Площадь уже заполнилась людьми. Многочисленные торговцы снедью и прохладительными напитками громко призывали покупать их товар. По моим подсчетам, сейчас здесь собралось тысяч двадцать, а то и все двадцать пять. Каждый хотел хоть издали взглянуть на императора. Солдаты вполне справлялись со своими обязанностями, надежно удерживая внутренний периметр и пресекая любые беспорядки в зародыше. Люди в основном вели себя спокойно, лишь некоторые отдельные элементы, хлебнувшие с самого утра лишнюю толику горячительных напитков, пытались буянить, но таких солдаты быстро отлавливали и без лишних разговоров препровождалал за периметр, а то и в зарешеченные кареты.
Ровно без четверти двенадцать послышались громкие приветственные крики, и на одной из примыкающих к площади улиц появилась длинная процессия. Впереди на лошадях торжественным шагом ехали два десятка гусар, одетых в парадную форму, с саблями наголо. Следом за ними двигались три открытых мехвагена – белый впереди и два черных чуть сзади. В белом находились император и великий князь. С моей позиции, при помощи оптической насадки я прекрасно видел их лица.
Императора Карла Александровича я прежде лично не встречал, но не узнать его было попросту невозможно. В каждом доме, в каждой таверне, в каждом кабаке висели его портреты. Император обладал изрядным ростом, пышной шевелюрой и столь же замечательными усами.
В двух черных мехвагенах, по сложившейся традиции, наверняка сидели самые влиятельные люди Фридрихсграда – глава Совета, глава купеческого союза и парочка богатых аристократов. Замыкали колонну четыре кареты и два грузовика с солдатами. Рядом с мехвагеном императора бежало несколько человек. Я узнал Семенова и его подчиненных, беспрестанно оглядывавшихся по сторонам в поисках опасности.
В воздух полетели шапки, приветственные крики толпы оглушали. Я вновь подумал, насколько не прав был Серафимов, с такой уверенностью рассказывавший об антиправительственных настроениях в народе. Казалось, он жил в совсем иной стране. Здесь же я видел лишь довольных жизнью горожан, пришедших на площадь, как на праздник: нарядных, с женами и детьми. Такие люди не поднимают восстания, не устраивают беспорядки.
Один из дубликатов тронул меня за плечо и протянул переговорник. Что ж, пришла пора сделать то, за чем, собственно, меня сюда и направили.
Я вызвал Семенова и в оптический усилитель увидел, как он дернулся и сунул руку в карман, доставая устройство.
– Кто говорит?
– Это Бреннер.
– Слушай, гад, не до тебя сейчас. Позже…
– Боюсь, позже не получится. У меня важная информация!
Он замолк, я видел, как он закрутил головой по сторонам, но пока все было под контролем, и Семенов хрипло произнес:
– Выкладывай, что у тебя. А лучше всего – сдавайся. Тебе конец, Бреннер, ты перешел черту.
– Об этом в другой раз. Мне стало известно, что на императора будет совершено покушение.
– Где? Когда? – Голос риттера стал жестким, отрывистым. Таким голосом он проводил допросы. Так он разговаривал с теми, кого считал своими врагами. Уж я-то знал…
– На площади. Вскоре.
– Каким образом? Бомба?
– Нет, выстрел с крыши. Убийца с винтовкой. Не промахнется.
– Какая именно крыша? Бреннер! Тут десятки крыш! Все должна была проверить особая служба.
– Крыша отеля "Кенигсхоф". Убийца уже там.
– Откуда информация? Кто убийца?
– Поверь мне, друг, я не ошибаюсь. Ведь убийца – это я.
Я отключил переговорник. Семенов поднял взгляд. Мне даже показалось, что мы встретились на мгновение глазами, хотя видеть меня он не мог, я скрывался за одной из надстроек.
Семенов коротко скомандовал что-то своим людям. Двое из них бросились к тенту на мехвагене, стараясь поскорее его поднять, остальные, расталкивая толпу, направились к отелю. Семенов шел первым, отшвыривая каждого, кто попадался ему на пути. Толпа испуганно шарахнулась от грозного риттера. Но Семенов никак не успевал мне помешать.
Часы громко пробили полдень. Время!
Я поднялся на ноги и поймал в прицел винтовки императорский мехваген. Тент заслонил от меня фигуры императора и великого князя. В эту же секунду Семенов и его группа добрались до отеля. Двое оставшихся, справившись с тентом, заскочили на подножки мехвагена и принялись что-то объяснять сидящим внутри.
И в этот момент я выстрелил в первый раз.
XXXIX. Ультиматум
Тяжелая пуля попала точно в колесо мехвагена – туда я и целил. Машина дернулась, завиляла и остановилась. Один из помощников Семенова не удержался и свалился с подножки на мостовую, чудом не угодив под колеса.
