– Ты – князь, ты во главе удела стоять должен, осуществлять планирование, так сказать – общее руководство. А конкретные дела подручные, свита твоя, исполнять должны под твоим неусыпным надзором. Если закрутился, значит, толковых помощников мало или совсем их нет. Твоя недоработка! Исправляй!
– Помилуй бог, Федор! Где же их, надежных, взять-то?
– Приглядываться, присматриваться к людям надо. Они сами по себе не появятся. Ты думаешь, мои помощники сами меня находят? Не тут-то было! Вот вспомни, как мы в Вологде с тобой познакомились?
– Это когда я убийство расследовал?
– Именно. Поглядел я на тебя – проворен, умен, сообразителен. Чем не опора? Помог, конечно, слегка, у государя слово замолвил, среди бояр да князей да высокого служивого люда разговоры о тебе пустил – де, умен и достоин. Думаешь, ты только заслугами своими звание княжеское да земли получил? Нет, конечно, заслуг твоих я никоим образом не умаляю, они есть. Но когда заслуги твои не забыты, в нужном месте и нужным людям упомянуты, то человека и дальше продвинуть можно. И тебе хорошо, и у меня опора есть. Не могу я при своей должности без опоры быть – без тебя, бояр да князей из братчины. И каждый побратим друг другу помогать должен. Вот тогда попробуй-ка нас сверни. Ты думаешь, у меня завистников да врагов нет? Есть, и больше, чем мне хотелось бы. Но свой человек вовремя предупредит, другой подскажет, глядишь, и не получилось злоумышления у твоего недруга. Мотай на ус! То ты в Вологде своей безвылазно сидел, теперь из вотчины не вылезаешь. Ты ведь не тиун княжеский, ты – князь!
– Понимаю, Федор, но земли новые, бедные. Едва холопов приобрел, сразу избы ставить пришлось – осень ведь впереди, жить-то им где-то надо. Я сам не успеваю.
– Неправильно княжить начал потому что. Не с низов, не с холопов начинать освоение дачи надо, а с верных людей – кого можно поставить управляющим, кого – тиуном, кого – десятником. Ты им указания отдавать должен, а уж они – шевелиться в меру своего разумения. Иначе захлебнешься в делах, к вечеру от усталости упадешь, а дело медленно двигаться будет, потому как не в корень зришь. Ладно, хватит о деле. Думаю, ты и сам понял, что дальше должен делать. Ты скажи лучше, скакун арабский, что я тебе подарил, жив еще?
– Жив, что ему сделается. Выезжаю иногда, а больше – сын.
– Жеребца в конюшне постоянно держать нельзя, он в форме должен быть. Я к чему это говорю? По весне из Персии боярин Гутионтов вернулся, по государевым делам ездил, – да не о том речь. Пристрастился он там к скачкам. Слышал о таком?
– Слыхивал.
– Поучаствуй, все на глазах у боярства будешь. К тому же деньги немалые на кону – люди ставки делают. Потому сам на коня не садись – тяжел ты для скачек. Подбери из своих холопов кого полегче. Да что мне тебя учить – сам понимать должен.
– И где скачки проводятся?
– Так на Воронцовом поле. Следующие – через две седмицы.
– Спасибо, что известил.
– Товарища в курсе дел московских держать – труд невеликий. Ты подумай над тем, что я насчет свиты да окружения ближнего сказал.
Мы тепло попрощались.
Суд послезавтра, время еще есть. А вот скачки? На постоялом дворе я подошел к Федьке-занозе, а ныне десятнику, и объяснил ситуацию:
– За скакуном надо кого-то в Вологду отправить, да и наездник нужен, и не абы какой, чтобы и лошадей любил, и сам был веса невеликого.
– Это, князь, вовсе нехитрая задача. На конюшне у тебя паренек есть – конюха твоего, Якуни-хромого, сынишка, пацан совсем. В лошадях понимает, любит их, чаще отца на конюшне бывает, почитай, живет там. Вот его и надо на скачки. И лошадь сдуру не запалит, и сам маленький – ему ведь годков двенадцать будет, не более.
– Не маловат?
– В лошадях разумеет, а для другого чего он тебе и не надобен.
– Уговорил. Посылай кого-либо из своей десятки. Денег вот возьми – на прокорм в дороге. Да накажи ратнику, пусть парня сопровождает в пути, конь дорогой, кабы не случилось чего.
Федор пошел к ратникам.
Я отобедал на постоялом дворе да и улегся на постель – прямо поверх одеяла. Голова кругом идет – скачки, суд, стройка… Воинскую избу в Охлопкове ставить надо, конюшню, церковь! Где набрать столько строителей, материалов и, главное, денег?! Стройка и управление поместьем пока только поглощали деньги, как пылесос. И отодвинуть ничего нельзя.
Взять, например, конюшню. Лошади не объяснишь, что денег не хватает, – ей зимой в теплом стойле стоять надо и овсом хрумкать. И церковь нужна: все холопы и слуги православные, в праздники да по воскресеньям в Никифоровку, к злыдню этому в церковь ходят. Да и в Москве дом какой-никакой – уж не каменные хоромы – приобретать надо. Ведь теперь часто в Москве бываю, и не один – с холопами, на конях. Все время на постоялом дворе останавливаться – никаких денег не хватит, да и неудобно. Приезжаешь, бывало, а свободных комнат и нет. Значит, надо свой угол иметь.
