– Сын, спешу тебя известить: у меня сегодня произвели обыск, хорошо, в мое отсутствие, а то бы мое бедное сердце не выдержало; я думаю, это связано с твоими… этими… штучками (не хочу говорить по телефону, вдруг нас прослушивают). Я теперь боюсь одна находиться дома, поеду к своей подруге Полине, там мне будет спокойнее.
По природе я человек смирный, но тут я со всего маху ударяю кулаком по телефонному столику. Сволочи! Они вычислили все мои адреса! Мои женщины и дети под угрозой. Нет, с меня хватит! От этого проклятого дипломата одни неприятности.
– Игорь, – подходит ко мне жена (я в это время в ванной держу распухшую кисть под струей холодной воды). – Я тут подумала… Жалко нашу мебель выкидывать, она еще послужит… И квартира у нас неплохая, хоть и маловата. Ее надо бы только немного подремонтировать… И мальчики у нас нормально одеты…
– Вот именно, – соглашаюсь я, возвращаюсь в комнату, открываю окно и вышвыриваю дипломат на улицу. – Все. Пусть забирают, кому мало своих проблем, – говорю я, закрывая окно. – А нам и без него неплохо жилось.
Удивительно: на душе сразу же становится легко и спокойно.
А через пять минут приходит со школы сын. Он как всегда нудно звонит в дверь, я открываю, он протягивает мне кейс:
– Папа, кажется, это выпало из нашего окна. Прямо мне под ноги. Папа, ты чего?…
Я надуваю щеки, выпучиваю глаза, потом меня прорывает, и я начинаю громко ржать. Александра тоже улыбается, а Вовка стоит, хлопает ресницами и ничего не может понять.
Хорошо смеется тот, кто имеет в банке счет, шутит иногда моя мама. А я его не имею…
Кстати, о маме. Я кое-как помогаю жене навести хотя бы видимость порядка и говорю ей, что еду к маме, чтобы с ней посоветоваться, как нам поступать дальше.
– А в какой позе нам заниматься сексом, ты тоже каждый раз с мамой советуешься? – спрашивает жена (она после случившегося явно не в духе).
– Да, – отвечаю я, – но из всех вариантов ты одобряешь лишь один.
Я выхожу из дома; трамвая сейчас не дождаться, поэтому я шагаю к метро "Гражданский проспект". Навстречу мне дует сильный ветер. Мороз в совокупности с ветром – не очень приятное сочетание. Из моих глаз текут слезы, а из носа – жидкость, которую некоторые грубые люди называют соплями. Я ускоряю свое движение, и получается, что из дома я выхожу шагом, а к метро уже подбегаю рысью. Занимаю длинную, быстро идущую очередь на маршрутное такси и начинаю приплясывать на месте, потому как замерз, несмотря на то что на мне теплая пуховая куртка и толстая двойной вязки шапка. Скорее всего, меня знобит от последних новостей. Сзади меня молодой голос спрашивает: Через проходную не пойду, чтобы зря не светиться. Я знаю, где в заборе из металлических прутьев замаскирован лаз, сам его устраивал десять лет назад, когда бегал во время рабочего дня пить пиво. Ничего не изменилось. Я поднимаю незакрепленную арматурину вверх, пролезаю, ставлю железяку обратно и достаю из кармана недопитую литровку. Мне пора успокоить дыхание и немного выпить, а потом по пожарной лестнице забраться на второй этаж и заглянуть в комнату двести три. Что я буду делать после этого, я пока не думаю. Я пью до дна, бросаю пустую бутылку в снег и иду к зданию института.
– Вы, молодой человек, похоже, приехали с юга? Вот мы, коренные жители Петербурга к морозу и ветру привыкшие, мы и в тридцать градусов шапок не носим.
Вообще-то я родился и живу в Петербурге, но за сорок лет так и не привык к морозу и ветру, к тому же у меня нервное напряжение, а оно тоже не греет, но рассказывать об этом коренному жителю Петербурга не хочется.
Я оборачиваюсь и вижу за собой маленького худенького негра, одетого всего лишь в свитер, джинсы и кроссовки, на его черной, присыпанной снежной крошкой кудрявой голове нет шапки, в руках раскрытая книга, он улыбается, показывая крупные белые зубы и снова спрашивает:
– Откуда вы к нам приехали, уважаемый?
– Из Африки, – отвечаю я.
Негр перестает улыбаться и сочувствует мне:
– Бедненький, теперь понятно, почему вы мерзнете, – привыкли к жаре, а вот я жару не переношу, и когда больше плюс двадцати, мне уже плохо. Нам, россиянам, подавай мороз и ветер, тогда мы будем довольны, тогда мы не будем бунтовать.
Очередь доходит до маршрутки, я влезаю, а негру места не хватает. Он машет мне на прощание книгой, и машина отъезжает. А женщина в желтой шапке, сидящая напротив меня, говорит:
– Бедненькому чебурашечке не хватило места, я бы посадила его к себе на колени и увезла домой, но у меня дома уже есть двое таких же: один японец, а второй чукча – и троих мне не прокормить.
Женщина слева от меня замечает:
– Да ты и пятерых дармоедов прокормишь, вон сколько золота на себя повесила.
