Конан не сразу понял, о чем толкует Лилува. Но когда перед глазами вдруг все поплыло, а в животе появилось чувство, что в него воткнули тонкий ножик-пилку и стали медленно водить им, вырезая отверстие, Конан вскочил с ложа, потянувшись к мечу, и неожиданно обнаружил что ноги больше не принадлежат ему. По крайней мере, полностью. Они все еще были соединены с ним, и он даже мог шевелить ими, но они перестали его слушаться.
- Ах, Конан, как я хотела бы, чтобы у меня не было нужды убивать тебя!.. - произнесли губы Лилувы, вдруг оказавшиеся у самого лица киммерийца.
- Что это? - с огромным трудом сумел он выговорить - рот тоже отказывался ему повиноваться.
- Да все тот же черный лотос, - сказала Лилува. - Все зависит от того, в какое время его сорвали. Лишили связи с водой и землей. Утром, вечером, в полдень или в полночь. Свойства черного лотоса весьма разнообразны, иногда он даже может служить любовным зельем. Еще, конечно важно, как его приготовить. Но тебе, пожалуй, все это уже ни к чему…
- Ты… ты хочешь убить меня? - спросил Конан.
Лилува фыркнула и всплеснула руками.
- Ну, наконец-то, догадался, умница! - Она даже вскочила в возмущении. - Ты что, идиот? Я уже сказала, что не хочу убивать тебя… Но ты должен мне одну услугу…
- Хорошо, я окажу тебе эту услугу. Как ты сказала, у меня все равно нет выбора, - произнес Конан, собрал остатки сил и поднялся, опираясь на меч.
Лилува побледнела - она не ожидала, что после такой дозы человек вообще сможет двигаться, но все равно протянула киммерийцу маленький пузырек с зеленоватой жидкостью.
- На, прими это… Но учти, что это всего лишь первая часть противоядия. Ты избавишься от боли, но только на полдня. К вечеру ты умрешь, если я не дам тебе вторую часть. А я дам ее тебе только, если ты выполнишь условие…
Конан взял пузырек и усмехнулся.
- Думаю, хуже уже не будет, - заявил он и выпил содержимое одним глотком. Жидкость пролилась по пищеводу внутрь и мгновенно растворила ножик-пилку. Ноги снова обрели способность двигаться.
- Я заставлю казаков уйти. Но мне понадобятся твои люди. Если они сумели обмануть меня, то почему бы им не обмануть и казаков. На ум они слабы, хоть и быстры на руку. И я знаю самое слабое место атамана. Вот мы этим и воспользуемся! Мы выйдем навстречу казакам и заставим их бежать от города, только пятки сверкать будут!
- Но, Конан, это же всего лишь слуги. Что они, по сравнению с казаками? Кроме того, их жизни дороги мне. Они много для меня значат.
- Обещаю, они не пострадают, - как можно тверже сказал Конан. Он не был абсолютно уверен в этом, но, в конце концов эти люди всего лишь рабы, так что особой беды в их гибели не будет. Главное, чтобы она не была напрасной.
- Идемте же! Казаки не станут слишком долго ждать! - поторопил Ханфий.
15
Казаки! Эти пришлые люди, неизвестно ради какой прихоти так удалившиеся от родины, скакали на горячих татарских конях по кругу, подняв вверх пики и что-то выкрикивая. Со сторожевой башни справа от городских ворот их было видно как на ладони.
- Что они кричат, Конан? - спросила Лилува.
Конан огляделся и заметил, что взгляды всех стражников в пределах видимости направлены на него. И он сразу понял почему. Они видели его в казацкой одежде - и теперь нисколько не сомневались, что он лазутчик.
- Они кричат, чтобы евнухи этого города нас боялись. Они не трогают евнухов. А поскольку в городе никого, кроме евнухов нет, никто и не пострадает. А еще кричат, чтобы девки принарядились, ибо они, казаки, любят срывать красивую одежду. А доброе семя казаков даст добрые всходы…
- Варвары! - взвизгнул Ханфий. - Варвары!
- Ты уверен, что они кричат именно это? - засомневалась Лилува. - Мои уши слышат, кажется, только пару-тройку слов, не больше. И как это они умудряются втиснуть в три слова столько смысла?
- Варвары, - пожал плечами Конан, широко ухмыляясь.
Ханфий принялся говорить о кровожадности казаков, о том ужасе, который испытывает перед их неумолимой жестокостью, еще о каких-то страхах, но ни Лилува, ни, тем более, Конан особо не прислушивались к его речам.
Лилува поманила одного из слуг, бледного полноватого молодого человека, безбородого и безволосого, с маленькими свинячьими глазками и тонким красным ртом, похожим на кровавую рану.
В глазах Яреда промелькнул страх, потом он с трудом изобразил подобострастную любовь и, согнувшись в подобии поклона, засеменил к госпоже.
- Яред, слушай, ты будешь вместо Хиннара, - сказала Лилува. - Я знаю, что ты давно метил на его место. Так вот, теперь тебе предоставляется отличная возможность.
Яред принялся мелко кланяться.
- Отправляйся с ним, Конан. Он сделает все, что ты скажешь. Теперь все зависит от твоей фантазии. Надеюсь, ты прав, и успешно наступишь на уязвимое место этого жуткого казачьего атамана!
