Где-то вдалеке завыли волки. Я вспомнил про пса, который обитал в деревне, и спросил Эрриэз, куда она дела свою собаку - неужто бросила на произвол судьбы.
В моем вопросе ей почудился подвох. Якобы я считаю ее бессердечной и способной бросить какое-либо живое существо на произвол судьбы. (На самом деле я действительно так считал).
Она махнула рукой в ту сторону, откуда доносился вой.
- Он ушел к своим, - пояснила девушка.
Я так и ахнул.
- Ты хочешь сказать, что это был волк? Она засмеялась:
- А кто же еще!
- Но ведь он вилял хвостом!
- Такой уж это приветливый волк…
- Ты все врешь, - объявил я. Волки другие. Они гораздо меньше размерами, у них рыжеватая шерсть и длинный вытянутый хвост. А твой был крупный и серый.
Она не ответила, и я вдруг понял, что ничего она не врала - в закатных странах и волки не такие, как положено…
Я уныло подсел к костру, делая вид, будто принимаю участие в его разведении, а Эрриэз с деловым видом уже вынимала из своей холщовой сумки медный котелок и кое-какие припасы. Котелок был наш с Конаном, я лично украл его на рынке в одном городке на закат от Танасула. Почему-то мне стало вдруг обидно, что Конан доверил ей нести наши вещи. Когда я увидел, с каким самодовольным видом она вытряхивает в котелок мокрую солонину, я не сдержался.
- Ты ее уже один раз прожевала, - фыркнул я. Она виновато покраснела. Я так и не понял, кто из нас двоих хуже - она, потому что упала в лужу и промочила припасы, или я, потому что постоянно ее дразню.
Но тут к нам подсел Конан, и мы с Эрриэз сразу перестали обмениваться убийственными взглядами. Он осторожно поджег сырой хворост, и через несколько минут у нас уже был очаг и собственное место на земле возле этого очага. Очень уютно, знаете ли, можно устроиться, если только удалось зажечь костер.
- Скажи, Эрриэз, - заговорил Конан, - давно ли ты живешь в здешних краях?
- Давно. - Она улыбнулась. - Всю жизнь.
- Ну, тогда это недавно, - засмеялся он.
Наивный человек, он полагает, что ей лет шестнадцать. Если бы она не была кикиморой, или кто она там, я бы тоже так решил. А ей лет двести, никак не меньше. По глазам вижу. Хотя для кикиморы это, конечно, не возраст.
- Ты устала? - спросил он осторожно. Она качнула головой.
- Не беспокойся, - сказала она. - Я выносливая.
- Да кто о тебе беспокоится-то? - не выдержал я.
Конан посмотрел в мою сторону - удивленно, как мне показалось. Я передернул плечами и отвернулся, кутаясь в свой плащ. Не понимает человек простых вещей - не надо. Кому от этого хуже?
- Может быть, ты зря пошла с нами, Эрриэз? - снова заговорил Конан.
Мне очень не понравилась интонация, с которой он произносил ее имя, и я счел нужным вмешаться:
- Увязалась за нами, ты хочешь сказать.
Но они не обратили на меня внимания. Эрриэз смущенно потрогала свою косичку.
- Ты знаешь, - сказала она, - я просто не могла уже оставаться дома. Все вокруг разбежались или умерли. В доме, который выходит окнами в мой сад, поселился дух. Не знаю, кто он, но столько от него тоски, когда он выбирается наружу и бродит целыми ночами - как будто ищет кого-то…
Она рассказывала тихим, прерывающимся голосом, и я видел, что она не врет. Кикиморам тоже бывает страшно. А эта, в общем-то, вполне симпатичная и вроде бы не злая. Хотя кто ее знает. Некоторые только тогда и хороши, когда их жизнь прижмет, а как повалит удача, так опять делаются ходячим ужасом.
- Не знаю, что с нами случилось, - снова заговорила Эрриэз. - Если бы на нас обрушилась какая-нибудь катастрофа, потоп или чума, люди решили бы, что на них гневаются боги, и достойно приняли бы свою судьбу. Но все происходит исподволь, незаметно. Сначала кое-кто просто начал уезжать отсюда, посмотреть мир, заработать денег. Разве это так уж плохо? Никто и не обращал внимания, что возвращаются далеко не все. И постепенно начали пустеть деревни и города… Конан, - тут она робко заглянула ему в глаза, - если бы ты знал, как здесь душно…
Конан мрачно теребил пальцами мох. Я знал, о чем он думает. Он предпочитает встречаться с какими-нибудь демонами или, к примеру, с враждебно настроенным отрядом вооруженных до зубов монстров. Угроза, которой нельзя посмотреть в лицо и плюнуть в глаза, его угнетает. Конану требуется некто, кому можно перерезать горло, - это всегда бодрит истинных киммерийцев, как он сам признавался.
- Да, - тяжело произнес Конан наконец. - Странно все это. И странно, что ты не можешь мне сказать, кто твой враг…
Мы немного помолчали, наблюдая за тем, как затухает наш костерок. Эрриэз сидела, съежившись, маленькая, несчастная и очень одинокая.
Конан смотрел на нее, грустно улыбаясь, и глаза у него стали теплые.
Я встал и начал забрасывать угли сырым мхом.
