Она ужасающе умна и всегда получает высшие оценки – делает это очень легко. Имя девушки, которая запросто получает максимальный балл, хорошо известно среди её одногодок.
А ещё она вполне милая, честная и притягательная. Скажем так, эта пугающая старшеклассница была идеальным сверхчеловеком.
Лично я верю, что само слово "идеал" возникло из-за того, что древние пророки узрели Ханекаву в своих видениях.
Казалось, балбес вроде меня и эта девушка живём в разных измерениях, и я с ней не должен быть связан – однако на весенних каникулах между нами эта связь появилась.
Короче говоря.
Она спасла меня.
Она спасла мою жизнь.
Её доброта ударила по струнам в моём сердце – и в тот момент я стал её другом.
Кажется, она ошибочно сочла меня хулиганом (почему-то Ханекава не видела разницы между балбесами и хулиганами, она делала изрядное допущение, считая, что балбес – это обязательно прогульщик и хулиган), поэтому изо всех сил старалась перевоспитать меня, и из-за её влияния я оказался замом старосты, что довольно забавно.
В течение месяца после весенних каникул Ханекава удивительно хорошо ладила со мной.
Так хорошо, что я спутал это с любовью.
– Пф. Ладно, фиг с ней.
Судьба не одарила меня толпой друзей после того, как я стал старшеклассником. В каком-то смысле я был человеком, удивительно плохо чувствовавшим дистанцию, но всё же знал, что если ты встречаешь на выходных друга, ты должен его окликнуть.
Для друзей это нормально.
Я никогда не воспринимал дружбу всерьёз – однако сегодняшний день не похож на другие. У меня была важная миссия, я не мог подвести сестёр (хотя Карен особо ничего и не говорила), потому поехал к книжному.
Кручу и кручу педали.
А ещё так я защищу девушку – я об этом подумал, когда говорил с Цукихи. Отложим в сторону ее грудь, даже если бы я ничего не сделал, если бы что-то пошло не так из-за недопонимания, и я в итоге ей признался бы, Ханекаве было бы очень стыдно.
Хотя, скорее, вместо того, чтобы смущаться, она прочитала бы мне проповедь, пытаясь исправить ошибку.
Признаться и в ответ получить проповедь – унылая перспектива.
Хотя было бы забавно.
Услышу что-то в духе: "Ни в коем случае!"
Даже если забыть о моих ожиданиях, я правда хотел позвать Ханекаву, но поступком настоящего мужчины было сдержаться и стоически уйти.
До встречи, Ханекава.
Увидимся в классе после Золотой Недели.
К тому моменту я ещё подрасту как человек – может быть, ты в повзрослевшего меня даже влюбишься по ошибке.
Я крутил педали, и снова мои ноги остановились.
И не только ноги – я весь остановился.
– А?
Ханекава неожиданно повернула на углу и сменила направление – из-за этого я смотрел на неё спереди, в то время как секунду назад мог видеть только её бок.
Спереди.
И теперь я заметил большую повязку на левой стороне её лица.
У меня не было слов.
На её лице были следы лечения, на которые больно смотреть, от вида которых я потерял дар речи.
Левой половины лица не было видно.
Очевидно, царапину или синяк так лечить не станут – белая ткань, примотанная бинтом, полностью скрывала левую половину лица Ханекавы.
Не просто жалко.
А по-настоящему больно.
Больно даже смотреть.
Как будто пульсирующая боль передавалась прямо…
Нет.
Если бы это была обычная рана, я бы уже бросился к Ханекаве и позвал её.
Я должен беспокоиться.
Я должен спросить, что случилось, как она так поранилась.
Я бы спрашивал её, упала она или ударилась о фонарный столб, или что-то в таком духе.
Однако я оцепенел.
Видимо, я слишком много думаю.
Я выдумывал ужасные версии после дуэлей, в которых участвовал на весенних каникулах?
Например, большинство людей правши. А если бить человека по лицу правой рукой, то пострадает левая сторона…
– …
Но если забыть о повязке, Ханекава выглядела как обычно – косички, очки и школьная форма выглядели привычно и даже героически.
Даже героически.
А на деле напряженно.
Я не мог двигаться, оцепенел, и тогда Ханекава заметила меня.
Она заметила меня.
Я попался.
Вполне естественно – всё-таки теперь она смотрела не вбок, а прямо на меня. Я заметил Ханекаву, так что она не могла не заметить меня.
Я подумал, что это моя первая оплошность на Золотой Неделе. Я думал, это была ошибка. Я собирался уйти, не трогать её, собирался сделать вид, что не видел её, поэтому я должен был моментально исчезнуть.
Такой как я.
Должен был исчезнуть.
А раз я этого не сделал и застыл на месте, словно умственно отсталый, Ханекава сама заметила меня.
