Она бросила взгляд на мать Иисуса, Иоанн обнял ее одной рукой. Установили кресты с двумя другими казнимыми. Мария взглянула на одного из них, он не был так изувечен, как Иисус, и вызывающе глянул на женщину. Она узнавала его, она его знала. Но где, когда они встречались? Он говорил с Иисусом, и тот ему отвечал, но никто в толпе не мог расслышать ни слова.
Время тянулось бесконечно. В шестом часу небо потемнело, на город налетел ужасный пустынный ветер, наполнивший легкие дикой болью. Мария надеялась, что песок прекратит страдания Иисуса. Но лишь в девятом часу Он испустил дух.
В тот миг Марию объяло спокойствие. Ножи вынули из тела, а с ними исчезла и невыносимая боль.
Тогда она и сошла с ума.
Словно кукла, следовала она вместе с Саломеей за слугой Иосифа. Мертвое тело несли к гробнице. Иосиф сам обернул вокруг покойного просторный саван. Наблюдавшие за ними солдаты убедились в том, что вход в гробницу был завален большим камнем. Мария огляделась. Красивый сад был полон жизни. По пути обратно она тщательно запоминала дорогу и шепнула Саломее:
– Мы придем сюда на рассвете умастить тело.
– Но как же камень?
Мария ответила каким-то новым холодным голосом:
– Хоть в этом должен Господь нам помочь.
Глава 38
Удивительно, что дом человека с кувшином миг не изменился. Женщины тихонько поднялись к себе наверх, где они наконец смогли плакать – все, за исключением Магдалины, которая расстелила на полу свою постель и заснула. Тихий плач только убаюкивал Марию, объятую черным сном без сновидений.
Настало утро субботы. Превосходные кушанья пасхальной трапезы, которую приготовили женщины, остались почти нетронутыми. Они рано легли и на этот раз смогли заснуть. Мария Магдалина спала тяжелым сном, будто в забытьи.
Потом их разбудил хозяин.
– Землетрясение. В подвале есть укрытие, вы можете взять постели и спрятаться там.
В тот же миг женщины ощутили, как затрясся дом и пол ходуном заходил под ногами. Некоторые кричали от страха, другие собирали вещи и сбегали вниз по лестнице. Одна только Магдалина не суетилась, она была довольна. "Правильно, Иисус, потряси этот мир, чтобы все наконец поняли, что натворили". Но хозяин дома торопил ее, и Мария последняя медленно сошла по лестнице в тесное помещение под домом. Там находились и слуги. Гречанка захватила с собой хлеб, сыр, воду и маслины.
Магдалина оказалась единственной, способной поесть. Потом она легла и тут же уснула. Как, впрочем, и Мария из Назарета, и другая Мария, Клеопова жена, и Саломея – все, кто стоял у подножия креста рядом с Магдалиной.
Перед рассветом Марию разбудила Саломея. Она принесла пряности и масло. Женщины не пожалели ароматных добавок и приготовили состав, которым позже должны были умастить тело Иисуса. Еще до света они были в пути. Землетрясение кончилось, но пробираться по тесным переулкам, где среди развалин бродили в поисках потерянных родственников люди, было трудно. Никто не обращал внимания на двух женщин с объемистой корзиной, карабкающихся по руинам.
Вонь разлившихся нечистот и гниющих отбросов наполняла город.
Внезапно они оказались за городской стеной. Здесь разрушения были меньше, но валялись разбитые колонны и большие камни.
Саломея задыхалась:
– Помнишь, вчера вечером ты говорила, что Господь должен помочь нам? Скоро мы узнаем.
И вышло, как она сказала. Войдя в сад, женщины увидели, что большой камень валяется на склоне и не заслоняет вход. Но лучше всего было то что землетрясение распугало солдат, охранявших гроб. Две женщины были в саду одни. Первые солнечные лучи пробирались через густые кроны деревьев, и птицы начинали петь. Мария Магдалина, глядя на это, глубоко вдохнула и прислушалась.
Несмотря ни на что она была на пути к самой себе – так подумала Мария.
Женщины проникли в гроб. Несколько слабых лучей проскользнули в проход, но тьма все еще была такой плотной, что пришлось постоять на месте пока глаза привыкнут к ней. А потом… они не сразу осознали увиденное: на выступе скалы не было тела, лишь красивая плащаница лежала на месте.
– Это невозможно, – прошептала Саломея, – невозможно, невозможно…
Мария Магдалина не смогла даже что-то прошептать, ее вдруг объяла огромная скорбь. Она заплакала. Рыдание поднималось из глубины тела и рвалось из горда с такой силой, что женщине трудно было дышать. Мария выла нечеловеческим голосом. Это был больше крик, чем плач.
– Успокойся, Мария, – сказала Саломея. – Нас не должны заметить.
Мария старалась успокоиться. Наконец только слезы, которые невозможно было унять, словно осенний дождь, катились по ее лицу.
– Что будем делать?
– Тут ничего не поделаешь.
– Мы должны вернуться и рассказать.
– Да.
– Тише! Снаружи стоит человек.
