Громила осторожно подсел к костру, покосился па Эрриэз, которая глазела на него, по-детски приоткрыв рот, потом боязливо перевел взгляд на меня, и его передернуло. Надо же, какой чувствительный.
- Ты голодный? - спросил Конан. Громила тупо уставился на него, словно не понимая, о чем его спрашивают. Конан вытащил из мешка кусок хлеба, немного подмокший, но вполне съедобный.
- Есть хочешь? - повторил он.
Громила осторожно потянулся к хлебу. Взял, подержал на весу и принялся заталкивать в рот. Человек - ну что с него взять! Конан терпеливо ждал, пока он перестанет чавкать и, склонившись над мечом, лежавшим поперек его колен, к огню, смотрел, как корчится и догорает тонкая веточка. Мне показалось, что он был чем-то расстроен. Громила, наконец, расправился с хлебом. Не отводя глаз от огня, Конан заговорил с ним.
- Как тебя зовут?
Негодяя звали Хруотланд. Красивое имя. Оставалось только сожалеть о том, что оно досталось полоумному убийце.
- Зачем вы напали на нас, Хруотланд? - спросил Конан так равнодушно, как будто речь шла о каких-то посторонних людях.
Хруотланд заморгал и снова приоткрыл рот. Отвечать он, судя по всему, не собирался. Конан машинально тронул свой меч. Этот жест не ускользнул от внимания громилы, который вытянул вперед руки, словно отстраняясь, и жалобно взвыл:
- Не убивай меня, господин!
- Кром! - рявкнул Конан. - Где ты живешь?
- Местный, - с готовностью проговорил Хруотланд. - Мы все местные. Раньше по разным деревням жили, а теперь собрались в одну. Мало нас, жмемся поближе друг к другу…
- Зачем же вы на нас напали?
Белесые глазки Хруотланда бессмысленно замерли. Конан нахмурился, и неподвижное рыло этого тупицы снова ожило - от страха, надо полагать.
- Не знаю, господин, - произнес он с тяжелым вздохом. - Вы это… чужие. Да и нечистый с вами… - Он почему-то покосился при этих словах на Эрриэз, которая покраснела от негодования. - Девочка ваша тоже очень подозрительная. Кто вас знает, господин, - заключил он. - Мор, неурожай, то, се… Зачем рисковать, верно?
И он заискивающе улыбнулся. Вот ведь мерзость. Я вам тут устрою по полной программе - и мор, и неурожай. Все получите, голубчики, и в больших количествах.
Хруотланд замолчал, и я приметил, что он начинает косить глазами в темноту, помышляя о побеге. Но он боялся. Боялся человека, который не бил его, не ругал, не угрожал, а наоборот, угостил и предложил согреться у костра. - Здесь есть какие-нибудь чародеи? - спросил Конан неожиданно.
Этот вопрос почему-то не вызвал у местного жителя приступа тупоумия.
- Был да помер, - ответил он с готовностью.
- Кто научил вас нападать на всех чужих?
- Не знаю, - тоскливо сказал Хруотланд. Я видел, что он и в самом деле не знает. - Вы ищете Чудовище, правда?
Он с надеждой уставился на Конана. Это была его первая попытка сделать самостоятельное умозаключение.
Конан сразу насторожился.
- В первый раз слышу о каком-то чудовище, - заявил он.
- Ну… Чудовище… - протянул Хруотланд.
Ему явно не хватало слов для того, чтобы выразить обуревавшие его чувства. - Змей, можно сказать… Удав! - выпалил он, вскинув прояснившиеся на мгновение глаза. Затем они снова помутнели, и он добавил упавшим голосом: - Ядовитый…
- Откуда оно взялось?
- Оттуда, - многозначительно прошептал громила и замолчал, шевеля губами.
Конан вцепился в него мертвой хваткой. Наконец-то у зла появились и облик, и имя!
- Где оно, это ваше чудовище?
- Правильно идете, господин. Все прямо, прямо. За реку. Увидите.
Громила поднялся и втянул голову в плечи. Конан молчал угрожающе. Громила лихорадочно порыскал в своей памяти и выдавил:
- Вонючее оно…
Конан помолчал еще немного. Громила уже был готов пасть на колени, умоляя о пощаде. Наконец, Конан сказал:
- Убирайся отсюда… Смотреть на тебя противно.
Хруотланд не сразу осознал, что его отпускают на все четыре стороны, пока Конан не топнул ногой и не заорал на него, окончательно потеряв терпение:
- Убирайся, я сказал!
Громила шмыгнул носом и, пятясь, выбрался в темноту. Через секунду мы услышали топот - он удирал от нас со всех ног. Конан плюнул.
- Давайте спать, - предложил он и тут же начал устраиваться.
Я долго еще смотрел, как догорает костер. Спать мне совсем не хотелось. Эрриэз тоже долго не могла уснуть. "Ну вот, - подумал я специально для нее, - удав какой-то ядовитый выискался… Наконец-то мы нашли себе развлечение. Что скажешь?"
Эрриэз не ответила.
Глава седьмая
Мы встречаем чародея
Прошел еще один день. Конан ни за что не хотел поворачивать назад. Кроме того, как я понимаю, его терзало любопытство, Ах, как это, право, интересно - угробиться, но перед смерти все же выяснить, кому и с какой стати не понравилось, что он решил прогуляться здесь в компании своих друзей?
