- Не нужен мне доктор, - заверил он. - У доктора я уже был. Никакой пули у меня в голове нет - дырка проделана не пулей. Когда доктор не смог объяснить, в чем дело, я над ним посмеялся. Ненавижу докторов; и в гробу я видал идиотов, которые считают, я вру. В гробу я видал людей, которые мне не верят, когда я рассказываю как на духу, что своими глазами видал длинную белую тварь - вот как вас вижу, - она соскользнула вниз по дереву.
Невзирая на протесты моего соседа, Говард уже изучал его рану.
- Дыра проделана чем-то острым и круглым, - сообщил он. - Занятно, но ткани не повреждены. Нож или пуля оставили бы рваный край.
Я кивнул и наклонился рассмотреть рану поближе. И тут Уэллс пронзительно завопил и схватился руками за голову.
- Ахххх! - захлебнулся он. - Снова началось - ужасный, чудовищный холод!
Говард вытаращился на него.
- Только не ждите, что я поверю в эту чушь! - негодующе воскликнул он.
Но Уэллс, держась за голову, в агонии метался по комнате.
- Не могу больше, не могу! - кричал он. - У меня мозг леденеет. Это не обычный холод, нет. О господи! Вы ничего подобного в жизни не чувствовали. Он жжет, испепеляет, рвет на куски. Словно кислота.
Я тронул его за плечо, пытаясь успокоить, но Уэллс оттолкнул меня и кинулся к двери.
- Я должен отсюда выбраться, - визжал он. - Эта тварь хочет на простор. В моей голове она не поместится. Ей нужна ночь - бескрайняя ночь. Она упивается ночной тьмой…
Уэллс распахнул дверь и исчез в тумане. Говард вытер лоб рукавом и рухнул в кресло.
- Псих, - подвел он итог. - Трагический случай маниакально-депрессивного психоза. Кто бы мог ожидать? Рассказанная им история - это никакое не искусство. Просто кошмарный грибок, порождение больного мозга.
- Да, - согласился я. - Но как ты объяснишь отверстие в голове?
- А, это? - Говард пожал плечами. - Да оно небось всегда там было - наверняка что-то врожденное.
- Чушь, - отрезал я. - Никакой дыры в черепе у него никогда не было. Лично я считаю, что в него стреляли. Надо что-то делать. Ему необходима медицинская помощь. Позвоню-ка я доктору Смиту.
- Вмешиваться бесполезно, - возразил Говард. - Эту дыру проделала не пуля. Советую тебе позабыть о нем до завтра. Помешательство может быть временным, вероятно, оно само пройдет, и тогда твой сосед будет винить нас за вмешательство. Если он и завтра будет вести себя неуравновешенно, если заявится сюда и примется шуметь, тогда и впрямь придется сообщить куда надо. За ним вообще такое водится?
- Нет, - заверил я. - Он всегда вел себя в высшей степени разумно. Пожалуй, я с тобой соглашусь и подожду до завтра. Но дыра в голове меня по-прежнему озадачивает.
- А меня больше занимает рассказанная им история, - отозвался Говард. - Запишу-ка я ее, пока не забыл. Разумеется, воссоздать этот почти осязаемый ужас так, как он, у меня не получится, но, может, удастся уловить хоть малую толику странного, нездешнего ощущения.
Мой друг снял колпачок с ручки и принялся покрывать бумагу прихотливыми фразами.
Поежившись, я прикрыл дверь.
Несколько минут тишину в комнате нарушало только царапанье ручки по бумаге. Несколько минут царило безмолвие - и вдруг послышались пронзительные вопли. Или стоны?
Мы услышали крики даже сквозь закрытую дверь: они перекрывали голоса туманных сирен и плеск волн на Маллиганском взморье. Они заглушали миллионы ночных звуков, что ужасали и удручали нас, пока мы сидели за беседой в одиноком, одетом туманом доме. Мы различали этот голос так ясно, что на мгновение померещилось, будто он раздается едва ли не под окном. Лишь когда затяжные, пронзительные стенания прозвенели еще раз и еще, стало ясно, что расстояние до них немалое. Медленно пришло осознание, что крики доносятся издалека - возможно, из Маллиганского леса.
- Душа под пыткой, - пробормотал Говард. - Бедная проклятая душа в когтях того самого ужаса, о котором я тебе рассказывал, - ужаса, который я знал и чувствовал многие годы.
Пошатываясь, он поднялся на ноги. Глаза его горели, дышал он прерывисто и тяжело.
Я схватил друга за плечи и основательно его встряхнул.
- Не следует отождествлять себя с персонажами собственных историй, - воскликнул я. - Какой-то бедолага попал в беду. Не знаю, что там случилось. Может, корабль затонул. Сейчас надену непромокаемый плащ и выясню, в чем дело. Думается, мы кому-то нужны.
- Очень может быть, что мы и впрямь нужны, - медленно повторил Говард. - Очень может быть, что нужны. Одной жертвы твари будет мало. Ты только представь это долгое путешествие сквозь пространство, жажду и мучительный голод, что тварь изведала! Глупо предполагать, что она удовольствуется одной жертвой!
А в следующий миг Говард разом преобразился. Свет в глазах погас, голос уже не дрожал. Он передернулся.
