Я отмолчался. Эрриэз слезла с чурбачка, потерла затекшую ногу и устроилась в траве. Все трое, включая зеленого гнома, опять склонились над чем-то, что их так восхищало. Я не выдержал и заглянул в их тесный кружок, подсунув голову под локоть Гримнира. Но ничего толком разглядеть не успел, потому что Гримнир немедленно ущемил меня своими ручищами и загоготал, помирая от удовольствия.
- Негодяй! - придушенно заверещал я. - Пусти! Клянусь гневом Зират, Гримнир, тебе не поздоровится!
Великан хрюкнул и сдавил меня еще сильнее. В глазах у меня потемнело.
- Отпусти его, - произнес тихий, печальный голос. - Не сходи с ума. Ты же все-таки не тролль.
Меня выпустили. Я сел, плохо соображая, и потер помятое ухо. Зеленое существо смотрело прямо на меня, причем смотрело участливо.
- Он вас не поранил? - спросило оно. Я покачал головой.
- Вы должны его извинить, - произнесло существо и с оттенком легкого превосходства покосилось на Гримнира. - У великанов отвратительный характер, но в душе они добрые существа.
- Познакомься - это наш травяной, - сказал Гримнир, указывая пальцем на зеленое создание. - Дух зеленой растительности. Он редко показывается людям.
И насмешливо присвистнул.
И кто-то свистнул ему в ответ. Я вспомнил, что именно этот звук и разбудил меня.
- Кто это там свистит? - спросил я, и вдруг меня осенила догадка. - Уж не Лагуста ли?
- Она самая! - ответил Гримнир, с любопытством ползая по мне взглядом. - А ты уже и с Лагустой знаком?
- Я видел ее на болоте, - сказал я. - Зачем вы ее поймали?
- Это подарок герою, - сказал травяной своим унылым голосом. - От благодарных духов Боссонских топей, избавленных им от Чудовища. Лагуста засвистала расхлябанную кабацкую песенку ветеранов. У нее это здорово получалось.
Она даже фальшивила на тех же нотах, что и Конан. Гримнир заржал от восторга и принялся тыкать в Лагусту своим корявым пальцем. Послышался плеск, и рыба замолчала.
- Уйди от невинной твари, Один, - сказал травяной. - Ты сам по себе уже стихийное бедствие.
Гримнир поднялся на ноги и шагнул прочь.
- Тебя же не гонят, - крикнула ему в спину Эрриэз. - Останься. Только рыбу не трогай.
Гримнир обиженно сказал от порога:
- А мне неинтересно, если не трогать. И ушел в дом.
- А что, - спросил я травяного, - Конан действительно зарубил эту гадину?
Травяной кивнул и для ясности добавил:
- И весть об этом подвиге разнеслась далеко по лесу. Желтое тело змея разлагается под деревом, и края ран, нанесенных мечом, почернели от яда… Лесной народ хотел приветствовать героя букетом цветов, но, к счастью, я успел остановить это злодеяние. Нельзя убивать траву и зеленые растения. Рано или поздно это закончится гибелью всего живого…
- Чудовище убито, - задумчиво проговорила Эрриэз, - но это только начало. Я не думаю, что Боссонские топи станут когда-нибудь процветающей землей. Отравленная почва не скоро оправится. И людей здесь осталось мало. Те, что ушли, вряд ли вернутся, - добавила Эрриэз.
Лагуста лихо плеснула хвостом в деревянном ведерке. Травяной осторожно прикрыл ее плетеной крышкой, чтобы она не выскочила на траву.
- Как вы думаете, Кода, - спросил он очень вежливо, - герою понравится дар?
- Понравится, - сказал я. - Только вот она не сдохнет, Лагуста Свистящая Рыба? Эрриэз говорила, что Лагусты в неволе дохнут.
Травяной покачал головой, размахивая свисающими на плечи зелеными прядями.
- Эрриэз славная девушка, - сказал он, - только глупенькая. Ни одно существо не сдохнет, если за ним как следует ухаживать и любить его.
Я представил себе, как мы с Конаном топаем по какому-нибудь бурелому, держа в руках ведро с Лагустой. Потом мысленно перенесся в пустыню и понял, что Лагусте не жить.
- Знаешь что, - сказал я, пытаясь перейти с травяным на "ты", - пожалуй, лучше всего будет выпустить ее обратно в болото.
Травяной посмотрел на меня еще более уныло, чем прежде.
- А вы уверены, Кода, что ваш Конан не потребует от нас какого-нибудь иного дара взамен этого?
- Уверен, - сказал я.
- Тогда прощайте. - Травяной наклонился к ведерку и с усилием поднял его за дужку. - Хотя… Еще пару слов?
- Разумеется, - Вы гном? Я давно ждал этого вопроса.
- Конечно. Я пустынный гном. Вообще-то я вредитель. Отрава жизни.
Травяной посмотрел на меня словно бы свысока, хотя мы были одного роста. Ясное дело, он тоже считает, будто я "служу" Конану. Хотя мы с киммерийцем просто друзья.
Я почему-то начал оправдываться:
- Он же человек, он пропадет без меня… Травяной сочувственно кивнул.
- Люди - жуткая обуза, - проговорил он. - И толку от них нет, и бросить жалко.
И, прихрамывая, травяной удалился, унося с собой ведро, в котором весело насвистывала Лагуста.
Когда мы с Конаном собрались уходить, малышка Эрриэз крепко поцеловала меня в лоб и, не скрывая слез, погладила по затылку. Руки у нее маленькие и сильные. Хорошая девчушка. Я вдруг понял, что привязался к ней.
Конан стоял на вырубке перед избушкой в новом плаще - подарке Гримнира. Улыбаясь, он жадно всматривался в сплошную стену леса, слегка тронутого осенью. Я видел, что мыслями он уже далеко отсюда. Потом он обернулся к Эрриэз и подумал о ней: "Милая". Замарашка переступила с ноги на ногу, стукнув о порог деревянными башмаками.
- Прощай, Эрриэз, - сказал он и зашагал к лесу.
Я еще раз посмотрел на домик, на девчонку в полосатой юбке, на огромное серое небо, распростертое над ней. Какая она маленькая, эта лесная фея. Вот такая, с пыльными волосами, с исцарапанными руками, с грустными светлыми глазами, которые так редко видят солнце.
Гримнир усадил ее себе на плечо и, невнятно пробурчав нам доброе пожелание, двинулся прочь. Скоро он скрылся в чаще леса.
- Ну, - обратился я к Конану, - теперь мы наконец можем выбраться к морскому берегу? Одному Сету известно, когда мы сядем на корабль, а я уже начинаю харкать по утрам кровью!