Мой подвиг остался на берегу черной речки, и о нем никто уже не вспоминал. Мы шли втроем по бесконечной холмистой равнине. Ветер свистел у нас в ушах, тучи неслись, регулярно поливая нас дождем - жары как не бывало.
- Вон, впереди, видишь дерево? - сказал мне Конан.
Я видел дерево. На много миль вокруг тянулась равнина, когда-то распаханная, а теперь заросшая лебедой и ромашкой, и только одно дерево маячило впереди на холме. На него-то и указывал Конан.
- Вот там мы передохнем, - сказал он.
Я уныло кивнул. До отдыха, стало быть, не так уж близко, но с Конаном спорить не приходится. Даже Эрриэз идет молча, а мне, разметавшему в одиночку полчища врагов, вообще не пристало доказывать свою слабость.
Я поплелся дальше. Когда конец пути виден, идти все-таки легче.
- Знаешь, Конан, - сказал я в порыве доброго чувства. - Ты хоть и профессиональный убийца, а все-таки хороший человек.
Не оборачиваясь ко мне, он подавился смехом. Я решил не обижаться. Привычка смеяться не вовремя - не самая худшая из его привычек.
Ромашки пахли оглушительно. У меня от них, по-моему, какое-то раздражение на ухе выскочило. Я отчаянно поскреб ухо пальцем. "Это у тебя от грязи", - злорадно подумала Эрриэз.
Я обернулся и посмотрел на нее в упор. Светлые жесткие волосы торчат, как перья, из-под мятого чепчика, нежно-лиловое пятно синяка расплывается по левой скуле, рубашка изодрана в клочья и вся в потеках пота…
- Ты бы хоть иголку с ниткой себе соорудила, - сказал я, не снисходя до обмена мыслями. - Оборванка. Стыдно рядом с таким пугалом в приличном обществе показаться.
- Ненавижу домашнее хозяйство, - ответила Эрриэз. - Пора бы уж это усвоить, Кода.
"А кто его любит?" - подумал я, пожал плечами и отвернулся. Эрриэз за моей спиной покраснела, но мне до этого дела нет. Пусть краснеет, если ей так хочется.
Я прикинул расстояние от нас до дерева - скоро ли обещанный привал. Получалось, что не очень скоро.
Когда мы поравнялись, наконец, с деревом и уже осматривались на ходу в поисках дров и кольев, поднялся ветер. Дерево зашумело. Деревья любят преувеличивать. Их чуть тронешь, а они уже шумят, пытаются произвести впечатления. Хотя в целом деревья, насколько я их знаю, не трусливы, от опасности не бегают. И не только потому, что не могут. Вот тут я могу хоть на что поспорить.
Так вот, паше дерево зашумело и, как мне показалось, запело на разные голоса. По стволу пробежала хроматическая гамма - от самых низких нот до самых высоких - и оборвалось яростным визгом. Ствол затрещал и начал раскрываться, как саркофаг, поставленный вертикально. Медленно разошлась кора, обнажилась полая сердцевина, и перед нами предстала высокая темная фигура.
Если судить по внешнему облику, это был человек, уже немолодой, очень крепкий, облаченный в темно-синий балахон, перетянутый четырьмя поясами, последний из которых, серебряный, сползал на бедра. Впрочем, какой из него человек? Разве человеку придет в голову спать стоя, да еще внутри дерева? Он стоял неподвижно, скрестив руки на рукояти большого меча, и глаза его были закрыты.
- Так вот чего нам не хватало, - пробормотал Конан.
Существо раскрыло глаза и тут же снова опустило веки. Но я почувствовал, что теперь оно наблюдает за нами, внимательно, с недобрым интересом.
Ветер снова зашумел в высоте. Существо вздохнуло и сделало шаг вперед. Потом еще один.
Бесцветный голос произнес:
- Ты Конан из Киммерии явился сюда незваным и творишь беззакония. Ты умрешь.
Существо протянуло руку и, не глядя, указало на моего Конана. Я похолодел. Кем бы оно ни было - чародеем, духом дерева, оборотнем - человеку против него не выстоять. Я даже присел от волнения и крикнул:
- Беги! Конан сказал:
- Все в порядке.
Он даже не посмотрел на меня. Холодными синими глазами он разглядывал вылезшее из дерева чудище, которое было, с моей точки зрения, тем более жутким, что, за исключением некоторых неуловимых черт, очень напоминало человека.
"Убьет… Оно убьет его!" - в панике подумала Эрриэз.
"Без тебя тошно", - мысленно огрызнулся я.
Чародей поднял меч, и я услышал визг. Я обернулся. Эрриэз стояла, крепко сжав зубы, но голос был ее. Никогда раньше не слышал, чтобы визжали про себя. "Хорошо, что Конан не умеет читать мыслей", - подумал я, уже в который раз.
Киммериец обнажил меч. Сталь радостно вылетела из ножен, и над холмом зазвенела высокая певучая пота. Так звучал бы голос молодой девушки, если бы ей вздумалось запеть боевую песню какого-нибудь дикого племени, в которой и слов-то нет, один только яростный клич.