сто пятьдесят. У вас шесть багажей, значит, в сумме вы мне должны триста рублей, за мужа и жену – двести и плюс триста за шесть багажей. Платите.
Сидоров возмущается такими вычислениями и спрашивает:
– Да где же вы увидели шесть багажей, блин?! Один дипломат и все!
Мужчина-контролер добродушно улыбается:
– Да вот же еще четыре багажа – это бутылка водки, два стакана и банка с огурцами. Это все ваше?
– Наше, – отвечаю я, а озверевший Сидоров вопит:
– Тогда полбуханки хлеба тоже багаж, штрафуйте и за нее, блин!
Мужчина-контролер согласно кивает головой:
– А вы, девушка, правы, я действительно не заметил седьмого багажа, значит с вас пятьсот пятьдесят рубликов. Платите или пройдем в отделение милиции в Токсово, там вас научат правильно ездить на электричках.
Я достаю деньги, отдаю их контролеру, потому что мне совсем не интересно оказаться в милиции со своим дипломатом.
– Знаете, уважаемый, – объясняет контролер, – у нас закончились штрафные квитанции, я честный человек, я заполню их потом, но если вы мне не доверяете, то тогда пойдем разбираться в Токсовское отделение.
Идти разбираться в отделение я по-прежнему не желаю, поэтому говорю:
– Мы вам верим, можете сами заполнить потом штрафные квитанции.
Контролеры уходят, а Сидоров разливает по стаканам водку и говорит: