Арнольфо заметил, что мужчины и женщины устремлялись в широкие церковные двери. Он очутился возле великолепного собора Санта Кроче и только сейчас вспомнил, что на пороге сочельник. В этот ранний час отдельные богомольцы уже разыскивали божьи храмы, чтобы перед лицом Вечности, перед Святым Крестом излить все заботы и огорчения и обрести новую надежду, новое утешение.
В этот момент тишину улицы нарушил отчаянный крик, потрясающий до глубины души.
Что произошло? Люди, вопреки обыкновению, не устремились с любопытством к тому месту, откуда доносился шум, а постарались поскорее исчезнуть. Откуда им было знать, а вдруг чернь, еще недавно совершавшая поджоги и грабежи, вновь принялась за свое кровавое ремесло!
Арнольфо, опасливо озираясь по сторонам, бросился вперед. Если человек нуждается в помощи, он ее окажет, насколько это будет в его силах. Поскольку улица тут же почти обезлюдела, Арнольфо вскоре удалось установить причину крика.
Он увидел двух сцепившихся друг с другом добропорядочных граждан, катавшихся по земле. Первый, в полном расцвете сил, пытался заколоть какого-то седовласого старика, но что-то помешало ему нанести меткий удар, и жертва, воспользовавшись допущенным промахом, успела выхватить собственный кинжал, пытаясь по мере сил защитить себя. Именно он, этот старик, и взывал о помощи.
- Что тебе здесь надо? Убирайся прочь, иначе я и тебя заколю, как свинью!
Арнольфо тут же вспомнил этот грубый голос. Он был безоружным, однако заметил, как у на глазах слабеющего старика кинжал выпал из рук. Он быстро поднял оружие, прежде чем молодой успел этому помешать.
- Это ты, Арнольфо! - простонал старик. - Помоги мне… против этого убийцы!
- Святые угодники, да это же вы, мессер Никколо!
- Убирайся прочь, негодяй! - взревел нападавший.
Арнольфо с силой схватил озверевшего убийцу за запястье и вывернул назад, так что тот от боли выронил оружие, которое со звоном упало на землю.
- Придется его припрятать! - сказал Арнольфо, поднимая кинжал.
С ужасом он восстанавливал картину произошедшего. Никколо Черки, один из предводителей белых, честный, добропорядочный владелец мельницы и торговец маслом, неожиданно подвергся нападению, грозившему ему смертью. И со стороны кого?.. Сына своей умершей сестры, первой жены жестокого Корсо Донати! Арнольфо сразу вспомнился день, когда этот молодой негодяй покушался на жизнь благородного Гвидо Кавальканти. В тот раз стрела убийцы прошла мимо, на этот раз смерть, похоже, нашла свою добычу, потому что бескровное лицо старика оставляло мало надежды на его спасение. Арнольфо разорвал у него на груди кафтан и обследовал глубокую рану, после чего подозвал людей, которые осторожно, сгорая от любопытства, все же решились приблизиться, поняв, что опасность уже миновала.
- Позовите врача и помогите мне, вместо того чтобы таращиться с разинутыми ртами!
Подошло и несколько мужчин; они подхватили бранящегося Симоне Донати, который в пылу борьбы тоже получил ранение, оттащили его на несколько шагов и поспешили на помощь к Арнольфо, который пытался с помощью неизвестно откуда взявшейся повязки кое-как перевязать рану, полученную стариком.
- Отнесите Симоне в дом его отца! - приказал Арнольфо. - Там его быстрее поставят на ноги, чем здесь.
Несколько человек поспешно подняли тяжелого Симоне, чтобы доставить домой. Это был удобный повод оказать услугу могущественному Корсо Донати - на всякий случай.
Арнольфо проявлял заботу об убийце, испытывая чувство внутреннего протеста, однако он подумал, что нет необходимости без нужды раздражать черных, которые опять оказались у власти.
- Вас тоже отнести в свой дом? - спросил он сера Никколо.
- Нет, - с трудом ответил тот, - оставьте здесь… слишком поздно… Я хочу только сказать тебе…
- Пожалуйста, отойдите немного назад! То, что собирается поведать мне мессер Никколо, возможно, не для посторонних ушей.
Энергичный голос Арнольфо возымел действие. Хотя некоторые попробовали возмутиться, ссылаясь на то, что улицы - для всех, они все же удалились, к тому же несколько разумных мужчин подтвердили, что подобное - в порядке вещей.
- Я торопился на свою мельницу, когда он напал на меня, мой дорогой племянник! Они намерены уничтожить всех ведущих белых, сегодня вечером убедиться в этом придется Данте Алигьери… а ты… предупреди его…
Последний вздох положил конец земной жизни Никколо Черки.
Потрясенный, Арнольфо стоял над трупом.
Теперь мир во Флоренции снова был нарушен!
Арнольфо наконец окончательно взял себя в руки. Ему нельзя было терять времени.
"Предоставь мертвым погребать своих мертвецов", - было сказано в Евангелии.
- Идите сюда, люди, с ним все кончено. Давайте помолимся за упокой его души!
