Эта отстраненность самому Фридугису казалась какой-то неестественной. В самом деле! Ведь решается его судьба, не только судьба варвара-киммерийца, а он созерцает побоище с таким видом, словно рассматривает в замке старинный гобелен с вытканной на нем древней, давно забытой битвой. Кажется, здесь дракон? Очень любопытно. А это кто там, внизу, с пикой? Предок того, кто построил ваш замок? Чрезвычайно интересно… А как его звали? Не помните? Жаль-жаль…
М-да. Что только не лезет в мысли!
Внезапно Фридугис задрал голову к темнеющему небу и закричал:
- Ка-а-ли! Черная мать! Приди!
И, вытащив из кошелька алмаз, поднял его вверх, зажав между пальцами.
Красные лучи света вырвались из камня. Они пронзили сумрак, разлились над головами сражающихся. Дикари заверещали от боли. У некоторых начали тлеть, а затем и вспыхнули волосы на голове. Глина, которой дикари обмазывали свою прическу, сыграла с ними дурную шутку: головы людоедов оказались как бы заключенными внутри горшка. Пламя лизало их снаружи и нагревало, так что у некоторых мозги начинали кипеть, и глаза лопались в орбитах, а кожа на лице облезала клочьями.
Зрелище было ужасным. Женщины, не помня себя, набрасывались на упавших и лизали их, торопясь вкусить кровь, которая проступала на телах умирающих. Конан, рыча, как дикий зверь, без устали наносил удары копьем, и каждый новый удар означал смерть новой жертве.
Высоко в небе прокричала птица. Ее пронзительный голос разнесся над плато, как глас надвигающейся смерти: он был одиноким, отчаянным, в нем звучала неотвратимость.
Тум. Тум. Тум.
Приближались знакомые шаги. Они звучали приглушенно, издалека, но с каждой минутой гул делался все более отчетливым. Сомнений не оставалось: медный монстр каким-то образом ожил, сумел подняться и взобрался на плато.
Скоро он будет здесь.
- Кали! - снова закричал Фридугис.
Новый сноп лучей вырвался из камня. На сей раз это были синие лучи. Они разлетелись во все стороны, и повсюду, где они проходили, оставались белые следы. Инеем покрылись листья и ветви, ледяная корка запеклась на лицах людей. Они задыхались и кашляли, хватаясь за горло. Их глаза превращались в ледышки, их рты оказывались забиты снегом и льдом. Дикари падали на землю, катались, били вокруг себя руками и ногами и затихали навеки, а лед медленно таял, и из глаз-ледышек вытекали огромные мертвые слезы.
Тем временем между стволами деревьев мелькнуло темно-красное сияние. Медное тело идола отражало яркое пламя костра. Казалось, воплощенный огонь шагает по джунглям. Грозно светясь, чудище появилось на поляне.
В этот самый миг хижина, где бесновался паук, рухнула. Гигантский монстр выскочил оттуда и, приседая на мягких лапах, помчался прямо к месту скопления людей. Из рыхлого брюха, украшенного черным пятном, высовывалось жало. Оно подрагивало на бегу и изгибалось, готовясь нанести первые удары. Жвала паука шевелились, многочисленные крохотные глазки двигались на маленькой округлой голове. Глазки эти показались Фридугису особенно жуткими. Они глядели по сторонам осмысленно, совершенно по-человечески, и неустанно высматривали себе добычу.
Один из дикарей вдруг закричал отчаянно и громко и подпрыгнул. Жало впилось ему в шею сбоку и приподняло тело несчастного в воздух.
Подвешенный на этом гибком "шесте", он несколько раз качнулся, а затем упал и больше не двигался. Паук, не останавливаясь, пронзил жалом следующую жертву.
Дикари собрались в круг, ощетинившись копьями. Теперь у них было два врага: киммериец и огромный паук. И хоть эти противники и не собирались заключать союз, оба представляли практически одинаковую опасность.
Лучше всего было бы натравить паука на Конана, но эта идея требовала бы ясности ума, бесстрашия и, главное, организованности действий, а дикари, сбившиеся в кучу, не обладали ни первым, ни вторым, ни третьим. Они были попросту перепуганы до полусмерти.
Тум. Тум. Тум.
Новая опасность надвинулась на дикарей из джунглей. Теперь уже хорошо видны были медные руки, раздвигающие в стороны ветви деревьев. Без барабанчика, с погнутыми или отломанными пальцами, эти руки, тем не менее сохранили и силу свою, и хватку. Идол неуклонно двигался к своей цели.
Несколько женщин бросились навстречу шагающему монстру и метнулись к нему под ноги. Не заметив их, идол попросту наступил на их простертые на земле тела и раздавил. Фридугис услышал жуткий хруст костей, и бритунца передернуло. Многое он готов был вынести, но не это.
Он отступил назад и схватился за горло, чувствуя, что его вот-вот стошнит. И тут острая боль пронзила его ногу. Фридугис сразу очнулся от дурноты. Он увидел рядом с собой ужасную образину одного из людоедов: блестящие глаза смотрели прямо на бритунца, а острие копье было направлено ему в грудь. Приплясывая на месте и напевая сквозь зубы монотонную мелодию, воин вгонял себя в ритуальную ярость. Он явно готовился пронзить свою жертву насквозь.
