Глава V
…И ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Аника-бочар был мужик могучий и кряжистый, а три сына его пошли в отца, на подбор богатыри, не по возрасту рослые. Аника объяснял это тем, что работает он все по дубу, а дуб всем деревьям князь, и дубовая-де крепость к нему перешла.
Гончар с Завидкой застали бочара с сыновьями на большом дворе, у землянки. Старший колол колуном широкие дубовые плахи, и под засученными до плеч рукавами сила по жилам перебегала, мышцы вздувались узлами, будто корни векового дуба.
Средний сын строгал доски скобелем. Рубашка на его спине так ходуном и ходила, а из-под острой скобы завивалась длинная душистая стружка-.
Младшенький скашивал края клепок, закрепив их на станке деревянным винтом, чтоб не дрогнули они от сильных его движений. Сам Аника выкруживал донные доски.
Поздоровавшись, гончар сказал:
- А хорошее твое ремесло, Аника: чистое и дух от досок приятный.
- Мое ремесло самое хорошее, - гордо ответил Аника. - В мою посуду люди сыплют золотое зерно, льют зеленое вино, набирают им прохладную водицу. И пища, и питье, и веселие.
Тут гончар в пояс поклонился Анике:
- А не возьмешь ли моего Завидку в ученье? Он к гончарному делу вовсе не способный. Может, твое ему по душе придется. Научится ведра делать…
- И ведра я делаю, и ушаты, и кадки, - хвалился Аника. - Я бы тебе мою работу показал, да вчера все, что было, на торгу распродали. Осталась у меня одна большая бочка, сам боярин ее заказывал. Его людям такую не смастерить, один я умею. Вот она бочка. Господин еще не прислал за нею.
Посреди двора стояла в человечий рост бочка, тяжелая, с места было не сдвинуть. Дубовая гладкая клепка плотно пригнана, железными обручами стянута.
Гончар подивился бочке, как умел похвалил и снова спросил:
- Так не возьмешь ли Завидку моего в ученье?
- Не могу я тебе так сразу ответить, - сказал Аника. - Скоро решишь - долго каяться будешь, а за всякое дело с умом надо браться. Пойдем потолкуем. Едва Аника с гончаром скрылись в землянке, как трое бочаровых сыновей обступили Завидку.
- Ой, да тощий какой, как сухая трава! - сказал младшенький.
- Да бессильный, видать, будто мочала, - сказал средний.
Старший ничего не сказал, а схватил Завидку за пояс и на вытянутой руке поднял его вверх. Завидка заболтал руками и ногами, будто лягушка лапками задергала в клюве у журавля. А старший бочаров сын, раскачав его в воздухе, крикнул:
- Лови! - и бросил среднему.
Средний сын подхватил его, как пушинку, раз подкинул, перехватил поудобней, крикнул:
- Держи! - и перекинул младшему. Младшенький не изловчился, не поймал. Упал Завидка прямо в мягкую стружку, да тотчас вскочил и побежал.
- Лови! - закричал старший и кинулся вслед.
- Держи! - завопил средний и следом бросился.
- И-и! - завизжал младшенький и побежал за братьями.
Сейчас настигнут, схватят, опять в воздух кидать начнут. Да Завидка - он увертлив был, в сторону вывернулся, за бочку спрятался. Старший со всего разбега прямо лбом о бочку стукнулся. Крепка была бочка, выдержала, не треснула. А лоб и того крепче, даже шишка на нем не вскочила. Крякнул старший бочаров сын и побежал догонять Завидку. За ним средний, а за ним младшенький. Бегают все четверо вокруг бочки, всё скорей и скорей кружат, сейчас догонят.
Как вышел Аника-бочар из землянки, как увидел эту погоню, как закричал громким голосом:
- Не надо мне такого ученика! Не на долгий час я отлучился, а уж здесь работу покидали, в прятки, в салки играют лоботрясы, игруны. Забирай, Тимошка, своего лодыря, уводи его подальше. Он моих ребят от дела отвадит.
Взял гончар Завидку за руку и ушел несолоно хлебавши.
Пошли они дальше по посаду, а ложкарь с братом сидят на пороге своей землянки, из липовых чурочек изогнутыми резцами режут ложки.
- А не возьмешь ли моего Завидку… - начал гончар.
Но полоумный ложкарев брат стал кричать слова нехорошие и напоследок кинул в гончара чурочкой. Пришлось им уйти, ни до чего не договорившись.
- Осталось к древоделам стукнуться, - сказал гончар.
И пошли они на тот конец, где жили древоделы. Но там одни землянки стояли заколочены, в других только женщины с ребятишками остались.
Рассказали они гончару, что вчерашний день, как кончился торг, забрали древоделы свои топоры и тесла, ушли со своим старейшиной по разным городам - то ли в Вышгород, то ли в Белгород, то ли в Городец, не то храм взгородить, не то мостовые бревнами мостить, не то водопровод сооружать из деревянных труб. А точно бабам неведомо, старейшина им не докладывал. Его дело - о работе договариваться, а ихняя забота - мужей к весне поджидать.
- Не хотел я, Завидка, к кожемяке тебя вести, - сказал гончар, - да сам видишь, больше идти некуда.
