Погоня за конокрадами ушла нескоро. Пока нашли связанного караульщика, пока уяснили, что он даже не понял, как это вдруг оказался обезоружен, оглушен и примотан к молодому вязу, пока привели да заседлали двух из оставшихся коней: посылать за таргальцами южака было бы жестоко, а пегую – глупо.
– Ничего, – напутствовал двух своих лучших парней десятник, – до Каменного Рога вряд ли догоните, но там они вполне могут подзадержаться. А нет – возьмете людей у бургомистра и коней сменных. Но вы мне этих мерзавцев приведите, – лишившийся любимого Воронка десятник сжал кулаки, – и лучше живыми. Умереть всегда успеют.
Беглецы неслись во весь опор не меньше часа, потом позволили коням немного пройти шагом и перешли на рысь.
– Не хватит ли по дороге светиться? – спросил Серж. – Сворачиваем, друг Анже?
– Ты что! – оторопел Анже. – Кони же по лесу не пройдут!
Парня не узнать, подумал Серж. Всего-то верхом сел – а другой человек. Даже прищур изменился: из подслеповатого, откровенно беспомощного стал… каким же? Серж вгляделся в лицо друга. Свет Господень, да ясно, каким! Воин глядит из его глаз, боец. Так, наверное, глядел на мир Серега, парень, чью жизнь проживал Анже как свою. Не зря, выходит?… Но тут Серж кое-что вспомнил о характере своего тезки, и по спине его пробежал неприятный холодок.
– Анже, – медленно сказал Серж, – ты, часом, не забыл, что тебя по всему королевству ловят? Из-за коней попадаться – оно нам надо?
– Не попадемся, – отмахнулся Анже. – Через город мы не поедем, там есть обходная дорога.
– И на ней, не иначе, хозяйничают разбойники днем и мрачники ночью.
– Хорошая дорога, серьезно тебе говорю. Не только всадник – обоз проедет. И присматривают за ней. Думаешь, городскому совету охота каждый год разбитые мостовые чинить по милости коронных курьеров и прочих проезжающих?
– Ладно, – выдавил Серж, – поехали. Только вот что… ты остановись, недоезжая, в укромном месте. Вечера дождемся.
– Да мы там и так раньше вечера не будем, – беспечно отмахнулся Анже.
Серж мысленно помянул Нечистого.
– Тогда для дневки место вспоминай.
– Зачем? Кони ладные, отдохнувшие, а мы что, слабаки какие?
Нет, этот парень меня точно в могилу сведет, безнадежно подумал Серж.
– Ты пойми, город лучше ночью миновать. И отойти как можно дальше. Раньше завтрашнего полудня на отдых не надейся. И коням, и нам силы не помешают. – И добавил, поддавшись злому желанию обломать дурня, пока не поздно: – Погляжу я, что ты ближе к вечеру запоешь.
Анже неопределенно хмыкнул и послал гнедого вперед.
3. Родные места
На дневку остановились часа в три пополудни.
– Чтоб я сдох, – простонал Анже, валясь на траву. Болела и ныла, кажется, каждая жилочка, ноги тряслись студнем, а копчик, похоже, вовсе сбит в кровь.
– А ты думал: сел да поехал? – буркнул Серж.
– Но у меня же получается!
– Ну и что?
Серж бросил подобранную для костра сухую ветку и сел рядом с закусившим губу парнем. В глазах Анже блестели слезы.
– У тебя получается, да. Еще как получается, друг Анже. Мешок с отрубями, прямо скажем, из себя не изображаешь. Но ты пойми, у тебя потому получается, что Серый умел. Это его память. А тело – твое. Не привыкшее. И болеть у тебя все будет, как у любого, кто первый раз верхом сел. Долго. Пока нужные мышцы не нарастут. Терпи уж, друг Анже.
Парень перевернулся, уткнулся лицом в траву. Саламандра выскользнула из-под ворота, замерла на миг, перебежала на брошенную Сержем ветку. Пламя занялось сразу.
– А то давай пешком дальше.
– Нет, – глухо, не поднимая головы. Упрямый.
Серж покачал головой. Вороной флегматично щипал траву, гнедой подошел к Анже, ткнулся мордой в слипшиеся потными прядями волосы. Ишь ты, признал…
– Тогда отдыхай. – Серж бросил взгляд в сторону дороги: не видно ли. Что погоня будет, он почти не сомневался. По уму, и с костром бы не возиться. Если бы не Анже. Сейчас парня не поднимешь, к вечеру вовсе свалится. Ничего. Погоня города не минует, не могут они точно знать, что беглецы туда не зайдут. Глядишь, еще и лучше окажется, если мимо пропустить.
Серж подкинул в костер сушняка, пристроил сбоку флягу. Кипятка некогда ждать, ну да лишь бы подогреть… Растянулся на траве, прикрыл глаза. И сам не заметил, как задремал.
Проснулся от короткого стона. Вздрогнул, вскинулся. Тихо. Вороной с гнедым пасутся, саламандра свернулась клубком в самой середине почти угасшего костра, сверкает ослепительно белым, аж глазам больно. А Анже сидит, губу прикусил, смотрит на гнедого своего… и не понять, как смотрит. Хотя что тут непонятного, ясно все. Бросить – никак, а снова на эту пытку добровольно… Эх, Анже, Анже. Спасибо скажи, что хоть так можешь. Не останься в твоем теле Серегина память – дальше той поляны не уехал бы.