Кто-то закричал. Толпа качнулась вперед, но тут я выстрелил во второй раз, и сразу еще и еще, пока не кончились патроны. Целил я поверх голов, но звуки выстрелов, летящая в глаза каменная крошка и подбитый императорский мехваген сделали свое дело. Началась паника, толпа испуганно отшатнулась обратно, но еще повиновалась приказам. К императорскому мехвагену бросились солдаты, окружив его плотным кольцом, но тем самым только подстегнули нарастающую панику. И хотя я больше не стрелял, опустошив магазин, горожанам казалось, что опасность никуда не делась, а только усилилась.
Все усугублялось тем, что военные слегка растерялись, не решаясь применять силу по отношению к населению, а гусары внезапно оказались чуть впереди, отделенные от императора толпой.
Я и сам не ожидал такого эффекта от своих действий и уже жалел о содеянном. Все, что я хотел, это отвлечь Семенова и его людей, а вовсе не поднимать панику такого масштаба.
И тут вдобавок ко всему поверх голов ударили пулеметы. Со своей позиции я их не видел, но догадался, что это план Серафимова вступил в действие.
Люди отчаянно кричали, стараясь выбраться с площади. Тех, кто упал, топтала обезумевшая толпа. Люди бежали по телам своих соседей, вминая их в каменную брусчатку. Гусары пытались взять ситуацию под контроль, но их было слишком мало. Кого-то уже стянули с лошадей, другие выхватили сабли, но рубить – не рубили, только лишь охаживали самых ретивых клинками плашмя.
Внезапно в дальней части площади толпа раздалась, и я увидел тех, кто стрелял из пулеметов.
Механические "страусы" шли вперед аккуратным полукольцом, выпуская сотни пуль в секунду. А за ними двигались пешие стрелки с винтовками в руках и с одинаково пустыми, безжизненными лицами. На этот раз стрелков одели по-простому – так, как одевался рабочий люд, но меня им было не обмануть.
Вот она – обещанная Серафимовым революция, и я оказался ее непосредственным, ключевым участником, запустившим механизм переворота.
На крыше показался Семенов с группой. Мои дубликаты тут же поспешили занять удобные для стрельбы позиции, а я быстро перезарядил винтовку и выстрелил дубликатам в затылки. Давать им шанс прикончить Семенова или кого-то из его людей я не собирался. Мне понадобилось ровно два патрона, после чего я отбросил винтовку и припустил по крыше по направлению к пожарной лестнице. Желания объясняться с риттером я не имел. Более того, подозревал, что он просто застрелит меня, а этого я тоже не хотел.
– Стой, мерзавец! Стой или стреляю!
Мерзавцем я себя не считал, поэтому не остановился. Наоборот, побежал еще быстрее, насколько это было возможно. Нас разделяло двадцать или тридцать шагов, но Семенов должен был остановиться у тел дубликатов, чтобы проверить, не живы ли те. А это давало мне еще несколько дополнительных секунд форы. Я надеялся успеть.
Я успел.
Лестница находилась именно там, где значилась на плане крыши. Я скатился по ней вниз, едва не сорвавшись, до уровня второго этажа. Там лестница кончалась, но я повис на последней ступени, пробормотал дежурные проклятия и разжал пальцы.
Приземлился я удачно, только слегка отбил ступни, но умудрился ничего себе не сломать. И на том спасибо!
Сверху загрохотали выстрелы, но Семенов не мог толком прицелиться – лестница мешала. Кто-то из его людей уже лез вниз, но было поздно. Я быстро смешался с толпой, стараясь находиться с краю, чтобы не раздавили ненароком. Отыскать меня в этом людском водовороте вряд ли у кого-то бы получилось.
Несмотря на все усилия, от края меня все же оттеснили – сопротивляться толпе невозможно, нужно поддаться ей, слиться в единое целое, тогда даже при панике, когда все бегут, не разбирая направления, есть шанс уцелеть.
Сверху, там, откуда я только что спустился, перестрелка не прекращалась. Кажется, на помощь убитым мной стрелкам пришла подмога. Или так и было задумано? Увести Семенова на крышу, а там задержать. Но чем он так мог помешать нападавшим, я не понимал…
Зато пулеметы на "страусах" замолкли. Что происходило в той стороне, я не видел, но толпа всегда вела себя адекватно окружающей обстановке. И тот факт, что никто больше не вопил от страха и общее течение несло меня в нужном направлении, позволял сделать вывод, что ситуация стабилизировалась. Только вот в чью пользу?
И тут по толпе понеслось:
–..Убили!.. Да вы что?.. Всех?.. Одним залпом!.. Механизмы, а в них люди!.. А император что?.. Не видно!.. Лучше убраться от греха, затопчут…
Последний оказался прав. Внезапная очередь вновь подхлестнула многотысячную толпу, а я как раз оказался в самой ее гуще. Меня сжали так, что захрустели ребра. Но я устоял на ногах. Толпа понесла меня вперед и в сторону от выстрелов, туда, где спокойнее.
Я наступил на чье-то тело, едва не упав и лишь чудом сохранив равновесие. Где-то совсем рядом тонко закричал ребенок. Я дернулся в ту сторону, сумев продраться между людьми, и в последний миг подхватил на руки девочку лет шести, которую чуть не затоптали насмерть. Как я сам при этом удержался на ногах – не понимаю.