В моих карманах в последнее время больше ста рублей бывало только в дни получки и аванса, поэтому я молча поднял кувалду с земли и сел на заднее сиденье машины. Менты закрыли мою дверь снаружи, сели на передние сидения, отгороженные от заднего решеткой, и Сюткин вдруг радостно сообщил:
– Старшина, я вспомнил, где видел этого урода. В прошлом месяце нам показывали фильм о "медвежатнике", который взламывал сейфы кувалдой и уходил; посмотри – одно и то же лицо.
Старшина внимательно на меня посмотрел и согласился:
– Действительно похож. У тебя, Сюткин, глаз-алмаз, напишу в рапорте о твоем возможном повышении, пора из тебя сержанта делать. Ох и гульнем после этого, небу тошно будет!
В это время возле милицейской машины тормознула точно такая же, с заляпанными номерами, из нее выскочили три мента в черных масках и с автоматами в руках. Они направили оружие на моих ментов, приказали им выйти из машины и лечь лицом на землю. Мои менты выполнили приказ и улеглись рядом со своей машиной животами на асфальт. Менты в масках отобрали у них оружие, слили из машины бензин, открутили все четыре колеса и быстро уехали.
Мои менты встали с асфальта, отряхнулись, потом старшина в сердцах пнул машину:
– Ну что за невезуха, твою мать! В этом месяце уже в третий раз нападают менты из других отделений. Обычно они только сливали бензин и откручивали колеса, а сегодняшние еще и оружие прихватили. Суки! А номера свои грязью заляпали, чтобы мы не просекли, из какого отделения машина, а на головы натянули маски, формы-то у нас у всех одинаковые, твою мать! Ну как тут определишь, из какого они отделения.
Я хмыкнул и сказал сквозь приспущенное стекло дверцы:
– А я знаю, из какого они отделения.
Старшина и Сюткин хором спросили:
– Из какого?
Я ответил:
– Ну, если вы меня отпустите как честного токаря, выпившего утром сто граммов, поминая умершего товарища, взявшего отпуск по семейным обстоятельствам и получившего по случаю столетия завода юбилейную кувалду с гравировкой на ручке, то я вам отвечу, из какого отделения была машина.
Старшина открыл машину, выпустил меня на волю, просмотрел мой заводской пропуск, прочитал надпись на ручке юбилейной кувалды, пересчитал деньги в моем бумажнике, которых набралось около сотни, и кивнул:
– Хорошо, гражданин Арбатов, говори, и если твоя информация окажется полезной, возможно, я тебя и отпущу, тем более что везти нам тебя уже не на чем, а до отделения топать километров пять.
Я улыбнулся и сказал:
– На руке одного из нападавших была наколка "Аниськин". Это мой бывший одноклассник Колька Аниськин, мы его звали в школе Фантомасом, он сейчас работает в пятнадцатом отделении, месяц назад он меня задержал на улице и оштрафовал ни за что, потому что в школе мы были врагами.
Старшина заулыбался:
– Знаю я Фантомаса, его в пятнашке тоже Фантомасом зовут. А пятнашке это даром не пройдет. Зачем, мудаки, оружие забрали? Ну бензин и запчасти к машине – это дело понятное, мы все этим занимаемся, потому что нету в отделениях нужного количества бензина и запчастей, а за оружие они по жопе получат крепко. Ладно, Арбатов, иди домой, но про кувалду забудь, у нас проблемы с бензином и колесами, так что Сюткин ее сейчас понесет в скупку.
Я не стал бороться за обладание чугунной кувалдой, хотя это был первый подарок от родного завода, а лишь усмехнулся.
– Ты чего лыбишься?
– Да вспомнил, что я люблю одну прекрасную женщину, а она любит меня.
Старшина поинтересовался:
– И давно вы любите друг друга?
Я улыбнулся своим воспоминаниям и признался:
– Третьи сутки пошли.
Старшина заулыбался и предположил:
– Теперь понятно, почему ты кажешься пьяным после ста граммов спирта. Через два месяца это пройдет, и ты приземлишься обратно на землю, и станешь нормальным человеком, потому что любовная зараза дольше двух месяцев не держится, я, к примеру, женился девять раз, и каждый раз любовь к женщине проходила ровно через два месяца, принцесса превращалась в жабу и начинала пилить меня за маленькую зарплату.
Я не согласился с доводами старшины:
– Но у меня все будет по-другому, потому что я полюбил впервые в жизни.
Я замолчал, потому что вспомнил, что наши с Полиной договорные отношения закончатся через двенадцать дней – мы с мамой ограбим банк, и они закончатся. Впрочем, а почему это они должны закончиться? Ведь я могу развестись с Александрами и жениться на Полине, ну, конечно же, если мы удачно ограбим банк. А это, скорее всего, так и будет, потому что моя мама не ошибается в таких случаях, значит, мои дети будут обеспечены, у меня появятся большие деньги, и Полина не будет меня пилить за маленькую зарплату.
