Однажды вечером я обнаружил на своей улице прогуливающегося книгочея Ксавьера Унсуе. Он выглядел таким же старым, седым и бодрым, как и год назад. Только в глазах его появился какой-то нездоровый лихорадочный блеск.
- Веласкес! - воскликнул он, завидев меня. - Я полдня тебя дожидаюсь!
- Что нибудь случилось? - спросил я настороженно.
- Случилось, - мрачно сказал книгочей. - Мы можем где-нибудь поговорить?
- За углом есть вполне пристойная таверна.
- Пристойная? - фыркнул Унсуе, как показалось мне - с легким презрением. - В этом районе разве бывают пристойные заведения?
- Для этого квартала - вполне пристойная, - спокойно парировал я. - Там тебя гарантированно не зарежут в первую же минуту. К тому же, там меня знают.
В "Маньяна" меня действительно знали. И даже могли накормить и напоить в кредит, если бывали трудности с монетой. Хорошо, что такие трудности последнее время случались все реже - я слыл удачливым и пронырливым сыскарем и все больше людей обращались ко мне. Я, если честно, даже стал задумываться о более приличествующем жилье в более приличествующем квартале Картахены.
- Так что же стряслось? - спросил я, когда мы уселись за стол в самом дальнем углу таверны и пригубили первое пиво.
Старик поднял на меня испытующий взгляд. Снова заблестели его глаза, а в паутине глубоких морщин словно бы запутался немой вопрос.
- Скажи-ка, Веласкес, - спросил книгочей немного погодя. - С тобой никаких странностей не происходит? Ну, там, дурные сны, или необъяснимые желания... наведаться к Эстебан Бланкес, например. А?
Я задумался. Сны... Сны бывают, этого не скрыть. А вот необычных желаний я припомнить не смог. Впрочем, я понимал о чем на самом деле спрашивает книгочей. Печать той самой книги. Он считает, что раз я открывал "Око бездны" - на меня легла некая зловещая печать. И якобы однажды я обнаружу, что не принадлежу сам себе.
- Нет, Ксавьер Унсуе, - ответил я, как мне показалось - вполне искренне. - Я не чувствую над собой проклятия. Что же касается дурных снов - так они всем периодически снятся. Даже праведникам. Это все, что ты хотел услышать?
Книгочей продолжал сверлить меня взглядом. Скорее всего, он не поверил, что я ничего особенного в себе не замечаю. Потом угрюмо уставился в полупустую пивную кружку.
- Книгой снова заинтересовались, - сказал он тихо.
Я едва не подскочил на лавке. Неужели пришло время разгадать загадку книги и монастыря? Я ведь поклялся разгадать ее когда-нибудь. Правда, мне совершенно не верилось, что случай подвернется так скоро.
- Кто? - спросил я, подавляя в себе целую бурю противоречивых чувств.
- Рикардо Эчеверья. Студент.
- Как давно?
- Он ходит ко мне уже второй год. Сегодня утром я заметил, что он подходил к полке с монастырскими книгами.
- И это все? - протянул я с сомнением.
- Он дотрагивался до книги. Я видел. Возможно, даже не в первый раз.
- И что ты хочешь от меня?
- Проследи за ним, - шепотом попросил Унсуе. - Я так больше не могу.
- Не можешь чего? - жестко спросил я. - Не можешь молчать, когда твои читатели идут на смерть?
Унсуе враз стал казаться даже не старым - дряхлым.
- Раньше, выходит, мог? - продолжал я. - А, книгочей? Что это с тобой вдруг случилось?
Я понимал, что поступаю жестоко. Но остановиться не мог.
Некоторое время мы просидели в звенящем молчании. Наконец я слегка оттаял.
- Сколько у нас времени? У нас... и у него?
- Не знаю, - все еще шепотом ответил Унсуе. - Думаю, с неделю.
- Где он живет?
- В студенческом приходе Санта-Розалины, невдалеке от собора. Знаешь где это?
- Знаю, - вздохнул я. - Как, говоришь, его зовут? Родриго Эчеверья?
- Рикардо. Рикардо Эчеверья, - поправил меня книгочей. Впрочем, я прекрасно запомнил имя и с первого раза. Я ведь сыскарь все-таки, а не выживший из ума нищий с Муэрта Фолла.
- Ладно, - отрезал я. - Я займусь этим. Постарайся никуда не отлучаться из своей норы, ты можешь мне понадобиться в любое время, я встал и бросил на стол медную монетку.
- И вот еще что, - добавил я несколько мягче. - Прости, что я был с тобой так резок, Ксавьер Унсуе...
Мне показалось, что от меня испуганно отшатнулось что-то огромное и темное. Словно заметило во мне нечто губительное для себя.
М-да. И это называется, я никаких странностей около себя не замечаю.
За неделю я изучил жизнь Рикардо Эчеверья буквально по часам. Чем занимается, куда и когда ходит, когда спит, когда есть - словом, все-все-все. Я не мог не заметить, что ведет он себя не совсем обычно - часто замирает на улицах, словно в задумчивости, а потом в друг начинает недоуменно вертеть головой, словно не может понять где находится и как здесь очутился. Знакомые его тоже отметили, что Рикардо последнее время стал рассеян и часто не замечает вопросов, с которыми к нему обращаются. Отец Гонсалио, который преподавал в Санта-Розалине философию, слово господне и литературу все это подтвердил, и высказал предположение, что юноша просто устал.