- Прости меня, - покаялся он. - Боюсь, ты сочтешь меня таким же сумасшедшим, как этот твой деревенщина. Но я не могу не вживаться в собственных персонажей, пока сочиняю. Я описал что-то невыразимо недоброе, а эти вопли… именно такие вопли издавал бы человек, если бы… если…
- Понимаю, - перебил его я, - но сейчас на разговоры времени нет. Там какому-то бедолаге солоно приходится. - Я указал на дверь. - Он сражается с чем-то - не знаю с чем. Но мы должны помочь ему.
- Конечно, конечно, - согласился Говард и последовал за мною на кухню.
Не говоря ни слова, я снял с крючка плащ и вручил его приятелю. А в придачу - еще и громадную прорезиненную шапку.
- Одевайся быстрее, - приказал я. - Человек отчаянно нуждается в нашей помощи.
Я снял с вешалки свой собственный дождевик и кое-как просунул руки в слипшиеся рукава. И секунды не прошло, как мы уже прокладывали путь в тумане.
Туман казался живым. Его длинные пальцы тянулись вверх и безжалостно хлестали нас по лицу. Он оплетал наши тела и вихрился гигантскими серыми спиралями над нашими головами. Он отступал перед нами - и вдруг снова смыкался и окутывал нас со всех сторон.
Впереди смутно просматривались огни немногих одиноких ферм. Позади рокотало море и неумолчно, скорбно завывали туманные сирены. Говард поднял воротник плаща до самых ушей, с длинного носа капала влага. Челюсти стиснуты, в глазах - мрачная решимость.
Мы долго брели, не говоря ни слова, и лишь на подступах к Маллиганскому лесу Говард нарушил молчание.
- Если понадобится, мы войдем в этот лес, - объявил он.
Я кивнул.
- Не вижу, с какой бы стати нам туда не входить. Лес-то небольшой.
- Оттуда можно быстро выбраться?
- Еще как быстро. Господи, ты это слышал?
Жуткие вопли сделались еще громче.
- Этот человек страдает, - промолвил Говард. - Страдает непереносимо. Как думаешь… Как думаешь, не твой ли это безумный приятель?
Он озвучил тот самый вопрос, который я задавал сам себе вот уже какое-то время.
- Очень может быть, - отозвался я. - Но если он и вправду настолько безумен, нам придется вмешаться. Жаль, я не позвал с собой соседей.
- Ради всего святого, почему ты и впрямь этого не сделал? - закричал Говард. - Для того чтобы с ним совладать, возможно, понадобится дюжина крепких парней. - Он завороженно разглядывал воздвигшийся перед нами строй высоких деревьев и, сдается мне, о Генри Уэллсе не особенно задумывался.
- Вот он, Маллиганский лес, - сообщил я. И сглотнул, борясь с подступающей тошнотой. - Сам-то он невелик, - добавил я не к месту.
- О господи! - прозвенел из тумана исполненный невыносимой боли голос. - Они едят мой мозг. О господи!
В тот момент я страшно испугался, что, чего доброго, тоже лишусь рассудка. И ухватил Говарда за руку.
- Вернемся назад, - закричал я. - Мы немедленно возвращаемся! Дураки мы были, что вообще сюда отправились. Здесь нет ничего, кроме безумия и страдания и, возможно, смерти.
- Может, и так, - отозвался Говард, - но мы пойдем дальше.
Под промокшей шапкой лицо его сделалось пепельно-серым, глаза превратились в две синие щелочки.
- Хорошо, - мрачно согласился я. - Пошли.
Мы медленно пробирались через лес. Деревья возвышались над нами, в густом тумане очертания их настолько искажались и сливались воедино, что казалось, они двигаются заодно с нами. С узловатых веток свисали ленты тумана. Ленты, сказал я? Скорее, змеи тумана - извивающиеся, с ядовитыми языками и плотоядными глазами. Сквозь клубящиеся облака просматривались чешуйчатые, корявые стволы, и каждый смахивал на искривленного злобного старикана. Лишь узкая полоса света от моего электрического фонарика защищала нас от их козней.
Так шли мы сквозь гигантские волны тумана, и с каждой секундой вопли звучали громче. Вскоре мы уже улавливали обрывки фраз и истерические выкрики, что сливались воедино, переходя в протяжные стенания.
- Все холоднее и холоднее… и холоднее… они доедают мой мозг. Холодно! А-а-а-а-а!
Говард крепче сжал мою руку.
- Мы его найдем, - объявил он. - Поворачивать вспять - поздно.
Когда мы отыскали беднягу, он лежал на боку. Стискивал ладонями голову, сложился вдвое, подтянул колени так плотно, что они чуть в грудь не впивались. И молчал. Мы наклонились к нему, встряхнули - ни звука.
- Он мертв? - захлебнулся я.
Мне отчаянно хотелось развернуться и убежать. Уж очень близко подступали деревья.
- Не знаю, - отозвался Говард. - Не знаю. Надеюсь, что мертв.
Он опустился на колени, просунул ладонь под рубашку бедолаги. Мгновение лицо его напоминало маску. Затем он встал и покачал головой.
- Он жив, - объявил Говард. - Надо поскорее доставить его в тепло и переодеть в сухое.