Если бы снаружи ждала целая римская когорта, Марию не испугало бы даже это. Она нагнулась и вышла на свет. Там стоял человек. Она смотрела на него против солнца и была почти ослеплена светом, который причинял боль глазам, привыкшим к темноте. "Это один из садовников Иосифа", – подумала женщина.
Вдруг он спросил:
– Почему ты плачешь?
Мария попыталась проглотить подкативший к горлу комок.
– Если ты забрал моего Господа, скажи, куда положил Его, и я Его заберу.
Человек ответил:
– Мария.
В тот же миг она узнала голос, мягкий голос, который она любила. Знание пронзило ее, потрясло, она ощутила, как ясность и сила наполняют тело, как возвращаются разум и чувства.
Подул ветер и поднял в воздух пыль и листья. Черты Его лица стали расплываться, но голос оставался ясным, в нем звучали нотки смеха.
– Иди, Мария. Поспеши и скажи моим ученикам идти в Галилею. Там они увидят воскресшего.
Обе женщины побежали, но у стены им пришлось сбавить шаг, чтобы перевести дух. Саломея сказала:
– Но где же нам их найти? Их не было с нами все это нелегкое время.
Мария Магдалина улыбнулась:
– Иисус знал. Мы пойдем в дом человека с кувшином.
Мария была права. В большом зале сидели они все, окаменевшие от горя и бессилия. Конечно, никто не хотел ей верить, но Петр все же поднялся и отправился к пустому гробу.
Глава 39
Мария Магдалина сидела в своем доме в Антиохии и переносила воспоминания на папирус. Она не переставала работать вот уже два дня, и Леонидас был обеспокоен ее усталостью, болями в животе и бледностью. Во второй половине дня пришли Петр и Павел, они хотели попрощаться перед долгой поездкой в Фессалоники.
Мария почувствовала облегчение.
– Я напишу вам все, что смогу вспомнить о Воскресении, – заверила их она.
Павел выглядел довольным, Симон Петр заключил Марию в свои медвежьи объятия и поблагодарил. Все трое одновременно произнесли, что скоро увидятся.
Леонидас проводил их к воротам. Вернувшись, он обнаружил, что лицо Марии порозовело и плечи развернулись. Он рассказал, что только что закончил погрузку на корабль, который должен был отплыть в Коринф.
– Ты ведь хотела поехать туда? – добавил он.
Мария улыбнулась, и ее "да" было искренним и светлым.
Уже в конце недели они должны были отправляться. У Марии было совсем мало времени для того, чтобы написать Павлу письмо. "Ничего страшного, – решила Мария, – напишу коротко и по делу – о том, что увидела и пережила тогда".
– Знаешь, ходят слухи о том, что в гробнице ты видела ангела, – сказал Леонидас.
– Нет, я о таком еще не слышала. Я напишу, что это не так. Еще я избавлю их от рассказа о том, как на Голгофе меня словно расщепило надвое. И о своем безумии, о поисках Иисуса в Галилее я тоже умолчу.
– Правильно, ничего личного.
– Обещаю.
Письмо все же вышло длинным, Мария тщательно и объективно описала каждую деталь. Она дополнила письмо постскриптумом:
"Ты знаешь, что я встретилась с Ним еще раз. Это было видение. То, что Он тогда сказал, ты уже слышал: "Не делайте законов…"".
Утром в пятницу корабль покинул Селевкию, парус наполнился ветром, а сердце Марии – новой радостью.
Часть четвертая
Глава 40
Дул попутный восточный ветер, и тяжело груженный корабль словно в танце порхал над волнами, ветер пел в парусах, и волны разбивались о борт. Но когда корабль вошел в Пелопоннес и лег на курс к северу, внезапно установилась торжественная тишина – на мгновение. Потом, когда люди у кормила вложили все свои силы в поворот руля, затрещала гигантская мачта. Моряки напряглись изо всех сил, и парус постепенно наполнился легким бризом, дувшим с правого борта. Леонидас, поглядев на воду, сказал:
– Эгейское море всегда заставляет меня вспомнить о твоих глазах.
– Ну уж нет, такими голубыми глаза не бывают.
Мария хорошо отдохнула во время пути, подолгу отсыпалась по утрам и не тратила время на размышления.
Однажды Леонидас рано разбудил жену:
– Вставай, соня, посмотришь на пристань Кенхреи.
Она быстро оделась. За пирсом по берегам вытянутой бухты расположился порт с длинными складами и амбарами. В толпе у причала ждала Эфросин. Скоро они должны были встретиться, и только теперь, когда корабль с подветренной стороны подошел к пирсу, Мария поняла, как сильно тосковала по приемной матери. Вскоре они увидели гречанку. Она стояла посреди галдящего причала, рядом с ней была лошадь и повозка. На дрожках сидел Сетоний. Мария смахнула слезу.
Было тепло, но не жарко, дул прохладный морской ветер. Эфросин ступила на борт, и они, как обычно, встали, держась за руки и внимательно изучая лица друг друга. Наконец Эфросин произнесла:
– Ты изменилась.