И повел Завидку на самый край посада, где у ручья жили кожемяки.
Только отворили они дверь в землянку, как оттуда шибануло таким тяжким духом, что гончар застыл с поднятой ногой. Но подумал, опустил ногу и, ведя за собой Завидку, сошел вниз по лестнице.
В большом ящике из колотых плах, вставленных в пазы врытых в землю столбов, насыпана была известь, и здесь шкуры очищались от волос. Подальше прямо на земле сидели в кружок кожемякины ребята и железными стругами соскабливали мездру со шкуры. А сам кожемяка, нагнувшись над чаном, где в кислых щах мокли кожи, руками мял эти кожи.
- А не возьмешь ли, Петрила, моего Завидку… - начал гончар, но кислый запах мездры был так силен, что он не выдержал и закрыл нос рукой.
Кожемяка поднял над чаном широкое, заросшее рыжим волосом лицо и спросил:
- Ты чего нос воротишь?
- Я не ворочу, - ответил гончар, поглядывая опасливо на сильные волосатые руки. - Я, Петрила, высморкаться хотел.
- Может, тебе мой дух не нравится? - спросил кожемяка, выпрямляясь и упирая в бока огромные кулачищи.
- Хороший дух, - ответил гончар.
- А коли так, говори, зачем пришел. - И кожемяка снова нагнулся над чаном.
Но Завидка, вцепившись в руку отца, так отчаянно смотрел на него, что у гончара сжалось сердце, и он ответил:
- Овчины у меня одной не хватает для шубы - так я зашел. Подумал, нет ли у тебя продажной.
Когда с овчиной подмышкой гончар снова вышел на свежий воздух, он плюнул и сказал:
- Видно, такая твоя судьба, Завидка: не быть из тебя человека. И жаль мне тебя, да без тебя у меня семеро. Всех надо накормить, одеть, вырастить и в люди вывести. Не могу я у них отнимать и тебе, лодырю, давать. Мы с матерью весь день в трудах и заботах, а у тебя ни понятия, ни совести, и ни к одному ремеслу ты не годен… Ну, что стоишь глядишь на меня, дармоед? Что мне с тобой делать, когда ничего-то с тобой не поделаешь?
- Я буду работать, - робко сказал Завидка и тем только подлил масла в огонь.
- А иди ты туда, где эти дни шлялся! - закричал гончар. - Иди ты на все четыре стороны. Иди, сам себе хлебушка заработай! Хватит братьев да сестер объедать. Хватит из меня жилы тянуть. Убирайся с моих глаз, чтобы больше я тебя не видел. Будет у тебя ремесло, тогда возвращайся. А до тех пор не смей мне глаза мозолить, опять выгоню.
Глава VI
НА БОЛОТЕ
Но где же все это время был Милонег? Когда он вырвался из рук воеводиных слуг и перескочил через ограду, то скатился в ров и побежал дальше. За собой он слышал топот и крик, но, оглянувшись через плечо, увидел, что никого позади нет, а бежит лишь Куземка один и кричит:
- Да погоди ты! Нет за тобой погони!
- Чего годить? - спросил Милонег и остановился.
- Да куда ты бежишь? - сказал Куземка. - Схоронись за валом, в кустах, где мы давеча с тобой прятались, и подожди. Никто тебя там не увидит, а я сбегаю посмотрю да послушаю, как да что. Вечером приду - все тебе расскажу. Тогда видно будет, как дальше быть.
- Ладно. Я подожду, - сказал Милонег. И они расстались.
Вечером Куземка пришел, принес еды. Милонег спал в кустах. Куземка разбудил его и заговорил:
- Я все рассказал отцу.
Милонег вскочил, дернулся, готовясь бежать.
- Да ты слушай. Отец на торгу все, что сковал, распродал, и сейчас в кузнице железа совсем нет. Гвоздь выковать и то не хватит. Завтра на заре мы с отцом едем за крицами. Отец говорит: если хочешь, поезжай с нами. Поживешь там недолгое время, а как здесь все уладится, вернешься к Макасиму. Едем, что ли?
- Едем, - сказал Милонег.
- Тогда слушай. Мы на лошади выедем в ворота. Если сразу тебя на воз посадить, могут увидеть. А ты, как солнце взойдет, выбирайся отсюда и вон в ту сторону пойдешь. - Он показал рукой направление. - А мы тебя нагоним и посадим.
Как порешили, так и сделали. Милонег проснулся чуть свет, вытер с лица росу и двинулся в путь.
Вскоре услышал он скрип колес и остановился. Воз поравнялся с ним, мохнатая кобылка стала, и кузнец сказал:
- Садись!
Милонег сел рядом с Куземкой, и они поехали дальше. Не успели они отъехать несколько шагов, как из придорожных кустов раздался резкий посвист, и чей-то грубый голос гаркнул:
- Тпру!
Кобыла шарахнулась и стала. Кузнец схватился за лежащий рядом с ним топор.
А из кустов выскочил Василько и, приплясывая, закричал:
- Напугал! Напугал! Вы, небось, подумали, что это соловей-разбойник, а это я!
- Да откуда ты взялся на нашу голову? - спросил кузнец.