Мне так не казалось. Друзей у Рикардо было немного, и, слава богу, никто из них не знал о природе моих истинных занятий и интересов. Я что-то сочинил им о причинах, по которым якобы разыскиваю Рикардо и едва успел отделаться от них и затеряться в толпе, когда сам Рикардо показался вдали на улице. Он брел, повесив голову, в сторону студенческого прихода; брел с северо-востока. Библиотека Ксавьера Унсуе находится именно там.
Я внимательно наблюдал за ним из-за палатки торговца свечами.
Вот на ком печать безысходности видна была с первого взгляда такой вид бывает у неизлечимо больных.
Я впервые разглядывал Рикардо Эчеверья так близко.
Он миновал ворота прихода, рассеянно кивнул старику-привратнику, и, прижимая локтем небольшой сверток, направился ко входу в камчой.
Почти сразу же я заметил и Ксавьера Унсуе. Неуклюже пытаясь казаться незамеченным, он шел следом за Рикардо; при этом старый книгочей смешно вытягивал шею и старательно вертел головой. Я поспешил ему навстречу.
Меня он не заметил - я подождал, пока Унсуе пройдет мимо и легонько дернул его за рукав.
Книгочей вздрогнул и обернулся. Затем облегченно выдохнул.
- Это ты, Веласкес! Как вовремя я на тебя наткнулся!
Я не стал уточнять - кто на кого наткнулся в действительности.
- Эчеверья взял книгу! "Око бездны" сейчас у него! Подумать только, я в первый раз заметил пропажу книги раньше, чем пропажу своего читателя...
Унсуе так исступленно и так громко шептал, что прохожие стали оборачиваться, я потянул его с площади прочь, в тихое место под оливками напротив собора.
- Думаешь, это знак, что он собирается направиться в Эстебан Бланкес? - спросил я, когда уверился, что посторонние уши нас не услышат.
Унсуе взглянул на меня, как на умалишенного.
- Конечно! Зачем еще ему книга?
Я пожал плечами:
- По-моему, в монастырь он мог бы и без книги отправиться. Что-то тут не так...
Книгочей сглотнул; кадык под дряблой кожей на горле дернулся, словно пытался вырваться на свободу.
- Не знаю. Все, кто приходит в Эстебан Бланкес без книги, ничего там не находят. Только пыль и запустение. Думаю, книга позволяет заглянуть туда, куда остальным смертным путь заказан.
- Заглянуть - и остаться там навеки? - саркастически хмыкнул я.
- Как знать, - задумчиво сказал Унсуе. - Возможно, заглянув, и мы не захотели бы вернуться в Картахену.
Я помолчал.
- Ладно, - вздохнул я. - Пойду его отговаривать...
Книгочей вцепился мне в руку:
- Нет!
Я удивленно замер.
- Почему - нет? Он же пропадет! Пропадет, как и все остальные!
Ксавьер Унсуе продолжал держать мой локоть с неожиданной для человека его возраста силой.
- За ним нужно проследить, Веласкес! Пойти в монастырь следом за ним, и самим все увидеть. И понять.
Я задумался. В самом деле. Ну, отговорю я сейчас этого одержимого студента, хотя что-то заставляло меня усомниться в успешности подобной попытки. Найдутся ведь другие. Потом. Кто знает, в чьи руки попадет эта книга, когда старый Унсуе умрет?
Действительно, следует разобраться во всем. Я не верил, что книга открывает путь в некий аналог христианского рая - тогда она не называлась бы "Око бездны" и не внушала бы трепет. И никто не сказал бы мне, что зло глядит из бездны - даже во сне не сказал бы. Это злая книга. Иначе бы из-за нее не пропадали люди. Возможно, подсмотрев за Рикардо Эчеверья, я сумею понять, как зло опутывает людей и заманивает их в монастырь. И научусь разбивать его оковы.
И тут же взыграла во мне обычная людская мнительность.
Эй, Мануэль Мартин Веласкес! Очнись! Опомнись! Какое зло? Какие оковы? Не выдумывай ерунды, и не бери на себя роль того, кто судит что есть зло, что есть добро. Не твое это дело, ты ищи жуликов и неверных жен, да дуй свое пиво в грязных тавернах. Бороться со злом удел героев.
Да и как его представить и овеществить - зло? Что ты ожидаешь встретить в монастыре? Что или кого? Дьявола с колодой карт? Свору адовых псов, щелкающих зубами? Ты хоть знаешь - что такое настоящее зло?
Нет.
Тогда чего суешься?
Но ведь я поклялся.
Это не имеет значения.
А что тогда, черт побери, имеет значение под этим небом? Что? Серебряные монеты? Так я их уже получил. За ненайденного мною Фернандо Камараса. И за ненайденного мною Сантьяго Торреса. Если изменять собственным клятвам - как себя уважать впоследствии? И как жить, себя не уважая?