Старшина прервал мои размышления:
– Ну, Арбатов, все влюбленные говорят, что у них все будет по-другому и все будет хорошо, но жизнь бьет своей дубиной по башке, и любовь погибает. Странно, что ты в свои сорок лет не знаешь об этом, с виду зрелый мужик, а говоришь, как молодой. Вон Сюткину двадцать пять, но он уже зрелый и знает законы жизни. Ну все, Арбатов, иди своей дорогой, а нам пора искать телефон и звонить в наше родное отделение.
Я удивился:
– А зачем вам телефон, у вас же должны быть рации?
Сюткин махнул рукой:
– Рации у нас отобрали на прошлой неделе, менты из сорокового отделения наехали и отобрали, но они не тронули оружие, как эти уроды из пятнашки.
Я попрощался с ментами и на маршрутном такси поехал к маме, потому что если я к ней не заходил каждый третий день, она очень потом сердилась, больно дергала за волосы и называла "жалким подобием Константина Арбатова". А сейчас мне не понятно, почему она так меня называла, если моим отцом был Дмитрий Спирин.
Это странно и удивительно: только в сорок лет я узнал, что меня зовут не Игорь Константинович Арбатов, а Игорь Дмитриевич Спирин, и мой истинный отец жив, здоров и проживает где-то в Петербурге. Похоже, он не очень-то любит своих детей, потому что не захотел со мной даже хотя бы один раз встретиться и поговорить, а я своих пятерых детей очень даже люблю и ради них пойду грабить банк, ради них и ради мамы, потому что она уже не остановится.
Маршрутное такси притормозило, выпустило одного человека недалеко от Лесного проспекта, и мы поехали дальше. Мужчина лет пятидесяти, сидевший рядом со мной, спросил:
– Не знаешь, как вчера сыграл "Зенит"?
– А какой такой "Зенит"?
– Как – какой? – удивился мужчина. – В Петербурге только один "Зенит", который играет в высшей лиге, и вчера мы принимали московский "Спартак", а они сейчас не в форме, и мы должны были выиграть, а ты что, не местный, что ли?
Я пожал плечами и ответил:
– Да нет, я местный, но хоккей меня не интересует.
Глаза мужчины стали вдвое больше, он хлопнул меня по колену и гаркнул:
– Да какой на хрен хоккей?! В хоккее у нас СКА играет, а "Зенит" – это большой футбол, впервые встречаю местного мужика, который не знает "Зенита", ты случайно не голубой? Говорят, они спортом не интересуются.
Я успокоил мужчину:
– Я не голубой, я люблю женщин, к тому же, вы тоже не знаете, как сыграл "Зенит", значит, с вами тоже не все в порядке.
Мужчина снова хлопнул меня по колену и сказал:
– Я сбежал вчера из психиатрической больницы, чтобы посмотреть игру "Зенита" со "Спартаком", там нам не дают смотреть футбол, чтобы мы не слишком волновались, а я болельщик с пяти лет и не могу без футбола, вот раз в год и сбегаю. А на следующий день за мной приезжают, заворачивают в смирительную рубашку, бьют дубинками по жопе и увозят обратно в больницу. А вчера я не доехал до дома, где живет мой отец и есть телевизор, подрался с одним негром, который проверял в автобусе билеты. Ты видел когда-нибудь в петербургском транспорте негров-контролеров?
– Нет, – ответил я.
– Вот и я никогда не видел, поэтому вчера не поверил своим глазам и набил ему морду, ну, нас в ментовку и забрали, проверили этого негра, и он оказался черным Остапом Бендером. Мне пожали руку за бдительность и отпустили, а негра оставили там для разборок. И только я вышел из отделения, дошел до остановки автобуса, смотрю, а там стоит негр в милицейской форме, но это еще более оскорбительно для моих глаз. Ты видел когда-нибудь в Петербурге негров-милиционеров?
– Нет, – ответил я.
Мужчина заулыбался и сказал:
– И я никогда не видел, поэтому опять не поверил своим глазам и набил ему морду. Потом нас забрали в ментовку, где и выяснилось, что негр – не простой мент, а полковник и начальник соседнего отделения, ну, меня забрали в отделение этого негра и всю ночь били дубинками по жопе, но к этому я привык в психбольнице, где специалисты покруче ментовских, за двадцать лет тренировок на жопе вырос щит из шрамов и мозолей, поэтому в ментовке я лежал под градом ударов и улыбался. А утром пришел тот негр и, увидев мою презрительную улыбку, сказал: "Да он почти как Спартак: его распинают, а он улыбается". С его слов я понял, что "Спартак" вчера проиграл "Зениту", и спросил: "Сэр, а как вчера сыграл "Зенит"?" Негр-полковник взглянул в мои глаза и строго спросил: "Ты что, сумасшедший, что ли?" – "Да, – честно ответил я, – но ведь в этом нет ничего противозаконного". Негр-полковник согласился с моими доводами и отпустил меня.
Мужчина перестал улыбаться и громко на все маршрутное такси спросил:
– Мужики, а как же вчера сыграл "Зенит"?
В машине кроме нас ехало еще семь женщин, мужчиной с виду был только водитель. Он тряхнул своей кудрявой головой и ответил:
– К сожалению, мы вчера проиграли 1:2.