Фольчиери насмешливо поглядывал на испуганных пленников.
Один из флорентийских военачальников, полный служебного рвения, спросил:
- Что будем делать с пленными, господин подеста?
- Всем отрубим головы!
- Смилуйтесь, смилуйтесь, господин подеста! - раздались отчаянные крики захваченных в плен.
- Смиловаться?! Скажите спасибо, что я вас не повесил, как вы того заслуживаете! Отправляйтесь в ад! Там вас уже ждут!
Среди казненных оказался и Донато Альберти. Против него применили тот же самый закон, в создании которого он принимал участие в свою бытность в коллегии приоров…
Сапфирно-голубое небо раскинулось над Альпами в районе монастыря Сан Бенедетто; их отроги отвесно спускались до самых Апеннин. У подножия горы раскинулся мирный городок Сан-Годенцо, словно замерший в летней тишине и красоте. Как доверчивые, ждущие помощи дети жмутся к своей матери, так домишки крестьян и мелких ремесленников лепились к большой церкви, где в блеске жертвенных свечей святой Голендо тайно благословлял землю и ее обитателей.
Сегодня святой Голендо чувствовал себя несколько непривычно, когда вместо мирных прихожан и прихожанок в серьезный и торжественный Божий дом вошли бесцеремонные воины и, едва опустив правую руку в чашу со святой водой и окропив себя символом чистоты, завели громкие разговоры, не имеющие ничего общего ни с Богом, ни с Божественными деяниями. Нет, эти серьезного и мрачного вида мужчины с оружием и в доспехах, которые заняли место за столом в ризнице, ничего не спрашивали о святом Голендо, о мессе и молитвах - их занимали иные, земные дела.
- Позвольте приветствовать вас, друзья по несчастью, - так начал свою речь Нальдо дельи Пацци, почти старик с седой, не слишком ухоженной бородой. - Я рад, что сегодня мы имеем возможность принять важное решение, способное дать новый толчок нашему общему делу. От имени всех вас я приветствую мессера Джованни де Буто из Ампианы, который как нотариус готов юридически правильно оформить решение, которое мы намерены принять. О чем идет речь, вы уже знаете. Мы собираемся дать обещание нашему другу Уголино Убальдини и его родственникам возместить ущерб, который может быть причинен их владениям в результате запланированной нами операции по овладению крепостью Монтаччанико. Найдется ли кто-нибудь из вас, кто откажется поставить свою подпись под договором?
- Таких не найдется, мессер Нальдо, пусть нотариус приведет все в надлежащий вид, чтобы мы могли подписать.
- Он уже составил документ, можете познакомиться.
Пока главы Пацци, Уберти, Убертини и, единственный, Данте Алигьери ставили свои подписи под документом, за стенами Божьего храма возник какой-то шум. Вошедший охранник объявил, что прибыли новые изгнанники из Флоренции - мессер Виери Черки со своим сыном и еще несколько господ. Среди присутствующих возникло большое оживление.
Мужчины, находившиеся в церкви, поднялись со своих мест. Всем хотелось видеть земляков, товарищей по партии, людей одинаковой судьбы, и поговорить с ними! Из-за чего они отправлены в изгнание? И удастся ли узнать от них кое-что новое, например о судьбе своих близких, оставшихся в родном городе! Сколько времени минуло с тех пор, как они в последний раз слышали что-либо о Флоренции!
Вновь прибывшие поспешно вошли, даже не вспомнив об окроплении святой водой. Среди них были сильно постаревший глава партии Виери Черки, его подросший сын Андреа и еще несколько единомышленников, которые мирно и счастливо проживали во Флоренции, а теперь едва сводили концы с концами. Раздались громкие приветствия, последовали крепкие рукопожатия и иногда на глазах присутствовавших блестели непрошеные слезы.
- Вы еще помните, - обратился Виери к Данте, - как мы в святой год вместе были в Риме?
- Пожалуй, мы оба никогда этого не забудем!
Внимательно осмотрев Алигьери, Виери подумал про себя: как он похудел!
Данте тихо спросил:
- Вам что-нибудь известно о моей жене, о моих детях?
- Увы, ничего нового. Я только слышал, что донна Джемма с величайшим тщанием собрала то немногое, что у нее осталось, и что она страстно ждет скорейшего вашего возвращения.
Внутреннее волнение помешало Данте ответить сразу же: у него перехватило дыхание.
В этот момент Уголино Убальдини воскликнул:
- Я хотел бы предложить, друзья, чтобы мы заняли свои места и вместе выслушали то, что касается всех нас!
Иначе нашим новым товарищам придется повторять одно и то же.
- Браво, Уголино, прекрасная мысль!
Все снова расселись вокруг дубового стола. Старый Нальдо сказал:
- Прежде чем речь пойдет о Флоренции, я хотел бы от имени всех нас сердечно приветствовать наших новых земляков. Вряд ли было бы уместно сказать, что мы рады видеть их среди нас, так как они и сами не испытывают никакой радости по этому поводу. Лучше бы нам находиться дома, в родном городе, но он вычеркнул нас из числа своих граждан.
