- Какая? - поинтересовался Келлхус.
Насколько мог понять Найюр - в основном из-за Серве. Дунианин знал, что он имеет в виду. Он всегда все знал.
- Убивать колдунов.
Снаружи запели горны.
4111 год Бивня, конец весны, Андиаминские Высоты
Ксерий вылез из ванны и поднялся по мраморным ступеням туда, где его поджидали рабы с полотенцами и душистыми притираниями. Впервые за много дней он ощущал гармонию и благосклонность богов… Он поднял голову и с легким удивлением увидел императрицу-мать, появившуюся из темной ниши.
- Скажите, матушка, - поинтересовался Ксерий, не обращая внимания на ее экстравагантный облик, - это случайность, что вы приходите в самые неподходящие моменты?
Он повернулся к императрице; рабы осторожно обернули полотенцем его чресла.
- Или вам удается вычислить нужное время?
Императрица слегка наклонила голову, словно равная ему.
- Я к тебе с подарком, Ксерий, - сказала она, указав на стоящую рядом черноволосую девушку.
Ее евнух, великан Писатул, эффектным жестом снял с девушки одеяние. Она оказалась белокожей, словно галеотка, - такая же нагая, как император, и почти такая же прекрасная.
Подарки от матери - они подчеркивали вероломство подарков тех, кто не был его данником. На самом деле они вовсе не были подарками как таковыми. Они всегда требовали чего-то взамен.
Ксерий не помнил, когда Истрийя начала приводить к нему мужчин и женщин. У матери был наметанный глаз шлюхи - императору следовало бы поблагодарить ее за это. Она всегда точно угадывала, что доставит ему удовольствие, и это нервировало Ксерия.
- Вы - корыстная ведьма, матушка, - сказал Ксерий, любуясь испуганной девушкой. - Есть ли на свете второй такой же везучий сын?
Но Истрийя сказала лишь:
- Скеаос мертв.
Ксерий мельком взглянул на нее, потом снова перенес внимание на рабов, которые начали натирать его маслом.
- Нечто мертво, - ответил он, сдерживая дрожь. - Но что именно, мы не знаем.
- А почему мне об этом не сказали?
- Я не сомневался, что вы вскорости обо всем узнаете.
Император уселся на стул, и рабы принялись полировать ему ногти и расчесывать волосы, умащивая их благовониями.
- Вы всегда обо всем узнаете, - добавил он.
- Кишаурим, - после паузы сказала императрица.
- Ну конечно же.
- Тогда они знают. Кишаурим знают твои планы.
- Это не имеет значения. Они и так их знали.
- Ксерий, неужто ты стал глупцом? А я-то думала, что ты будешь готов к пересмотру.
- К пересмотру чего, матушка?
- Твоего безумного соглашения с язычниками. Чего же еще?
- Матушка, замолчите!
Ксерий нервно покосился на девушку, но та, похоже, не знала ни единого слова по-шейски.
- Об этом не следует говорить вслух. Никогда больше так не делайте. Вы меня поняли?
- Но кишаурим, Ксерий! Ты только подумай! Все эти годы - рядом с тобой, под обличьем Скеаоса! Единственный доверенный советник императора! Злой язык, постоянно отравляющий совещания своим кудахтаньем. Все эти годы, Ксерий!
Ксерий думал об этом: точнее говоря, последние дни он почти ни о чем другом и думать не мог. По ночам ему снились лица - лица, подобные сжимающемуся кулаку. Гаэнкельти, умерший так… так нелепо.
А был еще вопрос, который настолько его ошеломил, что теперь постоянно маячил на краю сознания, невзирая на всю скуку повседневных обязанностей.
"А другие? Другие такие же…"
- Ваша нотация вполне обоснованна, матушка. Вы знаете, что во всем есть баланс, который можно нарушить. Вы сами меня этому учили.
Но императрица не успокоилась. Старая сука никогда не унималась.
- Кишаурим держат в когтях твое сердце, Ксерий. Через тебя они присосались к душе империи. И ты допустишь, чтобы это беспримерное оскорбление осталось безнаказанным теперь, когда боги послали тебе орудие возмездия? Ты по-прежнему хочешь остановить продвижение Священного воинства? Если ты пощадишь Шайме, Ксерий, ты пощадишь кишаурим.
- Молчать! - раздался оглушительный вопль.
Икурей Истрийя неистово рассмеялась.
- Мой голый сын, - сказала она. - Мой бедный… голый… сын.
Ксерий вскочил со стула и растолкал окружающих его рабов; вид у него был уязвленный и вместе с тем недоуменный.
- Это не похоже на вас, матушка. Вы никогда прежде не относились к числу людей, трясущихся при мысли о загробных муках. Может, вы просто стареете? Расскажите, каково стоять на краю пропасти? Чувствовать, что чрево ваше иссыхает, видеть, как во взглядах ваших любовников появляется нерешительность - из-за тайного отвращения…
Он ударил, повинуясь импульсу и метя в ее самолюбие - это был единственный известный ему способ уязвить мать.