Серж потянулся за флягой. Не кипяток, но почти. Порылся в котомке со снадобьями, достал полотняный мешочек, вытряхнул на ладонь серую горошинку. Кинул в горячую воду. Поплыл от фляги бодрящий запах, дыхание само собой глубже сделалось, прояснилось в голове.
– Анже, – позвал, – глотни-ка.
А руки-то у парня дрожат. Нет, правильно, что остановились.
– Что это?
– То, что тебе сейчас надо. Пей, не спрашивай.
Глоток, еще… ох и дурень ты, парень. Доверчивый, наивный дурень. И ведь не сказать, чтоб не обжигался… Вот есть же такие люди: сколько ни бей, а все верят в ласковую руку, сколько ни предавай, сами верны и на других плохо не подумают.
– Анже…
– Что, Серж?
Вздохнул – и совсем не то сказал, что на язык просилось.
– Поехали, друг Анже.
Смотрел, с каким лицом парень к гнедому идет, – сердце сжималось от жалости. Теперь долго не остановимся. Сможешь ли?
И только когда на дорогу выехали да пустили коней рысью, все-таки сказал:
– Дурная это привычка, друг Анже, – тянуть в рот, что дают. Сегодня бодрящего зелья выпил, а завтра сонного подсунут или на правдивость заклятого.
– Так я ж у кого попало не возьму, – улыбнулся парень. – Ну что ты, Серж, я ж понимаю, серьезно.
А то сам не знаешь, что таким говорить без толку. Чему угодно научатся: хоть верхом без седла, хоть гномьим ходом из тюрьмы, умирать, убивать… Хотя это – ой, вряд ли… Но чтоб людям не верить?! Ох, Анже, и откуда ты такой взялся… Только не говори – "из Каменного Рога", знаю ведь я на самом деле этот твой Каменный Рог. Вон, уж крыши видны в синих сумерках, в темной зелени. Раскинулся по склону вольно, не скованный цепью защитных рвов, стен и бастионов. Словно появился здесь прямиком из сказки о веке безгрешном, когда не знали люди войн и не опасались соседей. Вот только горожане – плоть от плоти века нынешнего, знающего цену "добрым людям".
– Сюда, – махнул рукой Анже. – Угол срежем до дороги.
Повернули на почти неприметную тропку, и у Сержа малость отлегло от сердца. Встреч на дороге он не опасался: наступало то время, когда любой уважающий себя курьер думает лишь о горячем ужине, стаканчике доброго вина да согретой постели. Погоня сначала прочешет город. А за ночь можно далеко уйти.
Но тут, как оно обычно и бывает, едва начинаешь верить в лучшее, судьба показала беглецам свое истинное "я".
Едва выехали на дорогу, едва повернули прочь от города, у гнедого отлетела подкова.
– Поворачиваем, – скомандовал Анже.
– Куда?
– К Жанье, кузнецу.
– Ты спятил?!
– Неподкованный конь не протянет долго по горной дороге!
А то без него не знают! Умник выискался.
– Значит, пойдем пешком.
– Нет!
– Анже…
– Серж, ты не понимаешь!
– Это ты не понимаешь! В городе мало того, что по церковному розыску тебя схватят, так еще и от моста погоня наверняка уже там. Жить надоело?
– У Жанье не схватят, он на отшибе, почти за городом.
– Конокрадов, друг Анже, именно у кузнеца глянут в первую очередь. – "Не считая того, что твоему Жанье тоже может показаться не лишней награда за твою голову!"
– А давай ты меня здесь подождешь.
Вот уж нечего сказать, осенило парня!
– Толку-то? Нет, Анже, идти, так вместе. Нам друг без друга попадаться – только палачам лишнюю работу задавать. Оно тебе надо?
– Серж…
– Оставим коней здесь и пойдем пешком. Не пропадут.
– Серж, я не могу!
И ведь правда не может. Проснулся в парне лошадник, прах его забери!
А ты, всплыла непрошеная мыслишка, в ту пору, когда был у тебя любимый конь, бросил бы его вот так?
– Ладно, – вздохнул Серж, – идем. Как там отец Николас говорил: "Человек ходит, Господь водит"? Авось и нас приведет, куда нужно Ему.
Кузнец Жанье Сержу не понравился. Очень уж неловко удивился, увидев на пороге "приемыша Нико-ювелира", очень уж легко пустил в дом. Обшарил гостей взглядом, не упустив, кажется, ни единой мелочи: от полупустых котомок до новехоньких, словно не было долгого пути, башмаков подземельной работы. Велел явственно недовольной жене:
– Покорми, что ль. – А сам с верзилой-подмастерьем в кузницу пошел.
– Помогу, – вскинулся Анже.
– Сиди, – отмахнулся кузнец, – управимся.
Хлопнула дверь. Взлаял под окном пес.
Анже сцепил руки в замок, прикрыл глаза. Кузнецова жена погромыхивала посудой за кухонной занавеской, что-то бурчала себе под нос.
– Как ты? – вполголоса спросил Серж. По его расчетам, зелье должно было действовать самое малое до полуночи, но парень выглядел не слишком бодрым.
– Не пойму, – растерянно признался Анже. – Вроде и ничего, а перед глазами словно марево жаркое плывет. И есть совсем не хочу, странно даже.