Оратор, говоривший с глубоким внутренним волнением, сделал паузу. В церкви воцарилась мертвая тишина.
- Мы все в одинаково несчастном положении. Сидели ли мы у себя дома во Флоренции вокруг котлов с дымящимся мясом или перебивались с хлеба на квас, кормила ли нас должность или торговля с ремеслом - в одном мы все равны: как сторонники партии белых гвельфов мы были изгнаны из нашего родного города и преданы презрению. Но мы не были бы достойны называться флорентийцами, если бы исходили жалобами подобно слабым женщинам, вместо того чтобы стиснуть зубы и приложить все силы, чтобы как можно скорее вернуться домой, уничтожить наших врагов и отомстить за несправедливость, допущенную по отношению к нам!
- Месть, месть! - зазвучало под сводами церкви.
- А теперь я попросил бы мессера Виери рассказать нам, что происходит во Флоренции.
Виери Черки не заставил себя долго упрашивать.
- Прежде всего я хочу вам сказать, за что нас изгнали. Этот французский пес - здесь я могу произнести это слово - принц Валуа не смог добыть достаточно денег. Вместе с проклятым подестой Габриели он возбуждал все новые судебные дела. Наконец они решились написать подложное письмо одному испанскому графу из окружения принца. Басчира и я, мы якобы собирались склонить испанца к измене принцу. Как вы можете догадаться, все это был не более чем обман. Зачем нам было совершать такую глупость - писать компрометирующее нас письмо, если мы могли переговорить устно! Но заговорщики хотели избавиться от нас: во-первых, желая отомстить, а во-вторых - потому что опасались нас!
- И верно, они боятся нас, у них нечистая совесть!
- Хочу вам сообщить, что принц Карл сделался объектом для насмешек!
- Как так? Расскажите!
- Он собирался завоевать Сицилию и самому сесть там королем. Но его затея закончилась самым плачевным образом. Во Флоренции он настолько свыкся с ролью миротворца, что попробовал выступить в ней и в Сицилии. Он отказался от короны и просто осуществил свой план женитьбы. Теперь уличные певцы распевают про него шутливые стишки. Во Флоренции говорят: мессер Карло прибыл в Тоскану наводить мир, а покинул ее в состоянии войны, потом отправился в Сицилию вести войну, а оставил после себя позорный мир!
Все присутствующие расхохотались. Потом кто-то спросил:
- А что поделывает Корсо Донати?
Виери Черки ответил:
- Вначале он чувствовал себя подавленным, ибо его сын Симоне, нанеся смертельную рану моему родственнику Никколо, сам скончался от полученных ран. Но потом к Корсо вернулось прежнее честолюбие, которое всегда было ему свойственно. Он никак не мог смириться, что теперь власть в городе в руках людей, которые ниже его по рождению, однако большинство ненавидят его, и с тех пор, как Данте Алигьери был приговорен к смерти…
- Что вы сказали?
Воцарилась гробовая тишина. Каждый смотрел на Данте, у которого вырвался этот вопрос. Он был бледен и не сводил вопросительных глаз с Виери Черки. Тот ответил, внезапно прозревая:
- Ах так… я, правда, не подумал, что вы еще не знаете об этом…
Глава семейства Уберти обратился к Данте:
- Мы сами узнали об этом не так давно. А то, что мы ничего не сообщили вам, вы наверняка поймете. Нам не хотелось без нужды будоражить вас!
- Ваша предусмотрительность оказалась излишней, - спокойно заявил Данте, - каждый из нас должен быть готов к тому, что ему помимо родины придется пожертвовать жизнью. Лучше, если мы станем отчетливо представлять себе наше положение, нежели тешить себя несбыточными надеждами.
- В этом вы правы, мессер Данте.
- А теперь скажите мне, пожалуйста, мессер Черки, чем был обоснован смертный приговор, вынесенный мне!
- Нет ничего проще! Подеста утверждает, что вы виновны в мошенничестве, торговле должностями и присвоении государственных средств, поэтому вас и приговорили к смерти путем сожжения на костре.
Данте сжал кулаки.
- И этой презренной ложью они собираются запятнать мою честь!
Старый Убальдини мрачно улыбнулся:
- Дорогой Данте, такому негодяю, как Фольчиери да Кальволи, не под силу нанести урон вашей чести! Радуйтесь, что до сего дня вас еще пальцем не тронули! Так должно быть и впредь.
Товарищи по несчастью от всей души присоединились к этому пожеланию, и можно было бы подумать, что все мужчины в ризнице старой церкви пребывают в отличнейшем расположении духа. Но когда они вскоре начали расходиться, не у одного из них поневоле сильнее забилось сердце при мысли: "А ведь это могло стать и моей судьбой - смерть преступника, ужасная смерть в языках пламени!"
Чем дольше тянулась лагерная жизнь, тем больше сказывались ее тяготы. Не было никакой надежды пробиться на родину с мечом в руках.