- Оставь, он и так погаснет.
- Там торф, - сказал я. - Ты же сам говорил, что торф - отличное топливо. Если он загорится, то будет тлеть веками. А здесь и без того хватает стихийных бедствий.
- Кода у нас знаток по части стихийных бедствий, - сказал Конан, обращаясь к Эрриэз и словно извиняясь перед ней за меня.
Я решил проглотить оскорбительный намек. Никто другой не остался бы в живых, осмелься он на подобное.
Конан быстро собрал вещи, и мы снова побрели по болоту. После отдыха первые несколько шагов даются труднее, зато потом намного легче. И снова потянулись черные деревья, раскормленные дуры-птицы, булькающие лужи.
Вдруг Конан остановился. Мы с Эрриэз подошли к нему и тоже замерли. А Конан присел на корточки перед лужей, на поверхности которой плавала радужная пленка.
- Что ты там увидел? - спросил я недовольно. Эрриэз тоже присела рядом и вытянула шею, пытаясь разглядеть из-за плеча Конана то, что привлекло его внимание. Я понял, что эти двое увлеклись находкой и у меня есть время отдохнуть. Но сесть было решительно некуда, разве что на шею моему другу, а для такой выходки я еще не окончательно озверел. Поэтому я остался стоять и тоже, как последний болван, вылупился на эту лужу.
Лужа забулькала. Очень мило с ее стороны, подумал я, сейчас оттуда высунется какая-нибудь болотная гадость. Я с ними не знаком, но подозреваю, что самый матерый и свирепый Пустынный Кода покажется сущим ягненком перед тварями, способными жить в такой мерзости, как это болото.
Из лужи показались розовые округлые губы и большие мутные глаза. Потом плавник. Мощные жабры лениво шевелились, и от них кругами расходилась по воде зеленая муть.
- Рыба, - удивленно сказал Конан. Он потянулся за ножом. - Сейчас мы ее за жабры и в котелок, а, Эрриэз?
Эрриэз отчаянно замотала головой.
- Ты что, - в ужасе спросила она, - сможешь СЪЕСТЬ ее после того, как она так доверчиво посмотрела тебе в глаза?
Конан уставился на девчонку с таким искренним недоумением, что я прыснул. Я-то знал, что Конан начисто лишен сентиментальных чувств. Если он голоден, он убивает и ест. По-моему, это разумно. Он же делает это не ради своего удовольствия.
Но Эрриэз пришла в ужас. Она вцепилась в его руку и стала умолять, чтобы он не трогал это первобытное чудовище, которое глазело на нас из недр болота и бессмысленно шевелило жабрами.
- Ладно, хорошо, - удивленно согласился Конан. - Интересно, как она тут живет, эта тварь? Рыбы же не водятся в болоте.
- Может быть, это водяной? - предположил я. - Или болотный дух. Родственник… гм… одной нашей знакомой…
Эрриэз метнула на меня яростный взгляд. Уловив в ее мыслях отчетливое желание утопить болтливое порождение пустыни в болоте при первой же возможности, я замолчал, справедливо предположив, что "болтливым порождением пустыни" могу быть только я.
Но Конан не обратил внимания на мой намек. Он тихонько присвистнул, как будто встреча с нечистью могла быть для него чем-то неожиданным.
И тут рыба сложила свои прозрачные серовато-розовые губы в трубочку и свистнула в ответ. Конан чуть в лужу не свалился.
- Ничего себе, - сказал он и свистнул снова. Рыба высунулась из воды почти до половины и лихо выдала ответную трель, после чего вяло шлепнулась назад. Конан захохотал.
- Здорово! - крикнул он. - А мне это нравится.
И он просвистел начало кабацкой песенки. Рыба воспроизвела ее в точности. Эрриэз, видя, что животному больше не угрожает опасность быть съеденным, бледно улыбнулась.
- Я узнала ее, - заявила она. - Это Свистящая Рыба. В древности их водилось здесь много, а теперь, похоже, только эта и осталась. Ее зовут Лагуста.
- А кто ее так назвал? - поинтересовался я. - Я к тому, что странное имя для рыбы - Лагуста.
- Персонально эту рыбу никто не называл, - пояснила Эрриэз. - Это их родовое имя. Я думаю, мы первые и последние люди, которые ее встретили.
Я иронически посмотрел на Эрриэз, когда она произнесла слово "люди", но вовремя спохватился. Ведь утопит же, как пить дать.
- Давайте возьмем ее с собой, - предложил Конан. - Славная какая рыбешка Лагуста. Я обучил бы ее хорошим песенкам, и по вечерам она услаждала бы наш слух.
Под "хорошими песенками", как я понимаю, Конан подразумевал разные кабацкие напевы, от фривольных до псевдо-воинственных.
- Лагуста наверняка погибнет в неволе, - твердо произнесла Эрриэз. - Полагаю, что ее родичи именно так и были истреблены. Люди пытались приручить Лагуст, держали их дома в кадках и бассейнах, но из этого ничего не вышло. Бедные животные погибали от тоски.
- Жаль, - искрение сказал Конан. - Мы могли бы хорошо продать ее за Черной рекой и без особых трудностей найти себе место на корабле. Но если это невозможно… - Он вздохнул. - Что ж, прощай, Лагуста.