- Так точно. Христофором, Черноусом по собственной фамилии, брат, и зовусь. Ага! Угадал теперь! На колчаковском фронте, помнишь, когда ты эшелон чехословацкий подорвал да потом пришел в Уфу на явочную к дяде Христофору за паспортом? Есть у тебя еще тот "пачпорт", что я тебе выдал на имя "Ивана Непомнящего"? Ну, успокойся теперь: вот я тебе кто! Видались-то мы с тобой всего какую минуту, да я тогда и без бороды ходил.
И Щорс расцеловался с Христофором Черноусом, узнав в нем своего уфимского спасителя, скрывавшего его от преследователей несколько месяцев тому назад, давшего ему в Уфе подпольные адреса, шифр и паспорт.
- Много еще придется нам говорить с тобой, Николай Александрович, о делах давно минувших дней. А сейчас вот что я тебе доложу: в Курск прибыло Украинское Советское правительство. Решение Совнаркома о немедленном походе будет приведено в исполнение. А ты ничего и не знаешь? Климентий Ефремович Ворошилов назначен сейчас командукром вместо Антонова-Овсеенко, и весь военный командный состав дивизии переукомплектовывается царицынскими героями. Слыхал? Вот, брат, каковы дела! Так-то!
Щорс ушам своим не верил.
- Но когда же это случилось? Говори! Говори поскорее, Христофор!
- Сталин утвержден заместителем Ленина по Совету обороны еще семнадцатого ноября, и девятнадцатого Реввоенсоветом дан приказ о наступлении.
- Но сегодня ведь двадцать третье. Почему я до сих пор ничего не знаю? - спрашивал взволнованно Щорс. - И почему ты молчал до сих пор, зная все это? Зачем ты это делал?
- Ну, этого я тебе пока не скажу, Николай Александрович. Мне есть кому об этом докладывать, а после и сам поймешь. А вот он, приказ, получи! Читай! - И Черноус вытащил из внутреннего кармана отпечатанный на машинке приказ Реввоенсовета.
- А где же приказ, адресованный самой дивизии? Он должен же быть!
- Хранится в боковом кармане у главкома, - отвечал, лукаво щурясь, Черноус. - Получили двадцатого ноября и в карман спрятали. Я взял на себя миссию от главкома позондировать тебя в смысле срочной погрузки на Ростов и выехал к тебе вместе с этими эшелонами для погрузки. Я их держал на запасных путях в Новозыбкове, чтобы не приводить тебя в смущение в эти "смутные дни". Эти эшелоны я предоставлю Второй бригаде для операции на Путивльском направлении. Их маршрут на Харьков, твой - на Киев. Тебе они не понадобятся. Главком задержал у себя приказ Реввоенсовета, и товарищ Сталин выехал в Москву, чтобы оттуда проверить исполнение приказа Совнаркома и Реввоенсовета. Я тут по проверке исполнения именно этого приказа.
- Все теперь понял, - отвечал взволнованный Щорс и, настежь распахнув дверь, крикнул вестовому: - Труби подъем к походу! Гони ординарцев к Боженко и Черняку!
Люди стали львы!
Львы, взобравшиеся на конские хребты.
И кони, испуганные грозными седоками, становились страшными. "Седок срастался с конем в одном порыве: рваться вперед, рубить врага, смести его с лица земли.
Рассвет, в который Зона перевалила через Десну, был красен от лент и бантов, вплетенных в конские гривы, в чубы и в шапки всадников, повязанных на сабельные эфесы, на стволы карабинов, на колеса тачанок,
В районе летней стоянки не оставалось ни одного красного лоскута, все они были взяты на банты, ленты и знамена.
Словно пламя степного пожара вспыхнуло на берегу Десны, отразилось в воде и покатилось по Украине.
Свистя, запевая и не кончая бесконечной песни, летела конная лава, оставляя пехоту на сотню верст за собой.
И не было у десятитысячной пограничной гетманской своры силы сопротивляться напору этих пятисот сабельных клинков.
Древние леса Глуховщины и Новгород-Северщины сменились полями Конотопа - Батурина, и степная Черниговщина встретила разросшуюся конницу.
Батько Боженко пошел на Городню, услыхав про то, как стойко дерутся безоружные городнянцы с гайдамаками и бьют оккупантов.,
И вовремя пошел.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАЧАЛО
"ЛИМОНЫ"
Уже целый час Черноус, комиссар штаба Первой Украинской дивизии, сидел у братьев Кочубеев. Денису Кочубею давно хотелось прекратить разговоры и воспоминания, которыми занялись брат его Петро и Черноус, и обсудить, как добыть оружие для партизан у командира таращанцев - батька Боженко.
Правда, у него была маленькая надежда на двух посланных матросов. Они остались у Боженко, отправив Черноуса с кузнецом Васькой Сукачом в свой партизанский штаб. Это-то и давало основание предполагать, что они остались не зря, а явятся с оружием.
"Ведь знают же, что это необходимее всего, что это только сейчас и нужно", - думал Денис, расхаживая по комнате. Он то и дело подходил к окну, из которого видны были широкий двор и ворота, - поглядеть на дорогу.
Торопить Черноуса с отъездом, чтобы вместе направиться к Боженко, было негостеприимно.
И вдруг, когда Денис уже вовсе отчаялся, а самый короткий в году декабрьский день начал погружаться в сумерки, калитка у ворот стукнула, распахнулась, и снег во дворе заскрипел под легкой, танцующей поступью матросов.
Первым шествовал Кисель, черноморец. Глубокие, бурсацкие карманы его синего жупана, снятого с гайдамака, были полны английскими гранатами, "лимонами", как их попросту называли партизаны, имевшие к ним большое пристрастие. Кисель из одного кармана в другой перегружал бомбы, жонглируя ими на ходу.
Денис не выдержал, крикнул:
- Братишки! - и кинулся во двор навстречу матросам.
Вслед за ним выбежали "сентиментальные заговорщики", как Денис успел окрестить Петра с Черноусом.
- Ну что, привезли?
- Вот! - протянул ему Кисель один "лимончик".
Гончар, балтиец, тоже оттопыривал карманы с видом школьника, наворовавшего слив.
- Нагрузились до отказа, - повторял он.
- А остальное?.. А винтовки?.. - спрашивал Денис, рванувшись к воротам, надеясь, что настоящий сюрприз ожидает его там.
- Ни под каким видом невозможно, - отвечал Кисель, удерживая рукой Дениса.
- Эх, и шляпы! - упавшим голосам сказал Денис. - Товарищ комиссар, - обернулся он к Черноусу, - что, ж, поедем, что ли, сами за оружием к Боженко?
- Хорошо, сейчас поедем, - успокаивающим голосом отвечал, улыбаясь только лукавыми лучистыми глазами, Черноус и, увидев, как волнуется Денис, пожал ему локоть.
Тут только заметили они, что стояли без шапок, на двадцатипятиградусном морозе,
- Ну, айда в хату, - сказал Черноус.
- Можно запрягать? - спросил Денис.
- Можно, - раздумчиво, с каким-то грустно-серьезным оттенком, свойственным его голосу, сказал Черноус и пошел на крыльцо.
Денис набросил полушубок, надел шапку и тотчас же вывел кобылицу Отраду и стал закладывать в сани. Вышел помочь ему и Петро с матросами. Пока они запрягали, Петро спросил Дениса:
- Ты что ж надумал делать?
- Сам понимаешь! Оружие привезу… Эх вы, шляпы! - еще раз бросил он матросам, переставшим пританцовывать и понявшим наконец, что дело сделано мелко. - Что ты будешь делать с этими "лимонами"? С детворою яйца катать? Вооружение нам нужно, пойми ты, Кисель молочный!
- Не было никакой возможности. Сам увидишь, - отвечал Кисель. - Ты же не видал еще, что это за папаша знаменитый. Ну и дядя, я тебе скажу… Вот это сорт!.. "Оружие, говорит, дарить? Оружие берут, а не дарят. Возьмите сами, - и нам его никто не давал, сами взяли".
- Я только потому вас щажу еще, - улыбнулся Денис, - что сам третьего дня, прошляпил гайдамацкое оружие. А теперь я оружие достану - голова с плеч.,
- Денис, будь осторожен, не заводи анархию, - говорил Петро, стряхивая снег с меховой полсти и передавая Денису вожжи.
- Або здобуты, або ж дома не буты! - тихонько в тон ему отвечал Денис, увидев выходящего на крыльцо и молодцевато, поправляющего маузер на поясе Черноуса.
Денис, с завистью поглядев на комиссаров маузер, цокнул и лихо подвернул санки к крыльцу.
- Поехали, что ли, товарищ Черноус?
- Что ж, поехали. До скорого, товарищи дорогие, свидания. Завтра, думаю, встретимся. Будь здоров, голубчик Петро! Уж и как же ты мне понравился!
Черноус сел, и санки тронулись с места в карьер.
Теперь и Петро набросился на. матросов:
- Эх, вы! Горшки разбитые! "Гончары, кисели!"
- Невозможно, Петро! - убеждал его пристыженный Кисель.
- Ну, теперь мы с тобой, Киселик, - цапнул Петро матроса за загривок, - в "лимонёры" пойдем. Выкладывай свой "лимонный" план.
- Дай-ка я тебе фамильного "киселя" своего задам сначала, а потом свой способ расскажу, - и матрос смазал Петра огромною лапищею с подбородка до затылка,
- Ну, ты брось баловаться! - отстранился покрасневший от медвежьей дружеской ласки Петро. - Подымай всех. Мы сначала поставим на ноги всю братву. Все отряды мы должны подвести к пригородной полосе и оставить их по хуторам. А потом бери отборных бомбометчиков и катай куда знаешь.
- Впротчем (Кисель всегда говорил "впротчем"), я это и без тебя понимаю. Оставайся здесь для общего руководства оперштабом. Я со всей округой связь установлю, а бомбометчиков поставлю на шляхах - на тот случай, коли будут плитовать гады из города. У них мы и оружие заберем, так и батько Боженко рассчитал. Ну, получай в подарок на свои расходы два "лимона", - расщедрился Кисель.
Они простились.