Все вскочили со своих мест, их невозможно было удержать, даже оружие здесь было бы бессильно, но все же они остановились и молча лицезрели предсмертные конвульсии священника, стоящего на ногах и пытающегося удержаться за край стола. Священник покачнулся, и крепко сжав пальцы за край стола начал падать назад, увлекая стол и всю сооруженную кафедру за собой. Наконец его безжизненное тело тяжело рухнуло на пол, а сверху обрушился стол. Все молчали, погрузившись в абсолютную тишину. Мой голос первый нарушил могильную мелодию.
- Вы все свободны, - произнес я, словно было объявлено о завершении представления.
Все заложники: банкиры, чиновники, богатые бизнесмены все ринулись к выходу, унося с собой безумные лица; спотыкаясь и падая, толкая друг друга, словно стадо бизонов попавших в западню они мчались в гонке смерти убегая прочь. Мне удалось остановить двоих заложников и передать им пистолет и бомбу, насильно привязав ее к последнему выходящему заложнику в очках, успокоив его тем, что она разряжена.
Спустя некоторое время в банк ворвалась полиция. Я к тому времени разжег небольшой костер, что бы очистить место от присутствия дьявола. Вот так меня они и застали: сидя на коленях у священного огня, напротив холодного трупа священника, я молился.
В дальнейшем, мой адвокат поведал мне о том, что сердце бедного священника не выдержало и разорвалось. Врачи говорят, что он страдал ишемической болезнью миокарда. Для меня главным было то, что он успел перед своей смертью выполнить свой долг священнослужителя и принял последние молитвы и исповеди грешных душ. На суде выяснилось, что мой пистолет вообще не был заряжен, в нем не было патронов, а моя самодельная бомба была не более чем соединением лампочек, коробочек и проводков с батарейками не уступающее елочным украшениям или детским игрушкам".
- Зачем же это все тебе нужно было? - томно, без звуков эха произнес неизвестный из своего темного угла.
- Как зачем? - удивился заключенный, - я не хотел совершить грех. Я не мог убить всех этих людей, хоть они и были виновны в моей нищете и моих бедах. Я лишь хотел их заставить посмотреть смерти в глаза. Поменяться с ними ролями, поставить их на мое место. Они все виновны в моих страданиях. Такие как они виновны в смерти моего бедного отца. Это они своей алчностью и просчетами выбросили меня на улицу, лишив последней возможности быть на корабле благополучия. Они оставили меня за бортом умирать в пучине нищеты, голода и безысходности. По их вине я потерял работу, оказавшись без средств к существованию, вынужденный просить милостыню у этих жирных свиней, набивающих до отказа свое брюхо. Это они меня толкали к участи моего отца. Но, несмотря на все это, убивать их и брать на себя самый тяжелый грех, я не хотел. Я не хотел брать их жизни, оставляя эту работу на более могущественного владыку, их собственную судьбу. Бог все видит, и каждому воздастся по их заслугам.
- Как же быть на счет священника? - произнес неизвестный заключенный.
- Священник… я… нет, я не знаю, как и почему. В суде сказали, что он был болен… - не внятно и путано произнес, заикаясь, заключенный.
- Это не так, - спокойным и ровным тоном сказал неизвестный заключенный.
- Что? - удивленно и с презрением сказал заключенный, - Да откуда ты знаешь?! - повысив тон, произнес заключенный, - Тебя что, подослали за мной шпионить?!
- Нет, - коротко и холодно ответил голос из темноты противоположной стены. - Меня не подсылали. Но священника убил ты.
- Нет, нет! - завопил встревоженным голосом и слегка напуганным заключенный.
- Этот грех на тебе и тебе ведомо это, - ровным и спокойным тоном произнес голос неизвестного.
- Вранье! - злобно ответил заключенный, - Это все прокурор. Это он хочет невинного за решетку засадить и лишить свободы, он ничем не лучше этих ненасытных тварей банкиров. Он хочет убедить присяжных в моей вине. Но ему это не удастся.
- Значит, стоит доказывать?
- Кто ты такой? Ну-ка покажись, - заключенный привстал и намеревался подойти ближе, что бы разглядеть лицо неизвестного в темном стороне камеры, как вдруг зажглась шипя и искря лампочка в камере, но тут же угасла вмиг, погрузив все в ночной мрак. Этого мига было достаточно, что бы заключенным смог разглядеть бело-розовое лицо незнакомца.