Но Истрийя и виду не подала, что ее задели слова сына.
- Пришло время, Ксерий, когда не следует заботиться о зрителях. Такие спектакли сродни дворцовым церемониям - они нужны только молодым и глупым. Действие, Ксерий. Действие - вот главное украшение всего.
- Тогда зачем вам косметика, матушка? Зачем ваши личные рабы разрисовывают вас, словно старую шлюху к пиру?
Истрийя безучастно взглянула на него.
- Какой чудовищный сын… - прошептала она.
- Такой же чудовищный, как его мать, - добавил Ксерий с жестоким смехом. - А скажите-ка… Теперь, когда ваша развратная жизнь почти завершилась, вы решили сыграть роль раскаивающейся матери?
Истрийя отвела взгляд и стала смотреть на ванну, над которой поднимался парок.
- Раскаяние неминуемо, Ксерий.
Эти слова поразили его.
- Возможно… возможно, и так, - ответил император.
В его душе шевельнулась жалость. Ведь в свое время они с матерью были так… близки. Но Истрийя могла быть близка только с теми, кем владела. Им же она давно перестала управлять.
Эта мысль тронула Ксерия. Потерять такого богоподобного сына…
- Что, матушка, вечно мы обмениваемся колкостями? Ладно, я сожалею. И хочу, чтобы вы об этом знали.
Он задумчиво посмотрел на императрицу, пожевал нижнюю губу.
- Но попробуйте только еще раз заговорить о Шайме, и вам несдобровать. Вы меня поняли?
- Поняла, Ксерий.
Их глаза встретились. Император прочел во взгляде Истрийи злобу, но проигнорировал ее. Когда имеешь дело с императрицей, уступка - любая уступка - уже триумф.
Вместо этого Ксерий принялся рассматривать девушку, ее упругие груди, высокие, словно крылья ласточки, мягкие завитки волос в паху. Почувствовав возбуждение, он поднял руку, и девушка неохотно приблизилась. Ксерий подвел ее к ближайшему ложу и растянулся на нем.
- Ты знаешь, что нужно делать? - поинтересовался он.
Девушка подняла стройную ножку и оседлала его. По щекам ее катились слезы. Дрожа, она опустилась на его член…
У Ксерия перехватило дух. Он словно погрузился в теплый персик. Да, мир порождает не только всякую мерзость вроде кишаурим, но еще и подобные сладкие плоды.
Старая императрица развернулась, собираясь уходить.
- Матушка, почему бы вам не остаться? - низким голосом окликнул ее Ксерий. - Посмотрите, как ваш сын наслаждается подарком.
Истрийя заколебалась.
- Нет, Ксерий.
- Но вы должны, матушка. Доставить удовольствие императору - дело нелегкое. Дайте ей наставления.
Последовала пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушки.
- Конечно, сын мой, - наконец сказала Истрийя и величественно приблизилась к ложу.
Застывшая девушка вздрогнула, когда Истрийя схватила ее руку и передвинула ниже, к мошонке Ксерия.
- Мягче, дитя, - проворковала она. - Тс-с-с, не плачь…
Ксерий застонал и выгнулся под нею, и засмеялся, когда девушка пискнула от боли. Он взглянул в разрисованное лицо матери, маячившее над плечом девушки - белым, белее фарфора, - и его обожгла давняя, тайная дрожь наслаждения. Он снова почувствовал себя беспечным ребенком. Все было прекрасно. Боги воистину благосклонны…
- Скажи мне, Ксерий, - хрипло спросила мать, - а как тебе удалось раскрыть Скеаоса?
Глава 3. Асгилиох
"Утверждение "я - центр всего" никогда не следует излагать словами. Это исходная посылка, на которой основана вся уверенность и все сомнения".
Айенсис, "Третья аналитика рода человеческого"
"Следи за довольством твоих врагов и унынием твоих любимых".
Айнонская пословица
4111 год Бивня, начало лета, крепость Асгилиох
Впервые на памяти ныне живущих землетрясение поразило отрог Унарас и нагорья Инунара. За сотни миль оттуда, на шумных, многолюдных базарах Гиельгата воцарилась тишина, когда товары заплясали на крюках, а со стен посыпалась штукатурка. Мулы принялись лягаться, в страхе закатывая глаза. Завыли собаки.
Но в Асгилиохе, что с незапамятных времен был южным оплотом жителей Киранейских равнин, люди валились, не в силах устоять на ногах, стены качались, словно пальмовые листья, а древняя цитадель Руом, пережившая королей Шайгека, драконов Цурумаха и не менее трех фанимских джихадов, рухнула, подняв огромный столб пыли. Когда выжившие вытаскивали тела из-под обломков, они поняли, что горюют по камню больше, чем по плоти. "О крепкостенный Руом! - рыдали они, не в силах поверить в случившееся. - Могучий Бык Асгилиоха пал!" Для многих в империи Руом был тотемом. Цитадель Асгилиоха не подвергалась разрушениям со времен Ингушаторепа II, древнего короля-бога Шайгека, - тогда юг в последний раз завоевал Киранейские равнины.