Дальше экскурсия двинулась по узким галереям подземного царства мертвых. Полукруглые ниши, устроенные в мягком камне в три, четыре и даже пять ярусов, хранили, словно драгоценные реликвии, останки тех мужчин и женщин, которые ценили веру выше, чем свою жалкую земную жизнь, которой многие из них лишились в зубах диких зверей.
Душу Данте переполняли одновременно и сострадание и гнев.
Почему заблудшим слабым людям, творениям единого любящего Творца, позволено мучить и убивать себе подобных только за то, что они исповедуют иную веру?! И почему единый всемогущий Бог позволяет таким ужасным образом уничтожать верующих в него детей только из-за их веры?!
Когда посетители катакомб вновь очутились наверху, на залитой солнцем земле, Данте поделился с другом мыслями, которые пробудил у него вид этих священных захоронений.
Кавальканти ответил ему со слегка насмешливой улыбкой:
- В одном ты прав, дорогой друг. Человек, обрекающий на мучительную смерть своего ближнего из-за иных религиозных убеждений, которые никому не причиняют вреда, - это самая мерзкая, самая отвратительная из тварей, обитающих в прекрасном саду, сотворенном Создателем. Но вправе ли Церковь претендовать на роль судьи? В те времена, когда она страдала, подвергаясь гонениям, она отличалась великой терпимостью. Мало-помалу она сама научилась властвовать и добиваться своих целей, невзирая на людскую кровь. Ведь ей удалось превратить народы в безвольное, послушное стадо, когда она провозглашала крестовые походы! "Так хочет Бог! - нашептывали христианам. - Бог хочет, чтобы мы вновь овладели святыми местами, он будет с нами!" Христиане принесли в жертву Риму свои деньги, свое здоровье, свою жизнь, наконец. На Западе немного найдется семей, которые не пострадали бы от крестовых походов. Так хотел этого Бог? Нет, он этого не хотел, иначе не допустил бы, чтобы святые места, завоеванные таким потом и кровью, опять оказались утраченными!
Данте жестом остановил его:
- Прекрати, Гвидо, твоя проницательность погубит тебя. А что, если к неудаче привели совсем иные причины? Кто собирается взяться за Божье дело, должен приступить к нему с чистыми руками. Но не все, принявшие крещение, взялись за это дело с чистыми руками!
- И папы не всегда могли похвастаться чистыми руками, - рассмеялся Гвидо Кавальканти. - А между тем крестовые походы пошли им на пользу, как никому другому. Могущество их вновь возросло, а кто осмелится высказать свои собственные взгляды по поводу Рима, рискует принять смерть от руки палача как еретик - точно так же, как сотни лет назад погибли те, кто спит сегодня в катакомбах. С той только разницей, что тем, кто стал жертвой святой инквизиции, впоследствии не будет оказано столько уважения, сколько выпало на долю их далеких предшественников. Впрочем, не пора ли прекратить наши философские разговоры, а если и продолжать их, то по крайней мере в каком-нибудь укромном кабачке. После этой духоты в катакомбах меня мучит жажда.
Вскоре они отыскали подходящую остерию на свежем воздухе, укрывшуюся под большим тентом. Небольшие кусты олеандра делили ее на части, образуя уютные уголки, в которых влюбленные парочки забывали обо всем на свете. Не успел дородный старик хозяин принести первый большой кувшин, украшенный красными цифрами, как оба поэта принялись наслаждаться добрым вином из Кампаньи, мысленно возвращаясь к впечатлениям, полученным от пребывания в Вечном городе. С моря дул освежающий бриз. Из соседнего сада долетал аромат цветов. Опустился прохладный вечер, избавивший людей от тягостной жары минувшего дня, словно от ставшей обременительной облегающей одежды.
- Здесь я чувствую себя лучше, чем в соборе Святого Петра, - начал Гвидо Кавальканти, - и прелесть этого замечательного вина становится мне понятной прежде, чем тайны чудотворных изображений святых во всей Италии.
- Тебя не переделаешь, приверженец Эпикура, ты все подвергаешь сомнению! - упрекнул его Данте.
- Разумеется. Веру в Бога я, правда, не отвергаю - она представляется мне достаточно разумной. Но в остальном я придерживаюсь того же мнения, что и досточтимый маэстро Эпикур: пока мы здесь, смерти здесь нет, но если здесь смерть, нас здесь больше нет! И когда я вижу, как масса людей принимает тонко задуманные уловки и изощренные фокусы священников за чистую монету, мне становится просто жаль человечество!