Женщина в желтой шапке не соглашается:
– Да разве это много, здесь даже килограмма не наберется, вот у моей подруги все стулья и столы в доме сделаны из золота.
Мужчина у окна оживляется и спрашивает:
– А где живет ваша скромная подруга?
Женщина в желтой шапке улыбается и отвечает:
– В Москве, в Кремле, она удовлетворяет сексуальные потребности правительства.
Женщина слева от меня спрашивает:
– Ну, а почему же она тебя туда не пристроила? На твою смазливую рожу многие бы запали, и ты тоже сидела бы на золотых стульях.
Женщина в желтой шапочке отвечает:
– А мне хватает двенадцати гамбосовских стульев, я очень скромный человек.
Такси останавливается у пересечения проспекта Просвещения с улицей Демьяна Бедного. Я вылезаю, забегаю в магазин и покупаю литровую бутылку водки, чтобы вместе с Александрой привести в порядок не только ее квартиру, но и наши нервы. Затем я быстрым шагом дохожу до квартиры Александры и начинаю активно жать на кнопку звонка. Саша не открывает. Странно, ведь час назад она мне звонила… Я отпираю дверь своим ключом, вхожу и кричу:
– Сашенька, я пришел!
Никого в квартире нет. И погром такой же, как у Александры-старшей. Я растерянно брожу по комнатам, спотыкаясь то об опрокинутый стул, то о детский горшок (и откуда он выплыл?), не зная, что мне делать, и тут звонит телефон. Поднимаю трубку и слышу незнакомый мужской голос:
– Это Арбатов Игорь Константинович?
– Да.
– Ваша подруга Александра находится у нас, и если вам дорога ее жизнь, то вы через час привезете известный вам кейс с белой буквой "Р" на боку по адресу, который я вам продиктую. Вы поняли, о каком кейсе идет речь?
Я молчу, потом говорю осипшим голосом:
– Кажется, понял.
– А сейчас поговорите с вашей подругой.
Через минуту в трубке раздается испуганный голос Сашеньки:
– Игорь, это очень серьезные люди, я не знаю, где нахожусь, меня везли с завязанными глазами, на них специальная форма, я не знаю, где они служат, но у них оружие… Игорек, я очень боюсь, миленький, соглашайся на все их требования.
В трубке снова раздается мужской голос:
– Арбатов, ровно через час, в двадцать два ноль-ноль вы приедете в главный корпус института имени Веденеева, знаете такой?
– Да, он стоит напротив Гидротехнического корпуса Политехнического университета.
– Верно. Вы отдадите охраннику свой паспорт, он позвонит нам, после чего вы пройдете на второй этаж, в комнату двести три, там вас встретит наш человек, проверит дипломат, и только после этого вы получите обратно свою любовницу. Все ясно?
– Все.
– Запомните, жизнь вашей подруги в ваших руках, и если вы сыграете не по нашим правилам, она умрет.
И мужчина кладет трубку. А я минуты три стою и слушаю гудки. До меня не совсем доходит то, о чем говорил мужчина, а когда доходит окончательно, я стучу трубкой по телефонному аппарату и кричу во все горло:
– Херовы алмазы! Пропади вы пропадом!
Да, из-за этого гребаного дипломата у меня отобрали мою единственную любимую любовницу (сейчас мне не до стиля). Господи! Это я во всем виноват, а пострадала невинная славная девочка. Ну зачем я взял у Громова этот долбаный дипломат? Мы же неплохо жили – я, две мои женщины и пятеро детей, скромно, но всего необходимого нам хватало, ведь для счастливой жизни и не нужно много. А я погнался за этим многим и остался с разбитым корытом, нет, хуже – даже без корыта (хотя Александру сравнивать с корытом не эстетично). Твою мать! Что-то надо делать, не могу же я сидеть сложа руки и покорно ждать финала. Тем более что финал предвидится не очень веселый. Я должен все хорошенько обдумать, отбросить эмоции и поразмыслить.
Так, если я сейчас пойду и расскажу все ментам, возможно, Александру они и вызволят, но в этом случае алмазы не утаить, они попадут в дело, и в результате меня отправят в тюрьму, а это не входит в мои жизненные планы, я не хочу в тюрьму, значит, к ментам я не пойду. Есть другой вариант: я беру дипломат, иду к жене Александре, и мы с ней, с нашими мальчиками и с дипломатом, набитым алмазами, уезжаем за границу. Становимся богачами и живем себе припеваючи. И маму с собой забираем. И девочек. Но что тогда будет с младшей Александрой? В этом случае она погибнет. Моя маленькая козерожка исчезнет. Нет, этого я не могу допустить, значит, я должен взять дипломат и ехать к этим мафиози, засевшим в институте Веденеева. Я там работал десять лет назад и знаю все входы-выходы, в том числе и потайные. Они наверняка об этом не догадываются, и это может стать решающим козырем в моей колоде.
Как говорит моя мама, голова дана человеку для того, чтобы было чем рисковать в критических ситуациях.
Кстати, не мешало бы посоветоваться с мамой. Я звоню маме, рассказываю ей о случившемся, и через минуту она кричит в трубку командным голосом: