Андрес даже начало письма успел придумать: "Дорогие комсомольцы! К вам обращается младший брат - строители пионерской гидростанции…" Это начало всем очень понравилось, даже пионервожатой, которая заглянула в класс на переменке.
Но вообще-то Эви Калдма принесла известие, что вечером работа на строительстве пойдет как обычно, хотя сегодня без директора, потому что ему нездоровится.
И после уроков работа пошла как обычно. Водослив уже становился похожим на сказочные хоромы Ка́левипоэга - по крайней мере так казалось малышам. Но и школьники постарше не согласились бы с тем, что боковые стены водослива напоминают сарай или деревенскую баньку. А когда эти стены покрывали смолой, вид у них становился еще более внушительным.
Конечно, смолу разогревал Волли. Когда Эви увидела его за этим занятием, ей показалось, что она попала в ад. Из-под котла вырывались языки пламени, бурлила и вздымалась волнами смола, а возле котла суетился рыжеволосый бесенок с перемазанной смолой рожицей.
Пионервожатая только головой покачала.
Зато Волли был счастлив. Наконец-то он нашел дело себе по вкусу!
Здесь был котел, огонь, треск, плеск, бульканье - разве могло все это обойтись без Волли Крууса? Человек поумней всегда берется за самое интересное и ответственное дело, лишь бы оно не было трудным! А тут и отлучиться всегда можно - огонь горит, смола кипит…
Уже смеркалось, когда Волли заметил Калью Таммепыльда, сидящего на бревнышке, неподалеку от водослива. Сидел он спиной к Волли, почему-то согнувшись в три погибели, так что козырек его кепки опускался чуть ли не до колен.
Поза у силача была такой соблазнительной, что Волли недолго думая разбежался и - хоп! - прыгнул Калью на спину.
Оседланный Калью захрипел, задыхаясь от ярости, и вскочил, пытаясь стряхнуть седока. Волли гикал, хохотал и подскакивал на спине у Калью. Наконец Калью рванулся, повернул голову и.
Никакой это был не Калью…
Волли сидел верхом на инспекторе Киви.

Смех замер у Волли в горле, хотя что-то внутри еще булькало, как в котле со смолой. Рот остался разинутым, среди черных смоляных разводов сверкали вытаращенные зеленые глаза, а надо всем этим торчали рыжие вихры.
Инспектор вгляделся в страшилище - и вздрогнул от испуга.
Но Волли было еще страшней. Пока он сползал на землю, у него даже зубы начали постукивать.
- Что это значит? - придя в себя, прошипел Пауль Киви.
- У меня… болит… живот, - ухватился Волли за испытанное спасительное средство.
Это было настолько нелепо, что в голосе инспектора послышалась веселая нотка; когда он спросил:
- Ты что же, от боли на людей прыгаешь?
- Ага, от боли, - чуть-чуть ободрился Волли. - Моя бабушка, когда у нее болел, живот, тоже всегда прыгала.
- Бабушка? Прыгала? И тоже на инспекторов?
- Нет, что вы! На кого попало. А я прыгал на Калью Таммепыльда, честное пионерское! И вдруг… Простите, товарищ инспектор!
- Фамилия?
- Круус, Волли Круус, - страдальчески прошептал Волли.
Инспектор Киви уже лет сорок не играл в чехарду. Он ни на кого не прыгал, на него тоже. Ему вспомнилось что-то давнее, забавное… Конечно, этот сорванец обознался - не сошел же он с ума, чтобы прыгать на инспектора! А рожа-то, рожица чего стоит!
Простить? Но ведь это тот самый мальчишка, что позавчера поставил его в дурацкое положение - держать стенку котлована. Конечно, это он, двух таких в одной школе не бывает… Хотя - тогда он спасал свою стройку, спасал, рискуя жизнью. Да еще больной!
- Живот еще болит?
- Теперь совсем плохо стало, товарищ инспектор, - честно сказал Волли. И добавил: - Вот, вы уронили…
Вздыхая, он подал блокнот. Инспектор набрасывал в нем конспект своего выступления на педсовете, но выронил, почувствовав на себе седока…
"Нет, тут нужны строгие меры, - подумал Киви. - В этой школе только дай поблажку, они все начнут скакать на инспекторов! Так и сядут - на шею!"
- Завтра изволь отправиться в медпункт. И принесешь оттуда справку. А через два часа явись в учительскую. Там поговорим.
И, оставив Волли в полном смятении, инспектор Киви ушел.
- Там у меня произошел конфликт с вашим Круусом, - сказал он директору Каэру, пока учителя собирались на педсовет. - Он что, тоже болен?
- Не знаю, - ответил директор, прихватывая левой рукой ворот накинутой на плечи куртки. Его знобило.
- Да, Волли Круус на живот жаловался, - вспомнил физик Пихлакас.
- Только эпидемии в вашей школе и недостает! Ну, об этом потом. Начнем, товарищи!..
Волли приплелся в школу задолго до назначенного часа. Он шел, охал и вздыхал: не везет, до чего ему не везет!
Возле двери в учительскую томился Харри Роосте. Что учитель Пихлакас о нем позабыл и вряд ли станет "показывать" и "задавать", Харри понял уже давно. Но уйти домой не хватало смелости. Учителя совещались, постучаться в учительскую тоже было страшно. Он не раз подходил к этой двери, но не решался взяться за ручку. Кроме того, оттуда доносились очень интересные разговоры…
- Подслушиваешь? - спросил Волли.
- Что ты! Просто жду Пихлакаса. Ты что это такой причесанный?
- Мылся, заодно волосы намочил, чтобы хоть часок полежали. Я, брат, наверно, последний день в школе. На инспектора прыгал.
- Как?
- Обыкновенно. На спину. Хоп - и на инспекторе. Теперь он меня со свету сживет. Не жить мне с вами. Ты, если хочешь, садись на мое место, рядом с Андресом…
Харри смотрел на Волли, растерянно хлопая глазами.
В это время в коридоре показалась тетя Клара, что работает на почте.
- Где тут у вас директор? Телеграмма срочная, а дома его нет…
- Занят. Сами ждем, - ответил Волли. - Можем передать, если хотите.
- Смотри сразу передай! Срочная! - поучала тетя Клара, пока Волли расписывался в ее книжке. И ушла.
Телеграмму можно прочесть и не распечатывая: нажать с боков, она станет такой трубочкой, все строчки видно. Так Волли и сделал.
- Что там такое? - спросил Харри.
Волли безнадежно махнул рукой. И вдруг решился. Засунув телеграмму в карман, он показал Харри кулак:
- О телеграмме никому ни слова, понял? Тайна! Разболтаешь - я к тебе привидением стану являться каждую полночь! Передай Андресу - пусть возьмет мои удочки, если хочет. А письмо на турбинный завод пишите завтра же! Понял? Скажи: такова последняя воля несчастного Волли Крууса. Прощай!
- Круус, куда же ты? - вслед ему жалобно вскрикнул Харри.
Но Волли уже исчез.
Глава семнадцатая, в которой и плачут и поют

Что творилось в шестом классе на следующий день, и рассказать трудно.
Ну, не явился Круус. Подумаешь, событие! Все знали, что у него болит живот.
Но, когда на первой переменке Харри передал Андресу последнюю волю Крууса и спросил, пустит ли его Андрес на завещанную парту, все переполошились.
Андрес сбегал в третий класс. Мари Круус знала только, что Волли ночью стонал, а утром не пошел в школу. Ну, значит, утром он еще был жив.
Айме, посланная Андресом в первый класс, узнала у Лийзи Круус, что утром мама дала ее брату чистое белье. Это было хуже: во все чистое одевают покойников. Хотя - больных тоже.
Решили до вечера паники не поднимать. Впрочем, директорская Юта вдруг заплакала - ей, видите ли, жалко Волли, он был такой хороший, лучше всех! При других обстоятельствах ее, конечно, задразнили бы, но сейчас, наоборот, утешали.
- Ты лучше расскажи, не говорил ли твой отец о стройке? Как там они решили? - чтобы переменить тему разговора, - спросила Айме.
- Наверно, плохо решили, - всхлипывая, ответила Юта. - Отец очень сердитый, совсем больной, лежит дома. Инспектор уехал поздно вечером. Отец говорил ему перед отъездом: "Нельзя идти на поводу у Эммы Рястас".
- Почему? - спросил Андрес.
- Я не знаю, - ответила Юта.
- А я знаю, - вдруг сказал тощий Харри.
И, хотя ему не очень хотелось признаваться, что он подслушивал, его заставили рассказать всё.
Доклад Харри занял целую перемену. Он, Харри, своими ушами слышал, как инспектор говорил:
"Школа - не строительная организация, всему есть мера!"
И тогда защебетала певчая Рястас. Она сказала, что согласна с инспектором. Дети становятся грубыми, их культурный уровень падает. Даже те, которые брали у нее домашние уроки музыки, больше не берут. И кто-то зарывает в землю талант - кто именно, Харри не узнал, потому что уборщица шла в учительскую с большущим чайником. Они там так много говорили, что охрипли, наверно. А когда минут через десять Харри случайно заглянул в замочную скважину, он увидел, что их директор сидит печальный и голова у него опущена. Потом директор сказал:
"Знаете что? Я привык не пугаться трудностей. Во время войны, когда я был в партизанском отряде…"
"Вот-вот, - перебил инспектор. - Вы и сейчас партизаните!"
И тогда директор сказал, что у него пошаливает сердце. А инспектор посмотрел на часы и заторопился. Он заявил, что надеется на здравый смысл здешних педагогов. Певчая Рястас сказала: "Давно пора". Но вожатая Эви ответила ей:
"Нет, наша стройка слишком дорога ребятам, чтобы от нее так просто отказаться".
Больше Харри ничего не слышал: все зашумели и задвигали стульями, так что ему пришлось дать тягу.