И вот настал день суда. С утра я с Федькой-занозой направился к Разбойному приказу. У коновязи уже было привязано около десятка лошадей.
Стражники на входе почтительно склонились в поклоне.
В здании приказа царила обычная суета. Я осмотрелся и увидел – по лестнице спускается сам дьяк Кирилл Выродов. Это ж сколько времени прошло, как дьяк по предложению Кучецкого просил меня сыскать убийцу князя Голутвина! И вот он спешит навстречу мне – не иначе как Федор загодя известил. Мы тепло поздоровались.
– Как же, как же, слышал о чинимом тебе соседом твоим зловредстве, мои люди разобрались тщательно.
Дьяк с восхищением оглядывал мой княжеский наряд:
– И с возвышением от государя поздравляю. Давно достоин!
Выродов сделал жест рукой и пригласил войти.
В небольшом зале стояли три кресла, сбоку – маленький стол с восседавшим за ним писарем. По бокам вдоль стен были расставлены длинные скамьи.
– Князь Михайлов, – представился я.
– Доброго здравия, князь, – вскочил писарь. – Присаживайся на лавку.
Ждать пришлось недолго. Вошли трое незнакомых мне мужей в красных княжеских плащах. Я встал и склонил голову в приветствии. Князья ответили тем же. Затем не спеша они уселись в кресла.
– Ну что же, сначала послушаем потерпевшую сторону. Князь Михайлов, тебе слово.
Я встал и коротко, четко изложил основные события.
– Можно сесть.
Я уселся.
– Теперь послушаем боярина Никифорова.
Стражники ввели Никифорова.
М-да, темница никого не красит. Опал с лица боярин. Щеки-то не такие уж красные, как раньше, и нет прежней наглости в глазах.
Излагая события на свой лад, боярин увиливал как мог. Говорил, что его холопы попали на мои земли случайно, а факела нужны были, чтобы дорогу освещать.
– И куда же они ночью шли? – невинно осведомился один из князей.
Боярин не смог найти ответа.
Его увели, затем поочередно доставили в зал никифоровских холопов. Были они в изодранных рубахах и со следами побоев.
– Расскажите, как злоумышляли против князя Михайлова? Кто приказал избы жечь да сено и хлеб на полях?
Холопы, уже допрошенные в Разбойном приказе с пристрастием, не запирались и рассказали суду, как было дело.
После того как их увели, князья коротко посовещались. Приказав привести в зал всех участников процесса, судьи объявили свой вердикт:
– Холопов боярина Никифорова повелеваем на рудники в Пермский край сослать, на самого боярина за убитого холопа князя Михайлова наложить виру – пять рублей серебром, столько же – в доход государев. А за избу сожженную – рубль серебром князю Михайлову. А кроме того, за злоумышления, неоднократно чинимые, изъять у боярина Никифорова земли в Подмосковье с селом Никифоровка и деревнями Озерки и Кондаурово в пользу государя, оставив за сим боярином поместье под Суздалем. Князь, все ли понятно?
– Все, сударь.
– Удовлетворен ли ты решением суда?
– Да, благодарю.
Я взглянул на злодея и не увидел в нем прежней заносчивости. Никифоров выслушал приговор княжеского суда с опущенной головой. И то неплохо – значит, суд ему пошел на пользу.
Внизу меня уже поджидал дьяк Выродов. Он довольно кивнул головой:
– Все знаю. В праведном деле мы завсегда поможем справедливость обрести. Если зло еще кто учинит, заходи! – и пожал мне руку на прощание.
Я вышел из Разбойного приказа с легким сердцем. Зло наказано, беспокойный сосед впредь не будет уже тревожить мои земли и занимать мои мысли, напрягая холопов. Интересно, кому государь отпишет земли бывшего теперь владельца – боярина Никифорова? Не дай бог, попадется такой же наглый сосед! Впрочем, снаряд не попадает дважды в одну и ту же воронку.
Ожидавший меня у входа Федька по одному моему виду сразу догадался – дело выиграно!
Я в сопровождении Федьки отправился к Кучецкому. Федор собирался уезжать на службу, возок уже стоял во дворе, и я застал стряпчего в последний момент.
Поздоровались.
– Что, Георгий? Как суд прошел?
– Благоприятно для меня. У боярина Никифорова, что злоумышлял против меня, земли изъяли в государеву казну, виру на него наложили да холопов его сослали в Пермский край.
– Отлично! Не зря, значит, я с князьями, что в суде были, накануне говорил.
– Я почему-то так и подумал, была такая мыслишка.
– А ты сомневался?
– Спасибо, Федор!
– Долг платежом красен. Впрочем, шучу, конечно.
– О том не забуду.
– Не забивай голову пустым, мелочь. – Федор широко улыбался, явно довольный исходом суда.
Стряпчий, как всегда, спешил по своим нескончаемым делам. Я не смел его задерживать. Мы обнялись на прощание.