Заключенный мгновенно отшатнулся к стене, сильно ударившись об нее, и тяжело опустился на пол.
- Этого не может быть, - медленно и отчетливо по словам произнес тяжело дыша заключенный. - Ты же умер. Я сам видел. Но, но… не может этого быть. Патрик Стивенс мертв. Я слышал собственными ушами…
- Я чувствую, что ты узнал меня, - произнес голос священника Патрика Стивенса.
- Но, но… - по-прежнему заикаясь, произнес заключенный и по его спине пробежал волной холодок, - если ты жив, то…
- То почему я в суде не рассказал всю правду? - докончил фразу священник вместо заключенного.
- Именно так. Там, в банке, перед кафедрой я исповедовался лишь вам отче, и никто не мог слышать моих слов. Но, теперь ты наверняка все рассказал прокуратуре… но как же тайна исповеди?
- Не волнуйся, я никому ничего не рассказал, и храню эту тайну в себе.
Словно тысячи демонов отпустили заключенного на свободу, переставая его терзать сомнениями и догадками, и он тяжело вздохнул.
- Но, зачем… если ты не умер, и исповедь будет сохранена, то зачем тогда… - он вновь терялся в догадках.
- Зачем я пришел к тебе? - вновь священник опередил заключенного.
- Да, я хочу знать. Отвечай, - приказным, но не уверенным тоном произнес заключенным.
- Хорошо, я отвечу. Твоя исповедь не полна, и ты должен завершить молитву, и я помогу тебе в этом. Покайся мне в своих грехах, и я обещаю тебе - господь тебя услышит. Ведь ты чувствуешь, что твоя молитва не полна. Твои страхи гнетут тебя, это написано у тебя на лице, и это я прочел тогда, во время твоей исповеди, в твоей душе.
- Ты не лжешь, - утвердительно произнес заключенный. - Я каюсь господи! Ибо я грешен! Я хочу, что бы ты священник помог мне. Ты действительно можешь?
- Да, но ты должен быть искренен. Расскажи мне всю правду, до конца.
- Там, в банке, во время исповеди моей, меня мог слышать лишь священник. Я специально понизил голос до шепота, что бы никто более кроме нас не мог услышать мои слова. Я надеялся на то, что и уста священника будут молчать. И потому я смело поведал господу о своих грехах, коим сам содрогаюсь и по сей день.
Да я убивал, отнимал жизни других людей. Мне приказывал этот страшный голос, проникший однажды в мой мозг и повелевающий моим телом и сознанием, и держащий в заключении на самом глубоком и мрачном ущелье мою смертную душу, - заключенный резко схватился руками за уши. - Он и сейчас повелевает мне и пытается заставить меня, "молчи" или нет, "убей", вот его слова. Но я не могу. Я уже совершал этот самый страшный грех и не один раз.
Я странствовал по Европе и встречались мне разные семьи. И, как только я замечал, что жены мужей иноплеменные, то есть принадлежали к другой нации, нежели их мужья, то всякий раз появлялся этот жуткий голос. Он заставлял меня, и я хорошенько спланировав по времени и не оставляя никаких следов, кроме холодных трупов со скрученными шеями. Он приказывал убивать и детей, я сопротивлялся этому, но был каждый раз бессилен демонской силе. Я убивал жен и детей, скручивая им шеи, а затем переезжал в другие города и страны…
- Последней твоей жертвой была молодая женщина. Ты помнишь? Там был годовалый мальчик.
- Да, да, конечно помню, я ничего не забываю. Я все помню. Это был мой последний грех. Голос тогда мне говорил, что они все иноверцы, и спят с иноплеменными женами, и их надо окропить кровью, что бы их души очистились. Надо принести их в жертву. Это голос знал, кто из них виновен, я лишь повинуясь, выполнял его указания.
Я дождался удобного случая, и устроился на работу в телефонную компанию. В тот день я взял наряд на ремонт телефонной линии проходящей поблизости от их дома. Дождавшись, когда муж оставит свою семью: молодую жену и годовалого мальчика, одних, я решил действовать. Я услышал вновь голос, приказывающий мне совершить жертвоприношение, словно он знал, когда мне нужно действовать. Я легко проник через окно первого этажа, так как прекрасно разбирался в оконных механизмах и имел все необходимые подручные средства. Я мог открыть любые двери и замки, так как за свою жизнь перепробовал множество рабочих профессий, и везде был лучшим и незаменимым работником.