Преодолевая боль от раны в ноге, Фридугис схватился за кинжал и бросился на врага. Людоед явно не ожидал от своей жертвы подобной прыти. Он отскочил, но недостаточно быстро: Фридугис успел полоснуть его по руке.
Как и многие, этот воин был храбр и грозен только перед безоружным противником; получив царапину, он мгновенно утратил все свое мужество и взвыл от боли и обиды. Фридугису почудилось в его вопле что-то детское: так рыдает ребенок, который получил шлепок от своего наставника.
Однако, как бы тот ни плакал, а жалеть людоеда Фридугис расположен не был. Следующий удар кинжала был нацелен дикарю прямо в горло. Ударив, Фридугис отскочил, чтобы его не запачкало кровью.
И тут, подняв голову, он увидел прямо над собой занесенное вверх жало гигантского паука. Монстр избрал бритунца своей следующей жертвой.
Фридугис упал на землю и покатился прочь. Он не успел бы убежать. Тем более, что раненая нога болела нестерпимо. Паук ударил, и жало его вонзилось в землю.
Паук задрал в воздух две передние лапы и сильно ударил ими - так взбрыкнул бы раздраженный или испуганный конь.
Затем чудовище с неестественной быстротой передвинулось и снова занесло жало над Фридугисом. В последний миг бритунец поднял алмаз Кали и воззвал к грозной богине. Желтый луч вышел из камня и разрезал брюхо паука ровно пополам. Прямо на Фридугиса вывалились внутренности чудища, хлынула зеленоватая зловонная жижа, которая, очевидно, заменяла монстру кровь. Захлебываясь, кашляя и тщетно сражаясь с тошнотой, бритунец попытался выбраться из месива, в котором он внезапно очутился.
Липкая масса облепляла его со всех сторон. "Нет ничего глупее, чем захлебнуться во внутренностях этой твари, - подумал Фридугис. - Тьфу! Даже в страшном сне мне не могла присниться подобная смерть. Что за ерунда? Неужели бритунский аристократ допустит, чтобы его постигла подобная кончина? Впрочем, - добавил он, желая быть справедливым, - спасение мое зависит сейчас только от меня… А если я и погибну, то никто не узнает, каким образом это произошло. Что ж, хоть малое, но все же утешение".
И с этим он принялся выбираться из жижи. Тем временем идол добрался уже до толпы людоедов. Невозмутимо, без злобы, но и без всякого снисхождения, он принялся хватать дикарей поперек живота и бросать их в огонь и в кипящий котел. Ночь наполнилась воплями ужаса и боли. Однако это не могло остановить медное существо. По-видимому, оно не ведало ни сомнений, ни сострадания. Оно знало, что делает; ведь оно - теперь в этом не оставалось никаких сомнений, - служило черной матери, Кали.
Идол действовал сразу шестью руками. Каждая успевала схватить одного или двух человек и метнуть их в костер. Конан успевал уворачиваться, однако в давке ему никак не удавалось выскочить из толпы перепуганных людоедов.
Теперь уж противникам Конана было не до того, чтобы пытаться сокрушить варвара. Каждый стремился спасти собственную жизнь. Но бегство, казалось, было невозможно.
Конан бросился на землю и покатился - как недавно это сделал Фридугис. Медная рука проплыла по воздуху прямо над головой киммерийца, однако схватить его не смогла и подцепила другую жертву. Конан между тем стремительно бежал в темноту.
Фридугис, который хорошо видел киммерийца, озаренного пламенем огромного костра, присоединился к своему товарищу.
Конан отшатнулся.
- Кто здесь? - грозно крикнул он.
Фридугис заметил в руке Конана меч. Должно быть, в пылу схватки киммериец обнаружил свое оружие у кого-то из людоедов и отобрал.
- Это я, - подал голос бритунец. - Я, Фридугис. Не убей меня, Конан, по ошибке.
- Чем ты воняешь?
Слышно было, как фыркает Конан.
- Это паук… Кали действительно помогает нам! Ее алмаз разрезал чудище на части!
- Хвалу доброй Кали воспоем попозже, - сказал Конан. Оставалось только поражаться быстроте, с которой варвар обрел прежнюю невозмутимость. - Нам пора уносить отсюда ноги. Медный монстр пришел в себя и крушит тут все.
- Это очень кстати, - заметил Фридугис. - Без его поддержки мы бы не справились.
- Не уверен, - пробормотал киммериец. - Людоеды довольно легко поддаются панике. Заметил?
Фридугис кивнул.
- Такое случается не только с людоедами, - добавил бритунец. - На свете полным-полно людей, которые храбры только перед слабыми, а при виде сильного противника ударяются в бегство.
- Это тебе сказители напели? - осведомился киммериец.
- Нет, дошел своим умом, - огрызнулся бритунец. - А, кроме того, имел возможность наблюдать.