Когда киммериец спустился с Яредом, и люк за ними захлопнулся, Ханфия вдруг словно прорвало:
- Конана нужно немедленно убить! Он же казачий лазутчик! И при первом же удобном случае предаст нас, откроет ворота и впустит своих соратников, чтобы они вдоволь поглумились над нами! Я с самого начала подозревал, что он лазутчик. Когда я увидел его в спальне обнаженным, я сразу же уловил в его наглых глазах свет коварства и предательства! А когда он убил моего друга Джебора, я уже нисколько не сомневался в этом!
Лилува слушала взволнованную речь Ханфия с тонкой улыбкой, словно он говорил о пустяках, а когда он остановился, чтобы перевести дух, сказала:
- Конечно, он предатель и лазутчик. В этом не может быть сомнений. Но в моих руках он всего лишь орудие. Разве ты этого не заметил?!
Ханфий не сразу нашел, что сказать:
- Заметил, но… Но ведь он все равно враг!
- Не себе. Он считает, что пока казаки здесь, он может умереть так же легко, как поднести кубок к губам. Потому что один кубок он уже поднес.
- Но… Он же ведь может обмануть нас! Он может вернуться потом со своими казаками! В этом-то ему ничто не помешает!
- Ты, наверное, так бы и поступил, Ханфий, - с ядовитой улыбкой произнесла Лилува. - Но не Конан. Он слишком гордится собственным благородством, чтобы признаться в предательстве ради спасения собственной шкуры. Кроме того, он ведь не казак по происхождению.
16
Ворота со скрипом открылись, и при полных регалиях посла кошачьего города, несколько смешных, на взгляд киммерийца, Конан выехал навстречу казакам. Разбойные люди стояли плотной разноцветной гурьбой, к небу вздымалось множество пик с белыми и черными хвостами яков. Временами слышался нарочито громкий смех. Но постоянным был только один звук - лязг оружия.
Увидев Конана, Оруз расхохотался. Он и представить себе не мог отважного воина в таком нелепом виде. На голове шапка в виде тигриной головы, украшенной зачем-то павлиньими перьями, на груди - многорядное ожерелье из зубов разных животных, тело до щиколоток скрыто тяжелой красной накидкой с пришитыми к ней лапами шакалов и гиен.
- А, что я говорил! - завопил Юлма. - Не казак, он не казак и есть! И помрет не казаком! - С этими словами Юлма выхватил тонкую кривую саблю.
- Остынь!!! - проорал на него Оруз, да так громко, что Юлма тут же спрятал саблю обратно в ножны, смутившись и потупив взор.
- Эй, Конан! - закричал Оруз. - Ты что эти вырядился, как девка на смотринах? Или умом тронулся? Или поженился на ком из города?
Конан покачал головой, ничего не отвечая. Он подошел к Орузу и встал, глядя ему в глаза.
- Я ждал вас позже, - спокойно сказал он.
Оруз осклабился еще больше, показав, что зубы у него темные, гнилые, к тому же правый резец обломан под корень.
- Да ты, друг, никак не рад нам? А мы-то думали, что ты совсем по нам соскучился, - обернулся, и толпа соратников ответила ему дружным гоготом. - Вот и пивка крепкого тебе привезли. Знатное пиво. Коня с ног валит. - Казаки опять заржали. Чувство юмора у них был своеобразное, зато им его было не занимать.
- Ситуация изменилась, Оруз, - так же спокойно, словно бы разговаривал с незнакомцем, и не осушивал вместе с казаками озера вина и пива, сказал киммериец. - Город закрыт. Чума. И мы все умрем. Так что ради собственной жизни, Оруз, не веди внутрь людей.
Оруз вмиг посерьезнел. Рука его легла на рукоять меча, а рот сжался в узкую бледную линию. Смотреть ему в глаза было теперь так же страшно, как смотреть в глаза вожака волчьей стаи.
- Ты лжешь, пес, - с рычанием вымолвил он. - Я не вижу на тебе никаких признаков болезни. - Он поднял меч и направил острие в грудь Конана.
Конан потянул шнур накидки, и она соскользнула с его могучих плеч, явив кожу, на которой виднелись отвратительные черные пятна.
- Не трать свою силу, друг, - спокойно сказал он. - Она тебе потом пригодится. А я умру сам. Я уже мертвец. Ибо после такого не выживают. Черная смерть не шутит.
Оруз ткнул острием в одно из пятен и надавил. Из груди Конана потекла тонкая струйка крови.
- Ты… - сказал Оруз, собираясь с мыслями, но не успел завершить свой тяжелый труд.
Ворота города с жутким скрипом открылись, и оттуда на песок выпал человек. Лицо его было серо, и большую его часть занимали черные пятна, а в нескольких черных пятнах были гноящиеся язвы, и оттуда вытекала кровь. Голова человека была непокрыта, лишь несколько седых волосинок жалко торчали на ней, и на лысине тоже имелись черные пятна с язвами. Скрип продолжался - ворота открывались, и когда они открылись полностью, стало видно, что площадь перед воротами завалена трупами. Этот ужасный вид вызвал у толпы отважных казаков единый громкий вопль. И самое страшное, что по песку от этой горы трупов к ним, спотыкаясь, шел лысый человек с изъязвленной головой.