- Не могу согласиться с тобой, Гвидо! - возразил ему молодой друг со всей серьезностью. - Для меня, как и для всех убежденных христиан, вера в Бога - надежный маяк, который светит нам всегда. Сегодня я видел, как счастлив был бедный хорват, когда ему и остальным верующим показали в соборе Святого Петра покрывало святой Вероники. Он никак не мог насмотреться и все повторял и повторял вслух: "О истинный Господь, Иисус Христос, так вот как Ты выглядел!" Сегодняшний день внес неизбывное счастье в его жалкую жизнь. Неужели ты собираешься лишить его этого счастья или хотя бы просто отравить ему эту радость?
- Вовсе нет, - отшутился эпикуреец, поднося к губам новый бокал с вином, - но дурачить себя никому не позволю. Для хорвата эта реликвия - небесный свет, дарующий счастье, а для Бонифация Восьмого - неплохая нажива. Он вообще мастер наполнять свою пустую казну и получать надежный кредит во всем мире.
- Дорогой Гвидо, - ответил Данте, укоризненно качая головой, - если и дальше здесь, в главной цитадели Бонифация, ты рискнешь продолжить подобные разговоры, ты можешь вскоре познакомиться с римскими тюрьмами. Погляди, даже влюбленная парочка, что расположилась неподалеку, временами внимательно прислушивается к нашему разговору…
- Кто знает, - сказал Кавальканти, - не заставят ли тогда заодно замолчать и тебя?! Спрашивается, что больше способно досадить Бонифацию - восхищение его деловой хваткой и некоторые сомнения по поводу курения ему фимиама, которые возникли, несмотря на предпринятое паломничество и почтительный поцелуй его туфли, как это сделал я, или то, что ты, будучи правоверным католиком, не хочешь согласиться с тем, чтобы Папа Бонифаций протянул свои жадные руки к Флоренции и включил всю Тоскану в состав своих владений?
Данте резким движением поставил на стол только что поднятый бокал, украшенный серебром. При мысли о планах римского епископа его лицо покраснело от гнева и возмущения.
- Ты прав, черт побери! Все смирение и набожность у Бонифация бесследно пропадают, как только богобоязненный и преданный Папе христианин начинает задумываться над тем, что у него есть и земная родина, которую он всем сердцем любит и хочет передать свободной, в целости и сохранности, своим детям - даже вопреки властолюбию Папы и его жажде приобретения новых земель!
В запальчивости Данте заговорил громко и резко, так что остальные посетители остерии стали на них оглядываться. Но тут внимание друзей отвлекло другое обстоятельство.
- Гляди-ка, двое флорентийцев, мессер Кавальканти и мессер Данте! Добрый вечер, господа!
Друзья-поэты поднялись из-за стола и приветствовали вновь пришедших. Один из них был молодой, второй - средних лет; чувствовалось, что оба искренне рады встретить в чужом городе земляков.
- Ну, мессер Виери, это просто счастливый случай, что вы оказались именно здесь! Тут как раз есть подходящее местечко для вас и для вашего сына. Присаживайтесь! Вино тоже недурное, мне сдается, что оно понадобится вам не только для того, чтобы развязались языки. Вы и так расскажете нам с Данте кучу разных новостей!
- Совершенно верно, мессер Гвидо! Вы и мессер Данте удивитесь, если я расскажу вам, что со мной сегодня приключилось. Но давайте говорить немного потише, никогда нельзя знать…
- Конечно, осторожность не помешает, хотя здесь каждый занят исключительно собственной персоной.
Собеседникам принесли еще вина, они выпили, и Виери Черки, предводитель флорентийских белых, начал рассказывать:
- Вы уже знаете, что Папа Бонифаций призвал меня к себе, чтобы побеседовать о раздорах в нашем отечестве?
- О, так вы сегодня очутились прямо в логове льва?
- Да, мессер Данте. Я захватил с собой в Латеран сына, чтобы и он удостоился апостольского благословения, но кардинал не пропустил его. Он сказал, что его святейшество назначил аудиенцию мне и посторонние тут ни при чем.
- И что же потребовал от вас Папа?
- Он потребовал очень многого, милый Данте! Сначала он был весьма милостив и приветлив, а потом хитрый старый лис проговорился наконец, чего он хочет.
- И чего же? - Две пары глаз впились в морщинистое лицо рассказчика, спокойное и немного насмешливое.
- Заверив меня в своем полном ко мне расположении и пообещав всевозможные милости… - Виери Черки оглянулся на обитателей остерии, которые при желании могли подслушать его рассказ, и, понизив голос, продолжил: - …он попросил меня непременно помириться с Корсо Донати.
Темпераментный Данте не удержался и стукнул кулаком по столу, так что зазвенели бокалы.
- Будь осторожен! - напомнил ему Гвидо Кавальканти, и Виери Черки поддержал поэта:
- Нам нельзя привлекать к себе внимание!