* * *
Солнце клонилось к западу, уже касаясь нижним краем синей гребенки леса на противоположной стороне протоки. Саша сидел тихонько, как мышка, уставившись на поплавки, замершие, словно впаянные в крохотный пятачок чистой воды между листьями кувшинок. Он боялся лишь одного. Что папа сейчас докурит сигарету, затушит окурок в сырой траве и скажет, как обычно: "Ну что, сынок - десятком килограммов больше, десятком - меньше… Давай-ка будем до дому собираться…" Такая уж у него была присказка, пусть в проволочном садке плавал всего лишь пяток тощеньких окуньков или плотвичек.
Но папа пока никуда не торопился, и можно было надеяться, что вожделенная рыбалка продолжится до самой темноты, когда уже невозможно будет различить поплавки на воде. Разве важен улов, если можно вот так посидеть рядом с отцом, которого офицерский сын видел очень и очень редко, рос, по словам бабушки, "безотцовщиной при живом отце"? Почти не говоря друг с другом, мужчина и мальчик, тем не менее, проводили весь день в общении…
Павел Георгиевич плавным движением положил руку на комель удилища, и Саша вообще превратился в камень. Клюет…
Мягкая потяжка на себя, и гибкий бамбук сгибается дугой, только натянувшаяся струной леска зигзагами режет спокойную, вроде бы даже густую на вид воду.
- Саша… - одними губами произносит отец, мальчик срывается с места, хватает большой подсачек и несется с ним обратно: раз уж папа позвал, значит, чувствует, что там, на другом конце лески, ходит не самая мелкая в этих местах рыбка.
- Только осторожно!..
Затаив дыхание, мальчик заводит сетчатый мешок в самую гущу травы и осторожно поднимает… Вот оно! В переплетении скользких плетей и листьев отчаянно бьется слитком червонного золота рыбина…
- Товарищ лейтенант!.. - папа легонько теребит замершего в восхищении Сашу за плечо. - Товарищ лейтенант!..
"Почему он так меня называет? Ведь это он лейтенант, а не я… Да, старший лейтенант Бежецкий, Павел Георгиевич… А я школьник. Только что закончил шестой класс…"
- Пап, ты чего? - оборачивается Саша к отцу.
Но тот уже каким-то непостижимым образом преобразился в молодого веснушчатого парня, совершенно незнакомого… Почему незнакомого? Это же старший сержант Перепелица, "комод" его взвода…
Саша сел и огляделся. Куда подевалась заросшая камышом и кувшинками протока? Один унылый камень вокруг. А вместо черенка подсачека в руках - знакомый в мелочах "АКМС" с вытертым до белизны воронением.
- Товарищ лейтенант!..
- Чего тебе, Перепелица? - с силой потер лицо ладонью Александр, прогоняя остатки сна: солнце уже светило вовсю, хотя и не набрало еще всей своей прожекторной мощи, и все равно скоро нужно было вставать.
- Э-э-э… - замялся солдат.
- Не мямли!
- Максимов пропав…
Сон мигом слетел с офицера.
- Как пропал? Что ты мелешь?
- Пропав, - чуть не плакал сержант. - До ветру пийшов и зник, нибы чорты його забралы, - окончательно перешел он на родную "мову".
- По-русски говори, - буркнул сквозь зубы лейтенант, лихорадочно соображая, что делать: такое ЧП с ним случалось впервые. - Пошли, покажешь…
- Вин туда он спустився, - показал грязным пальцем сержант вниз, на жиденький кустик, прилепившийся к отвесной скале близ пересохшего русла ручья: откуда он брал воду, одному Богу было известно. - Я ему кажу: "Сидай тут, за бруствером", а он: "Стесня-я-яюсь!.." - противным тонким голоском, совсем непохоже, сымитировал он речь Максимова.
"Врет! - подумал Бежецкий. - Врет, паразит! Будто не слышал я своими ушами, как он материл солдат, загадивших весь склон! Ишь, чистоплюй хохлацкий! Ну, надраишься ты у меня сортиров, когда в расположение вернемся!.."
Ему вдруг так захотелось врезать кулаком в эту противную конопатую харю с бесцветными, как у поросенка, ресницами, что только усилием воли он пересилил это желание. Но в глазах, видимо, что-то мелькнуло все-таки, потому что солдат как-то съежился, испуганно глядя на офицера своими белесыми, как у мороженого судака, глазками.
- Смотри, Перепелица! Если не дай бог… - Он не договорил и полез через выложенный из плоских камней бруствер.
- Вы куда?
- На кудыкину гору! Топай за мной, Маша-растеряша!.. Стоп! Разбуди Киндеева - будет за старшего!
- А я?
- А ты - со мной! И моли Бога, чтобы Максимов просто заблудился…
- Та де там заблукаты!
- Слушай, Перепелица! Не зли меня… А ну - вперед!