Мужчины стащили с голов шляпы и молитвенно сложили руки.
- А теперь отнесем его домой - к безутешной вдове и бедным сиротам!
Спустились сумерки. Серо-голубые тучи затянули зимнее небо. Вороны с карканьем носились над домами.
Донна Джемма зябко куталась в широкий плащ. В лавке она купила новую жертвенную свечу, которую поставила перед раскрашенной глиняной фигуркой Иоанна Крестителя, которая была установлена в нише в стене дома Данте и мрачно взирала на улицу.
- Карр, карр! - прокаркала черная птица, озираясь по сторонам с мрачного кипариса, на котором сидела.
Бедная женщина вышла на улицу с трутом и огнивом в руках, чтобы зажечь жертвенную свечу, после чего вернулась в дом.
Отчего у нее сегодня так тяжело и смутно на душе? Хоть бы Данте скорее возвращался!
В дверь постучали. Донна Джемма испуганно вздрогнула.
Это оказалась соседка, болтливая, завистливая донна Матильда. Только ее еще не хватало.
- Добрый вечер! Я всего на минутку. Как у вас дела, донна Джемма?
- Спасибо, прекрасно!
- А у вашего мужа?
Джемма с трудом преодолела охватившее ее возмущение:
- Спасибо, у него тоже все в порядке!
У соседки сделалось такое лицо, будто она ненароком глотнула уксуса.
- Странно, что ваш муж еще не арестован!
- А почему, собственно, его должны арестовать? - спросила донна Джемма, сверкая глазами.
Донна Матильда уперла руки в бока.
- И вы еще спрашиваете почему? Другие, которые уже сидят в подвале, совершили меньшее преступление, нежели ваш муж, всегда выступавший против святого отца!
- С чего это вы взяли? Мой муж никогда не выступал против Папы. Он заботился исключительно о том, чтобы Флоренция сохранила свою исконную свободу!
- Ха-ха! И за это он потеряет собственную свободу, и пусть будет доволен, что не поплатится головой!
- Ну, хватит! Убирайтесь отсюда!
Раскрасневшись от негодования, донна Джемма указала соседке на дверь.
На какое-то время удивление и страх лишили сварливую соседку дара речи, но потом до ее сознания дошло, что она сама - добропорядочная женщина, а другая - бедное, отверженное создание, которой следует стыдиться того, что она замужем за презренным государственным преступником, и к ней с новой силой возвратился иссякший было поток красноречия:
- Вы еще позволяете себе смотреть на всех свысока! Да такие, как вы, должны быть рады, если порядочные люди перемолвятся с вами хоть словом, ведь ваш муж совершил неслыханные по своему цинизму присвоения государственных средств и подлости! Сейчас вы делаете удивленные глаза, наверное, вы так не думали о вашем милом Данте, но самое худшее еще впереди! Во Флоренции хватит виселиц для воров и тому подобных преступников! Раньше я всегда испытывала к вам сочувствие, но теперь вы больше не заслуживаете сострадания, вы ничуть не лучше своего мужа! Вот, теперь я все сказала!
И за соседкой громко щелкнула входная дверь.
Донна Джемма схватилась рукой за сердце и в изнеможении опустилась на стул. Вся кровь отлила у нее от лица. Только глаза смотрели с той пугающей неподвижностью, которая невольно наводит на мысль о приближающемся безумии…
Что там плела эта подлая женщина? Данте, честный, открытый человек, которому так часто приходилось быть радушным хозяином, якобы заслуживает виселицы? Он совершал подлоги и присваивал государственные средства?
Нет и тысячу раз нет!
Джемма знала своего мужа лучше всех на свете и готова была кричать судьям: "Взгляните же на этого славного человека, который искренен и честен до глубины души! Разве так выглядят преступники?"
И все же жуткое чувство страха не проходит, оно проникает в душу, словно гадкий, отвратительный червь! Эта сплетница не говорила бы с такой уверенностью, если бы не знала чего-то наверняка. Но что это могло быть?
Теперь напряженно работающий мозг бедной женщины озаряет неожиданная мысль: то, что Данте - преступник, не более чем жалкая ложь! Верно во всем этом только одно: его собираются убить, потому что боятся его и его честности. Преступник вовсе не он, а другие, которые пытаются отнять у несчастной женщины мужа и лишить бедных детей отца!
Ах да, дети! Джемма совсем забыла о том ужасном, что на них обрушилось. И вот они как раз тут как тут: Пьетро, который, взяв за тесемочки от фартучка младшую сестренку, изображает возницу, и Якопо, в роли седока, всячески подбадривающий разными возгласами импровизированную повозку. Внезапно Пьетро забывает про свою роль кучера, он подбегает к матери и испуганно спрашивает:
- Что с тобой, матушка, тебе нехорошо?
Донна Джемма с какой-то почти неуклюжей нежностью обняла своего первенца и поцеловала его.
- Ах, Пьетро, ты уже совсем большой, ты способен понять меня: помолись Пресвятой Деве Марии, чтобы никто не причинил зла вашему любимому отцу.
- Отцу? Ты слышишь, мама, он как раз идет!