– Ой, – сказала Ханекава.
Она указала на меня.
– Приветик, Арараги-кун.
С этими словами она радостно подбежала ко мне.
– Ну, как у тебя дела?
Даже настроением она слишком походила на обычную Ханекаву, и потому
повязка на левой стороне казалась чёрной тучей.
– Приветик, ну, дела…
Голос, прозвучавший в ответ, не мог быть обычным. Мой голос казался пустым, и я, кажется, умудрился запнуться, сказав три слова.
– Хм. Ой.
В этот момент у Ханекавы было лицо человека, сделавшего ошибку.
Она заметила мою вялую реакцию, скорее механическую, чем монотонную, и вспомнила, как она сейчас выглядит.
Конечно, это не рис, прилипший к губе, она не могла не знать о повязке на лице.
Так что она могла догадаться о причинах моей плохой реакции – если я ошибся, то ошиблась и Ханекава.
Ей стоило поступить как я, даже когда она меня заметила.
Вот и всё.
Она была идеальна – но это не значило, что она никогда не ошибалась.
А вообще, это была не ошибка.
Возможно, Ханекава по-своему пыталась забыть о болезненной ране – да так успешно, что в итоге по-настоящему забыла.
Значит, это я заставил её вспомнить.
Я и моя неспособность подстраиваться.
– Хм, ну…
Нечасто увидишь вот так запнувшуюся Ханекаву. Она размышляла, как бы разобраться с этой непреодолимо сложной ситуацией – проще говоря, судя по виду, она была в замешательстве.
Однако я знал.
Я знал, почему Ханекава в замешательстве – потому что ей было довольно неловко оттого, что она попалась однокласснику на глаза в таком виде, а теперь переживала, что в замешательстве оказался я.
Она думала, что бы такое сделать, чтобы я расслабился.
Даже сейчас эта девушка думала обо мне.
Она не думала о себе, она думала о других.
И оттого, что я хорошо знал об этом, я не мог вытерпеть ни секунды.
– Ну, Арараги-кун…
– Кхм.
Ханекава стала связывать слова в предложение, начав с моего имени. Она попыталась объяснить что-то или просто нарушить тяжелое молчание, но я перебил её – я начал действовать.
Хотя я говорю, что начал действовать, плана у меня не было – честно говоря, у меня в голове было совсем пусто.
Не просто не думал.
Скорее, я крайне не хотел видеть Ханекаву такой.
Я не хотел видеть повязки на её лице.
Я не хотел, чтобы она беспокоилась за меня.
Поэтому…
Поэтому я, представляя себя знаменитым питчером, чей бросок-из-под-воды (если бы он существовал) покорил бы мир бейсбола , странным размашистым движением поднял длинную, до колена, юбку Ханекавы. Обычно люди называют это "задрать юбку".
– Ачта-а-а?!
За такой оригинальный поступок Ханекава одарила меня пощёчиной – естественная для девушки реакция. Восхитительно быстрый ответ. Однако, если подумать, она не должна была этого делать.
Хотя я задрал ей юбку, мы стояли так близко, что могли коснуться лица друг друга (другими словами, на расстоянии удара). Если бы она меня не била – иными словами, если бы она не заставила меня упасть на колени от изумления – с такого угла я не смог бы разглядеть скрытое.
Однако она ударила меня в полную силу, без намёка на жалость и милосердие, и в итоге я не просто встал на колени – я упал, обняв и попробовав дорогу на вкус. Оказался в положении, в котором видел всё, что находилось под задранной юбкой, задранной мной юбкой.
Больше, чем хотел.
Увидел всё.
В этот момент мне захотелось сложить руки.
Я на самом деле сложил руки и помолился.
Инстинктивно, даже не подумав об этом.
Если это было святилище, я бы каждый день выполнял ритуал ста посещений… не так. То, что я узрел этот вид, без всякого преувеличения уже означало исполнение всех моих молитв.
Настоящее чудо.
И я прямо здесь беру назад слова, сказанные Цукихи утром.
Бельё Ханекавы было чёрным как всепоглощающая тьма – я не разбираюсь в тканях, так что не могу даже представить, как можно создать нечто настолько чёрное.
Настолько тёмно-чёрное.
Настолько ярко-чёрное.
Воображение посрамлено, все сплетники замолкают, настолько эротично оно было.
И если я беру свои слова назад, то и Цукихи должна сделать то же самое. Хотя я пытался донести до неё свою мысль, она так и не поняла. Если верить стереотипам, белый свойственен серьёзности, чистоте и непорочности. Если бы Цукихи увидела это зрелище, она согласилась бы со мной.
Неважно, чёрное белье или белое.
Если надевает их один и тот же человек – то и результат один и тот же.