Солдат и офицер осторожно, чтобы не вляпаться в следы жизнедеятельности взвода, обильно усеивающие склон (Саша и сам не раз тут отметился - что поделать, если отдельных офицерских ватерклозетов не обеспечили), спустились вниз.
- Ну и куда он делся? - спросил офицер сникшего сержанта: между скалами имелся проход - узкая щель, вероятно, проточенная когда-то бежавшим здесь водным потоком, но протиснуться в нее не удалось бы и кошке, не то что человеку.
- Я ж кажу: наче на небо ангелы виднеслы!
- Ты уж определись, Перепелица, ангелы или черти, - буркнул лейтенант. - И вообще: нечего тут разводить поповщину! Комсомолец ведь, мать твою…
Он снял с одного из шипов, обильно, будто и впрямь колючую проволоку, усеивающих кустарник, клочок бумаги.
- "…ния двадцать шестого съезда КПСС…" - прочел он. - Наша газета. Максимов тут был, точно.
Рискуя уколоться, Александр отвел одну из ветвей и разглядел глубоко уходящую в тело скалы расселину.
- А это что такое?
- Нимаэ там ничого, - пожал плечами Перепелица. - Глухый кут.
- Чего-чего?
- Ну, это… тупик.
- Какой такой тупик?
- Ну, два-три повороту крутых и стинка.
- Стинка… Дал бы я тебе стинку!
"Все ясно, - с горечью подумал он. - Достал "дед" салагу, тот и не выдержал. Забился в эту нору, ствол под челюсть…"
Перед глазами так ясно предстал скорчившийся в темном закутке труп солдата под широко обрызганной черной запекшейся кровью скалой, что Саша помотал головой, чтобы отогнать видение. Нечто подобное он видел еще там, за речкой, в Союзе, когда их, зеленых "лейтех", замполит водил показывать покончившего с собой "молодого", затурканного "стариками", грозя карами небесными, если будут потворствовать дедовщине. Неужто и тут то же самое? Максимов, бывший студент, как нельзя более подходил в качестве мишени для таких вот "стариков", как Перепелица.
- Стой здесь! - приказал он сержанту, с отвращением глядя в его бегающие глаза. - Я сам схожу, посмотрю что почем.
Но тусклый луч фонарика не натыкался в глубине ни на что, заслуживающее внимания. Офицер уже удалился по извилистому, овальному в сечении ходу метров на десять от входа, миновав не три, а целых пять поворотов, а тупика все не было и не было. Проглядеть ответвление было невозможно: глаза быстро привыкли к рассеянному свету, струящемуся из устья пещеры, и в фонаре, собственно, уже не было нужды. Везде гладкий, словно отшлифованный камень, лишь на самом дне хода, в покатом желобе скопилось чуть-чуть камешков и песка.
- Иди сюда! - крикнул вполголоса Александр, не рискуя чересчур повышать голос: кто знает, на чем держатся эти стены.
- Навищо?.. Зачем, то есть? - послышался голос сержанта.
- Иди сюда, кому говорят!
Бормоча что-то про себя, то и дело чиркая прикладом автомата о стены, Перепелица приблизился, опасливо поглядывая на потолок. Он явно трусил.
- Ну и где твой тупик? - указал ему фонариком офицер в темный зев хода. - Врал ведь, признайся?
- Був глухый кут, - стоял на своем упрямый хохол, прячущийся за свою "мову", как за крепостную стену. - Може трохы дали?
- Дали, дали… Дал бы я тебе! А сквозняк откуда, если там тупик?
Из хода действительно дул ровный ветерок.
- Не можу знаты. Був глухый кут!
- Тьфу ты, пропасть! - в сердцах плюнул себе под ноги лейтенант и прошел дальше, светя себе под ноги фонариком: чем дальше от входа, тем темнее становилось вокруг. В спину ему, едва не наступая на пятки, сопел сержант.
- Е… - вырвалось у Бежецкого, когда на очередном шаге желтый крут канул куда-то вниз и пропал. - Вот ни хрена себе!..
Он стоял на краю резко уходящего вниз склона.
- Был тут этот скат, а? - спросил он через плечо.
- Ни… Тупик був, а скату николы не було…
Опершись о стену и переведя фонарик на самый дальний свет, офицер долго шарил размытым лучом по крутому склону, пока метрах в пятнадцати не различил что-то непохожее на камень.
- Глянь, Перепелица, что это там?
Тот долго вглядывался и наконец неуверенно произнес:
- Тряпка, мабуть…
- Мабуть, мабуть… - передразнил его Бежецкий. - Шапка это максимовская, вот что! - Он для наглядности похлопал ладонью по "афганке" на стриженой голове сержанта. - Там он, внизу…
- Может, живой еще, - разом забыл про "мову" взволнованный Перепелица. - Спуститься бы…
Лейтенант в затруднении почесал в затылке…